24.10.2017 08:01

Первая городская больница Архангельска провела первые операции по трансплантации почек

"Мы увиделись на третьи сутки после операции. Дмитрий радовался как ребёнок, что теперь может воды напиться"
Трансплантология – командная работа

История брата и сестры с комментариями врачей больницы имени Еликаниды Волосевич.

В 2005‑м 28‑летний Дмитрий Кислун работал в Коноше машинистом путеукладочного крана на строительстве железной дороги. Неплохо зарабатывал, старался всё делать для жены и дочери. Здоровье было, как у космонавта, что подтверждали ежегодные комиссии.

Дмитрий, 40 лет, реципиент:

– С 2005‑го, когда меня подрезали и избили, всё пошло наперекосяк. Нос сломан, зубы выбиты, на руках и спине ножом содрана кожа, дыра в животе, рана на голове, отбиты почки. Две недели в коме.

…Повреждённый кишечник прооперировали. Ещё врачи волновались из‑за гематомы на голове. Она не рассасывалась, требовались дорогие препараты, а они шли только на заказ. Поставка – неделя. Повезло, что какая‑то женщина отказалась от этого лекарства. Потом лёгкое стало отказывать. Выкачали жидкость.

Через две недели отправили в областную больницу. Хотели вертолётом, но погода была нелётной. Отец с другом на одеяле в поезд занесли. Медсестра сопровождала. В областной больнице нашли загноение возле правой почки. Прооперировали.

…Выписали домой. Через месяц – спаечная непроходимость: тонкая кишка завязалась в узел. Четыре дня вообще не мог сходить в туалет. Как будто меня изнутри резали стеклом по камню, в который превратился живот. Снова – в больницу. В палате – пятеро, чтоб не мешать им, уходил в коридор, сидел на корточках, стонал. Опять разрезали, промыли. Зашивать не стали, хирург сказал, мол, «так зарастёт». Через несколько дней снова прооперировали спайки, распутали кишку.

…Полгода после операции в Архангельске я получал зарплату по среднему. Думал, ещё в строй встану. А потом: «полностью нетрудоспособен», инвалидность. У меня же ещё кишечник вывели наружу. Три года стома стояла. Это вообще не жизнь. Говорили: лечи почки, пока анализы не станут хорошими – нельзя оперировать. А как лечить, если у нас даже уролога нет?

Честно сказать, диет я долго не придерживался, камни в почках росли, как на дрожжах. Язва открылась. Меня отправили в больницу МПС в Москву камни дробить. Пока со стомой жил – не ходил по-большому. Потом – по-маленькому. Стенты стояли в мочеточниках. Мочеточники скрутились, забивались – каждые три месяца на протяжении пяти лет стенты вынимали-вставляли. Наживую, без наркоза.

Только полостных операций мне сделали 11, другие и сосчитать сложно. В очередной раз приехал из больницы – моча страшная. Позвонил врачу. Он назначил антибиотики. Стал принимать – и где‑то на седьмой день слух потерял. Когда бока начали болеть и стал кровью в туалет ходить, УЗИ показало, что почки и мочеточники усыпаны камнями. Почки почистили – ещё пять лет прожил без диализа. А к 2015‑му они сдали. Одна всего 100 граммов мочи давала. Её отрезали, нагрузка на вторую легла. Она, бедная, загнила. И её отрезали.

Екатерина Горбатова, заведующая нефрологическим отделением:

– Когда снижается функция почек, они перестают выводить шлаки, поддерживать другие органы и системы, корректировать электролитные нарушения, образовывать и выделять мочу, выполнять эндокринные функции, участвовать в кроветворении, регулировать артериальное давление.

Если проблемы с почками выявляются на ранних стадиях, мы воздействуем на причину заболевания. Например, контролируем течение сахарного диабета, лечим гломерулонефрит. С третьей стадии почечной недостаточности занимаемся профилактикой осложнений и динамическим наблюдением, чтобы максимально отдалить период, когда пациенту потребуется заместительная почечная терапия. Если пациент попадает в поле зрения врача на финальных стадиях хронической болезни почек, приходится выбирать вид заместительной почечной терапии – перитонеальный диализ, гемодиализ или трансплантацию почки.

Сергей Красильников, главный врач больницы:

– Хронический диализ много лет проводится на нашей базе. И все больные, которые могут проживать в Архангельске, концентрируются здесь. А пациенты из Няндомы, Мезени, Онеги, Нарьян-Мара вынуждены переезжать, чтобы приписаться к диализному центру в Архангельске, Котласе или Северодвинске. Переезд же – всегда смена образа жизни, профессии, нередко – семьи. То есть выход, лежащий на поверхности, – расширять сеть диализных центров.

