Разбираемся вместе с Екатериной Пятковой, методистом Архангельского центра помощи детям «Лучик»

— Всё зависит от ресурса родителя. Если мама такая вот обнимуха – способна обнять, обогреть своих биологических детей, да ещё и сирот, – то почему нет? Пусть берёт хоть пятерых, – считает Екатерина Пяткова.

– Но ключевое слово – «обнять»?

— Да, детей надо обязательно обнимать. Обнимая, мы как бы восполняем ту недолюбленность, что ребёнок испытал в кровной семье, детском доме. Но если мама приходит вечером уставшая… А тут ещё дети, напротив которых, образно говоря, надо поставить галочку: «Я их спасаю». Нет, это не работает. Чем спасаю? Тем, что я взяла домой пятерых? Лучше пусть будет один, но мама даст ему максимум любви. Чем по горошинке каждому с мыслью: «Теперь будет меньше сирот».

– Недооценка собственного родительского ресурса? Возможно, это из‑за того, что решение «взять в семью» рождается часто на эмоциях: «Кто кроме меня?»

— Эмоциональный порыв, действительно, распространён. Но жалость – плохой советчик. Бывает, что родители, особенно возрастные мамы, начинают усиленно опекать ребёнка: «Ах, ты бедненький!» Если есть неблагополучие какое‑нибудь по здоровью, то усиленно защищать: «Ведь все над ним будут издеваться!» Но ребёнку важнее другое – обрести уверенность и найти своё место в жизни. Излишняя жалость, как и излишняя любовь – душат. А если ещё сразу несколько тяжёлых детей в семью возьмут…

Я не хочу обобщать, но за воспитание ребёнка с особенностями развития идёт ведь и особая доплата. И это лишь один момент. Недавно к нам приезжали москвичи, представители благотворительного фонда, которые работают с приёмными родителями столицы. Так вот, они прямо говорят, что тренд нынче такой пошёл – усыновлять ребёнка с инвалидностью стало модно: «У меня есть даунёнок, есть аутист, ещё хочу малыша с ДЦП…»

– Ребёнок для «коллекции»?

— Да. И это тревожно, на самом деле. Пошла волна, когда обеспеченные семьи усыновляют особых детей и начинают делать откровенный пиар на этом. Выкладывают фотографии в социальных сетях, подчёркивая особенности ребёнка. Суть: «Я – молодец! Я – в тренде…» Но усыновление – не тот случай, когда пример заразителен.

Ребёнок приходит в семью с разными травмами. Психологический комфорт – главное, что требуется ему. Ребёнку в семье должно быть уютно. Но когда его берут вот так «за копну»… Мол, где трое, там и четверо. При этом не особо понимая, а что с ним делать‑то?

– Семья – это иерархия. Приёмные дети в семье тоже должны появляться, как и биологические – младшие вслед за старшими?

— Да. Иначе происходит путаница ролей. И начинается: «Я тут выше. Я тут дольше». У каждого должен быть свой «кусочек мира» и место, где можно уединиться. Общности хватило и в детском доме. В сиротах «коллективизация» настолько прочно сидит, что когда они выходят в самостоятельную жизнь, многие продолжают жить вместе. Такая «стадность» – от неуверенности. И от того, что усвоен детдомовский урок – вместе легче выжить. Но в семье не должно быть кучности. Дочка мечтает, чтобы ей сказку читали под одеялом. А мама говорит: «Так, засыпай сама. Мне ещё надо пятерых уложить».

– Мало внимания – это одна из причин, почему подростки бегут из приёмных семей?

— Практически все источники конфликтов отсюда. Приёмные родители искренне недоумевают: «Ведь у него всё есть!» А сами его не доласкали. Причём когда дети начинают открыто об этом заявлять, демонстрируя протест, мама отмахивается: «Истери дальше». Посыл: «Я люблю тебя только хорошим».

Мы столкнулись сейчас не столько с бегством из приёмных семей, как с волной возвратов: «Заберите его назад! Он неблагодарный!» А за что он должен быть благодарен? Мама перечисляет: «Я его одевала и обувала». А дальше? Что вы делали вместе? Куда ходили? Есть ли у вас эмоциональные моменты, пережитые вместе?

