Люди Севера: Ефимыч с толкача

За сорок с лишним лет работы в речном порту Леонид Ефимович Орюпин и песок для строительства возил, и земснарядами заведовал, и роды на судне принимал

Танк-трактор-теплоход

Когда двадцатилетний выпускник Лимендского речного техникума в 1958 году прибыл в Архангельск, по Северной Двине ходили колёсные пароходы – пассажирские и мощные «генералы», тащившие баржи, гружёные каменным углём. Железнодорожный мост только начали строить. Речного порта ещё не существовало – просто пристань «Архангельск».

– По городу ходили трамваи, автобусов почти не было, а на всех островах и переправах – Цигломень, Северодвинск, Левый берег, Кегостров, Архбум – работали пароходики. В Затон, например, ходил «Грузчик», такая паровая машинка – чух-чух-чух, человек сто брал, – вспоминает Леонид Ефимович. – В том месте, где собор строится, стоял деревянный причал, контора – тоже деревянная и мастерская. Ещё два паровых крана метров по двадцать высотой. Вот и вся техника. А на Левом берегу стояли рейдовые буксирные теплоходы – РБТ. Кинули нас на воду, мы завели двигатели и стали работать.

Городская электростанция в те времена работала на угле. С Печоры уголь железной дорогой доходил до Котласа, там его перегружали на баржи, а баржи спускали вниз, в Архангельск.

– Зрелище впечатляющее – караван «генералов» идёт на Краснофлотский, их «деревня» называли, потому что тащили «генералы» штук десять-двенадцать тысячных барж, то есть тысяча тонн угля на каждой. А мы, РБТ, хватаем эту баржу – и на Левый берег. С Левого берега порожнюю – на рейд. Так и растаскивали – туда-сюда. На Гидролизный завод, Экономию, когда куда надо. Всю рейдовую работу делали РБТ. А строили их в Маймаксе, ну, кроме двигателей, это контр­агентская поставка. Подобные стояли на танках Т-34. Простые и надёжные. РБТ – он же как трактор: дежурная каюта на четыре койки, два двигателя, и всё. Зато куда угодно завернёт – с тысячными баржами справлялся очень хорошо. РБТ были незаменимы в начале навигации, они её открывали, лёд долбили, и они же расставляли суда на зимовку. Главное – к судам надо привыкнуть, знать инерцию. В какое время включить задний ход? Поздно включишь, так улетишь в причал или во встречное судно. А вот РБТ встаёт, как вкопанный. Потому что это – танк Т-34.

Друг Кузьмич

– Отработал я одну навигацию и в армию ушёл. Три с половиной года в Калининграде. Вернулся, а здесь уже не пристань «Архангельск», а Архангельский речной порт. Грузооборот большой пошёл. А я за время службы всё на свете забыл, поэтому меня не механиком, а только помощником взяли – на «Лосось», такой триста сил теплоходик. Лименда их строила, и все они назывались, как рыбы – «Кета», «Форель», «Севрюга», «Омуль», «Скумбрия», «Осётр». Потом толкачи появились, и тоже самый простой вариант: рубка, двигатель, всё по‑русски сделано. А на судах началось совмещение профессий, и после шести навигаций на РБТ я отправился учиться капитанскому делу – в Ленинградский институт водного транспорта.

Друг у меня был – Кузьмич, Анатолий Кривоногов, вот мы с ним навигаций пять уже на улучшенном толкаче РТ-277 отходили. Он капитаном, а я дублёром-механиком.

А однажды жена с младшей дочерью приболели, и мне пришлось старшую в рейс взять. Ей тогда лет восемь было. Пошли на Кумбыш, к Белому морю на неделю. Так она даже за рулём постояла. И ночные вахты тоже. Всё к нашему повару Тамаре приставала, та смеялась, учила её картошку чистить и морским приметам – если ласточки летают низко, значит, дождик где‑то близко. Мотористам помогала палубу драить, а Кузьмичу песни пела.

Сейчас Кузьмичу уж под девяносто, он жив-здоров, на своём Силикатном на лавочке сидит.