Однако, во‑первых, новые центры – это дополнительные расходы. Во-вторых, потребности в аппаратах искусственной почки всегда больше, чем их возможности. В-третьих, в условиях развития новых методов высокотехнологичной и эффективной медицинской помощи заниматься старыми неразумно. В-четвёртых, трансплантация в три раза дешевле диализа, она даёт человеку свободу перемещения и, что самое важное, этот метод значительно более физиологичен.

Дмитрий:

– Восемь месяцев я был на диализе в Москве. В Коноше своего диализа нет, надо было ждать места в Вельске. Дождался и полтора года ездил туда. Последнее время чувствовал себя плохо – отец возил. Четыре часа диализ, четыре – дорога. После диализа чешешься весь, давление скачет, башка чугунная. Воды много нельзя. А ноги всё равно отекают. Нервы сдавали. Приеду – жена (вторая) с ужином ждёт. Она всегда поддерживала меня, по инстанциям со мной ходила (я ж не слышу), ссуду взяла, чтоб машину поновее купить – на диализ ездить. А я мог завестись из‑за ерунды, кричал на неё.

Ещё в Москве врачи предложили встать в очередь на трупную почку. В среднем её ожидание – пять лет. При этом доктора объяснили, что родственная – лучше. Операцию можно сделать быстрее, родная почка лучше приживается и дольше живёт. Я дома рассказал об этом.

Валерий Гореньков, заведующий отделением сосудистой хирургии:

– Когда в 1988‑м я пришёл работать в больницу, главный врач Еликанида Егоровна Волосевич, зав. реанимацией Владимир Феликсов и хирург Яков Насонов уже тогда думали о развитии кардиохирургии и трансплантации в Архангельске. Поскольку операции на сердце при ишемической болезни были востребованы больше, а финансовые возможности больницы не позволяли браться сразу за два новых направления, начали с кардиохирургии.

У меня специализация по сосудистой и микрохирургии. В основном это операции на аорте, брахиоцефальных артериях и артериях конечностей. У пациентов с заболеваниями почек мы тогда только формировали сосудистые доступы (так называемые фистулы) для проведения гемодиализа. А трансплантация – это, преимущественно, сосудистая операция. Поэтому начиная с 2014‑го в центре им. Шумакова учились я, ещё один наш сосудистый хирург – Михаил Анисимов, из общих хирургов – Виктор Поздеев и Андрей Тарабукин (они готовятся к пересадкам печени), а также урологи, анестезиологи, нефрологи, нейрореаниматологи.

Ирина Манойлова, 36 лет, донор:

– Когда в 2014‑м брат рассказал, что ему предложили встать в очередь на трупную почку или подумать о родственной пересадке, папа предложил свою. Но в 70 лет донором быть нельзя. Дима сказал: если бы брат был жив, может, он согласился бы. А старшего брата не стало в 2012‑м: ехал на велосипеде и его сбила машина. С того времени и мама тяжело болеет.

И у меня само вылетело: я согласна. Думала только о том, что не могу потерять ещё и второго брата. Все детали нам потом объяснил в Архангельске руководитель центра нефрологии Константин Николаевич Зеленин. Сказал, сначала надо обследоваться, и, если у нас с братом окажется высокая совместимость, Москва возьмёт на операцию.

Подруги отговаривали: «Ещё и ты инвалидом станешь». Говорили: «У тебя сыну всего 14, мало ли что»… Сильно переживал папа. Муж испугался за меня. Мы три года вместе, совместных детей нет. Хотели дочку. Но я 12 лет не могла забеременеть. Решили попробовать родить до операции. Как назло, не получалось.

А весной нам позвонили: можно прооперироваться в Архангельске. Насторожились сначала: страшно быть «подопытными кроликами». Но, сказали, приедут московские хирурги, и мы согласились. В мае обследовались в нефрологии. Операцию назначили на сентябрь. А в августе я забеременела. Гинеколог предлагала родить, а операцию перенести. Но когда я сказала брату о беременности и впервые увидела его слёзы, поняла: такого шанса может больше и не быть. Сделала аборт.

Екатерина Горбатова:

– Наши врачи не только готовились сами оперировать таких больных, как Дмитрий, – врач-нефролог Марина Алексеева длительно наблюдает пациентов после трансплантации почек, выполненных в федеральных центрах. Кстати, о пересадке мечтают не все больные. Как правило, позиция возрастных – «проживу, сколько отпущено». А вот молодые рвутся на трансплантацию. Сейчас в области на диализе более 400 человек. И только около ста пациентов находятся в листе ожидания на трансплантацию.

