Внутри больше, чем снаружи
Эта история началась в июне. С того, что наша компания съела блюдо плохо помытой черешни. На следующий день все пили «Энтеросгель», ещё через пару дней забыли, как мучились животами. Все, кроме меня. Я решила записаться к терапевту.
Оптимизация
А вот фигушки! Талонов не было ни на сегодня, ни на завтра, ни через неделю, ни через десять дней. Так же как и терапевта на нашем участке. Но есть же электронная очередь! Записалась на приём через две недели с надеждой, что за это время «само пройдёт». Не прошло. Пока ждала, занялась самолечением – интернет всем в помощь. Начитавшись и в ужасе поставив себе парочку смертельных диагнозов, позвонила однокласснице – правда, она гинеколог, а не терапевт, но разницы уже никакой.
Маринка была в отпуске, за тысячи километров, но ругаться в телефон ей ничто не мешало: «Немедленно к гастроэнтерологу! В любую платную клинику! Терапевта она ждёт! Сказать, кого можешь дождаться?! Бегом!!!»
Ха! В первой по списку «любой платной клинике» ответили, что их гастроэнтеролог ушёл в отпуск, во второй – что ещё не пришёл из отпуска, в третьей – что уходит в отпуск сегодня, а что вы хотите, лето, в четвёртой – что у них вообще нет такого специалиста, зато они делают все анализы, и вам можем сделать, приходите, в пятой телефон не отвечал. В шестой сказали, что доктор принимает раз в неделю, туда я и записалась.
Гастроэнтеролог помяла живот, и ей всё не понравилось: «Сходите‑ка на УЗИ внутренних органов, я понимаю, что это дорого, но надо, поверьте». Поверила. Врач, которая делала УЗИ, сказала, почти как Маринка: «Вот это да! Громадная опухоль на почке, может, ещё и не злокачественная, но вам надо срочно в онкологию. Бегом!»
Маршрутизация
Телефон онкологического диспансера был занят всегда. Дозвонилась на третий день: «Позвоните через неделю, мы поставим вас в лист ожидания». То есть там предварительная запись на предварительную запись! А самое главное, выяснилось, что направление от платной клиники – просто бумажка. Действительно только направление из поликлиники «по месту жительства». Это называется «маршрутизация». Круг замкнулся, я снова отправилась в свою «четвёрку» записываться к терапевту.
Пока по новой сдавала анализы (у них есть, блин, срок годности – десять дней), ломала голову, как снова дозвониться до онкологии. И как люди туда попадают официальным путём? У меня не получилось. Нашла в своём телефоне номер врача из онкологии, у которой когда‑то брала интервью! Она помогла получить талон в регистратуре.
В очереди к общему онкологу сидело, а по большей части стояло просто какое‑то невероятное количество народа, а мне, наивной, казалось, что это у нас в «четвёрке» очереди. Гардероб по случаю лета не работал, на улице плюс семь и проливной дождь. Народ в плащах, куртках, с зонтиками. А ещё с громадными баулами – из районов, где позакрывали больницы и ФАПы, и люди прямо с поезда (или автобуса) с вещами едут в архангельские больницы. В диспансере шёл ремонт и невыносимо воняло краской, выйти из очереди нельзя, две женщины пошли «подышать», потеряли очередь, крики, скандал, слёзы: «Вы‑то своими ногами пришли, а мы отца на руках принесли!!!» Они действительно принесли мужчину, я видела.
Через два часа в очереди с краской у меня начались галлюцинации, потом кто‑то догадался открыть не только окна, но и двери. Стало дико холодно, но краской воняло меньше. Ещё через два с половиной часа я попала в кабинет, и доктор спросила: «А вы зачем ко мне? У вас почка, значит, к урологу надо». И дала талон «на послезавтра». Это был рекорд и победа. Четыре с половиной часа в очереди, минута в кабинете.