В час пик на Северной Двине

– Город стал расстраиваться. ТЭЦ построили, Силикатный, Домостроительный комбинат, Кузнечевский завод по производству железобетонных изделий, на «Красной Кузнице» всё время новые цеха строили, дорогу на Карпогоры. И везде требовался песок. В Речной порт пришли гидроперегружатели и дизельные плавкраны. И занимались мы на толкачах в основном перевозками песка.

И сколько их на реке было! А ещё РБТ, пассажирские «Зори» и «Ракеты». Как сейчас на Ленинградском в час пик – пробка.

Краны черпали со дна реки песок, грузили в баржи, толкачи эти баржи в город тащили и по стройкам развозили. Всё, что строилось в Архангельске, строилось на нашем песке. Земснаряды стояли в Тройной горе, повыше Усть-Пинеги, на Мориловом острове, в Вавчуге. Когда начинали – в любом месте брали. Ну а потом экологию изобрели – туда нельзя, сюда нельзя, но земснаряды до перестройки работали.

И так каждую навигацию до самой зимы. Иногда у толкача уже сил не хватало толкать баржу, ещё один поставят, третий – надо было позарез. Гремел порт тогда. По переработке песка – первые в министерстве речного флота.

Вооружение – разоружение

– Каждая навигация начиналась с команды «встать на вооружение». Все двигатели прогреваются, все пробки закручиваются. Срок вооружения толкача – четверо суток. А «встать на разоружение» – наоборот, двигатель остановить, со всех труб, которые идут по судну, воду слить. Привести судно в зимовочное состояние. Самая сложная работа. А терминология военная, потому что речной флот – полувоенная организация, и форма, и погоны. Стратегический объект.

Я зачем‑то решил попробовать поработать на берегу – замначальника района по технической части. Мои были земснаряды и гидроперегружатели. И началось – рабочий день закончился, сломался гидроперегружатель. Начальник порта Чекарев говорит: «Ефимыч, бери девятнадцатую «Ракету», детали и дуй под Березник». А там ведь надо разобраться, как отремонтировать, кого вызвать. Потом на чем‑нибудь обратно в час ночи или в три ночи, и опять к восьми на работу.

И я вернулся на реку, но уже на «Зарю», на пассажирские перевозки. И там началась какая‑то другая жизнь.

Двойной морской рифовый

Работали у нас на практике мотористы-пацаны. Поставляло их Исакогорское речное училище. На второй год обучения они на практике уже должности занимали и хорошо зарабатывали, между прочим. Какой‑то раз всех троих мотористов Сашками звали. Так мы их Санька, Сашка и Шурик называли, чтобы не путаться.

Иду как‑то из Архангельска в Котлас с очередным Сашкой-мотористом. А «Заря» пустая – порожняком шли после ремонта. Видим, у Ластолы кто‑то руками машет. А «Заря» – она причалит где угодно, как лодка. Ткнулись носом в берег, а там кричат: «Скорее, женщина рожает»! Капитанскую каюту под родзал приспособил. По рации сказал – скорую помощь к причалу. Сашка прибегает, губы трясутся: «Леонид Ефимыч, она уже начала»! За штурвал его, а сам побежал ножницы одеколоном протирать, потому что пуповину надо резать. Я же знаю, как рождаются дети, у меня две дочери. И мальчик родился в каюте. Врачи на причале спрашивают: «Пуповину‑то перевязали?» Отвечаю: «А как же! Двойным морским рифовым узлом»!

На младшую дочь история произвела неизгладимое впечатление, говорит, поэтому пошла в акушерки.

Плавание я закончил, мне уж больше шестидесяти было. А иногда снится, как за штурвалом стою. А некоторые мои товарищи стали пароходами-человеками. Толкач «Механик Бондарь» в честь Вячеслава Ивановича работает в Центральном грузовом районе на Жаровихе, пассажирское «Леонид Марков» в честь бывшего капитана «Водника» – на Северной Двине, плотовод «Борис Чекарев» – в Великом Устюге.

Младшая дочь Леонида Ефимовича говорит, что как только она слышит в телевизоре торжественный «левитановский» голос: «Восемнадцатого марта в Российской Федерации…», то каждый раз продолжает: «Нашему папе исполнится восемьдесят лет! Спасибо, что напоминаете!»