До этого они проходят медицинские обследования, комиссию из врачей-специалистов, которые определяют, возможна ли операция. Мы можем и отказать в ней, если видим, что пациент не настроен на лечение: получает заместительную почечную терапию, но не соблюдает режим, не принимает лекарства, пропускает сеансы диализа. Значит, и с пересаженной почкой будет вести себя безответственно.

На днях выписали такого. Молодой, женат, есть ребёнок. Около двух лет был на диализе. Почку ему отдала мама. В 2016‑м их прооперировали в Москве. Молодому человеку назначили иммуно-супрессивную терапию, которую получают все пациенты после пересадки любого органа, чтобы не произошло его отторжение. Лекарственную терапию дома он принимал в произвольных дозах, наблюдался нерегулярно. Результат – отторжение трансплантата. Ему пришлось вернуться на диализ.

Ирина:

– Мы приехали в больницу 7 сентября. Десятого, накануне операции, долго гуляли по коридорам, много разговаривали. Веселились даже. Брат‑то уже не боялся ничего – после стольких операций. Поддерживал меня, успокаивал. Но я всё равно боялась.

Виктор Поздеев, заместитель главного врача по хирургии:

– Работали в двух операционных: в одной – с хирургом из Москвы Максимом Корниловым и операционной сестрой Галиной Чертовой забирали почки у Ирины. Важно было не повредить её, оставить достаточной длины артерию, вену и мочеточник. Не получится правильный забор – не будет и трансплантации. Оптимальный вариант – лапароскопическая операция. С одной стороны, нужно сохранить почку в рабочем состоянии, т. е. сделать всё быстро, без технических повреждений и тепловой ишемии, с другой стороны – не навредить донору, у которого забирают здоровый орган. Достали – быстро охладили, промыли, обработали. Почка «пошла» в соседнюю операционную. К Диме.

Валерий Гореньков:

– Во второй операционной – хирурги Игорь Милосердов (центр им. Шумакова, Москва), Виктор Поздеев, Михаил Анисимов, операционная сестра Ольга Гладкая. После формирования артериального и венозного анастомозов восстанавливаем кровоснабжение донорской почки. Снимаем зажимы: почка заполняется кровью. Начинаем формировать анастомоз мочеточника с мочевым пузырём. Самый ожидаемый момент: из мочеточника начинает выделяться моча. По капельке… Почка работает. Можно спокойно заканчивать операцию. Дальше – дело за реаниматологами. Игорь Никулинский, Анна Короленко, Людмила Родионова тоже прошли специализацию в центре им. Шумакова: есть масса особенностей в ведении наркоза и послеоперационного периода у таких пациентов – параметры анестезии, медикаментозная поддержка. Потом их эстафету примут нефрологи. Трансплантология – действительно командная работа.

Ирина:

– Мы увиделись на третьи сутки. Ожидала: Дима будет неподвижно лежать, а он уже ходил по палате. И – счастье в глазах, когда увидел: катетер стоит и моча отходит. Говорит: «Это твоя почка работает». Я ему: уже твоя. Он: «Нет, она всю жизнь твоя будет». Радовался как ребёнок, что теперь может воды напиться. У него даже кожа сразу изменилась, давление нормализовалось, отёки все спали, круги под глазами исчезли. Я и представить не могла, сколько почка даёт человеку.

Дмитрий:

– Очнулся: не надо на диализ. А потом всё на пакет посматривал: так непривычно – моча там. Когда катетер – хобот этот – сняли – через две недели после операции первый раз сам в туалет сходил. Испугался сначала: пописал, а шорты сырые. Что такое?! Сестры памперсы принесли. Дожил, думаю. Недержание, что ли? Как домой поеду? У здорового‑то моча копится – хоп, команда в мозг – ага, иди в туалет. А у меня стенты мочеточники раздражали. Потом уролог всё объяснил. И это дело нормализовалось.

Я только одного боялся: не дай Бог, чтобы почка сестры на ветер ушла, если что. Как бы я жил тогда? А теперь 11 сентября – наш второй, общий день рождения. На свежий воздух хочу. Машину помыть, прокатиться. На рыбалку сходить. К родным в Брянск съездить. Джинсы новые надеть. Сестре обязан ужас как. Меня может понять только тот, кто жил на диализе.

P. S. В день выписки ребят их отцу вручили в Коноше ключи от новой благоустроенной квартиры. До этого Дима жил в ветхом доме с классическим набором «вода, дрова, помои». В октябре – новоселье. А в больнице – очередная родственная пересадка почки.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Елена МАЛЫШЕВА. Фото автора и Людмилы Щукиной