Пациентоориентированность
Дома легла на диван, включила первый попавшийся сериал, фантастический, про доктора-инопланетянина, с философской фразой «внутри больше, чем снаружи», и собралась уже было порыдать над своей горькой судьбой, как зазвонил телефон. Знакомому депутату Госдумы, у которой я тоже много раз брала интервью, понадобилась помощь в написании текста. Да я бы с удовольствием, отвечаю, но сейчас не могу, я тут помирать собралась. «Та-а-а-к…» – сказала депутат. И через час я уже была в федеральном медицинском центре имени Семашко – у них есть квоты на выполнение онкологических операций!
Почему я, работая в областной газете, этого не знала? Хотя, наверное, знала, мы же писали и не раз, просто не нужно было, вот и не запомнила. О врачах Семашко надо писать отдельно. А сейчас я пытаюсь осмыслить то, что со мной произошло. За три месяца хождений по поликлиникам, месяц лежания в больнице и два месяца дома на диване я поняла несколько важных вещей.
Например – в падающем самолёте действительно нет атеистов. И молитвенная помощь действительно помогает. О поразительных мистических случаях знают батюшки и медсёстры реанимационных отделений. Теперь ещё я. А они видят грань между жизнью и смертью, иногда заглядывают за эту грань, иногда вытаскивают с того света, иногда помогают уйти.
Я ни на секунду не сомневаюсь в профессионализме врачей онкодиспансера, я поражаюсь работоспособности терапевтов из четвёртой поликлиники, я бесконечно благодарна врачам из Семашко. Все они – директора, главврачи, просто врачи и не просто врачи, медсёстры, санитарки, регистраторши – ни в чём не виноваты, их поставили в такие условия законами и подзаконными актами, в стране же реформа здравоохранения. Так красиво на бумаге у реформаторов, такие слова напридумывали: маршрутизация, оптимизация, повышение удовлетворённости пациентов, вот ещё шикарное слово – пациентоориентированность!
Что в итоге. Плач и скрежет зубовный тех, на кого было ориентировано. Президент Путин и заместитель председателя правительства Голикова говорят о провале оптимизации здравоохранения. Медики работают. Кто как может. Я за эти полгода повидала всяких. Ответственных и тех, кому наплевать, сердобольных и циников, восторженных и разочарованных, тянущих лямку, внимательных, настороженных, недалёких, умников, завистников, бунтарей, фанатиков и работяг. Спасателей миров. Научилась уважать и ценить тех, кто несмотря ни на что продолжает работать. Как сказал герой фантастического сериала: «Никому не дано знать, когда ему понадобится Доктор».
Позвонила Маринка, та самая одноклассница-гинеколог. Когда, спрашивает, операция‑то назначена? «Да что ты, – отвечаю, – всё давно сделано, работать потихоньку начала». «Не может быть, – удивляется Марина, – по моему опыту, если пункцию брали в августе, то очередь на операцию подойдёт, дай Бог, к Новому году». Всё так, дорогая Маринка. И скорее всего, если бы не мои знакомства, то родственники и друзья к Новому году оплакивали бы меня на кладбище. И большой вопрос – как в больницы попадают обычные люди, которые не работают в газете?
«У нас в рамках национальных проектов, вы знаете, есть и проект «Здравоохранение». Деньги приличные очень выделяются до 2024 года – триллион триста миллиардов рублей. Но этот нацпроект «Здравоохранение» свёрстан таким образом, что в основном… Там есть и на первичку немножко, 237 миллиардов. Но этого недостаточно. Это на шесть лет, до 2024 года, с учётом ситуации, которая сложилась в первичном звене здравоохранения, этого явно недостаточно.
А основные деньги идут на что? Тоже вроде нужные вещи. Это борьба с онкологией прежде всего, основные средства туда. Это федеральные центры, межрегиональные центры, это крупные региональные лечебные заведения. Но рядовой гражданин 80 процентов, 85 [процентов], слава богу, не ходит лечиться от рака, а ходит в свою районную поликлинику или в межрайонное какое‑то учреждение, и там в ежедневном режиме должен получать качественную помощь. Если это будет так, тогда и в высокотехнологичные центры будут обращаться пореже, потому что запускать люди ничего не будут».
Стенограмма встречи с представителями общественности Калининградской области 31.10.2019, г. Светлогорск. www.kremlin.ru