Обида накапливается. Хорошо, если свою обиду ребёнок высказывает вам открыто. Хуже, когда он начинает «высказывать» самому себе – причиняет увечья, уходит в различные группы и как крайний вариант – уходит из жизни. Аутоагрессия нарастает и нарастает…

– Недавно в Архангельской области рассматривалось уголовное дело, когда приёмная мама велела детям самим наказывать себя. Бить самих себя…

— Приучение к аутоагрессии – это ужасно. Привычка наказывать себя впоследствии может далеко завести. Ремень – не лекарство. Жестокость порождает жестокость. Из детей, зашуганных в детстве, вырастают либо несчастные люди, либо насильники. Особенно если речь о мальчиках, которых авторитарные матери унижали, подавляя их волю. Покажите мне хоть одного человека, который вырос и счастлив из‑за того, что его постоянно лупили в детстве?

– На самом деле, можно часто услышать признания: «Меня воспитывали ремнём, и я стал хорошим человеком».

— Это лишь попытка оправдать своё прошлое. Мы часть своих родителей. Оправдывая их, мы оправдываем себя. И, к сожалению, перенимаем этот же опыт в отношении своих детей.

Лучше поощрять хорошим, чем постоянно наказывать, пресекая плохое. Конечно, есть моменты, когда ребёнка надо быстро остановить, применив силу. Допустим, малыш попадает в зону опасности – выбегает перед машиной. Но если ребёнок просто не слушает, не обращает внимания, а вы начинаете раздавать оплеухи – это не метод. Возможно, он не слышит из‑за того, что сфокусирован на чём‑то другом. Обратите его внимание на себя, но не кричите. Дети, особенно подростки, лучше слышат шёпот. Крик – рефлекторно закрываются уши.

– Бьём, но боимся разговаривать.

— Мы вообще боимся открываться своим детям. Ко мне на консультации часто приходят дети, которые не знают, например, где работают их родители или какое отчество у бабушки. И дети‑то большие. Может, если бы мы чаще делились с детьми своими переживаниями душевными, то и они были бы к нам внимательнее?

– Это к вопросу о том, что дети не умеют сопереживать.

— Да. Мы сами не даём им для этого повода.

– У сирот ведь есть и свои ожидания от приёмной семьи. Детей, вообще, спрашивают, в какую семью они хотели бы попасть?

— Спрашивают, но, к сожалению, желание ребёнка учитывается не всегда. Когда в приёмную семью уходят братья и сёстры – одна ситуация: между детьми уже существуют связи. И система как бы встраивается в систему. Но если все дети разные, то это – космос. И совместить «пазлы» может быть очень сложно.

Конечно, стараемся учитывать особенности ребёнка. Психологи проговаривают на консилиумах, какая именно семья нужна. Например, этому желательно, чтобы в семье были другие дети. Этому – лучше одному. Но родители порой не понимают: «Да что вы? Хороший же мальчик! Мы все подружимся!» И он, действительно, хороший – пока адаптируется.

– А потом?

— А потом тоже хороший, но начинает выдавливать из семьи остальных «конкурентов». Поведение может быть ужасным: бьёт детей, мучает домашних животных, но это своего рода крик о помощи. Ребёнок хочет, чтобы его любили. А родители списывают всё на «сиротское прошлое», на «плохие гены». Проходит пять лет, и на шестой год мама приводит сына в детский дом: «Он не такой, как я мечтала. Он наполнен непонятно чем»… Хочется спросить, а что же за эти пять лет ты сама не наполнила его? Мама, ты где была?

– Родители не обращаются к вам за помощью: «Научите воспитывать»?

— Так открыто – нет. Но повышать свою родительскую компетенцию надо постоянно. Чаще приходят с другим запросом: «Исправьте его! Я не понимаю его!» Между тем мир меняется стремительно. И мы должны меняться и воспитываться вместе со своими детьми. Дети сегодня, если возьмём те же гаджеты, компьютеры, знают порой больше родителей. Такого раньше никогда не было. А мы ещё и не хотим учиться…

Наталья ПАРАХНЕВИЧ