На Няндомской птицефабрике почти завершено конкурсное производство, у нее появился инвестор, а еще – она очень даже конкурентоспособна.
Об этом нам рассказал экс-глава областного министерства агропромышленного комплекса и торговли, а ныне – председатель правления общероссийской общественной организации «Российское аграрное движение» и советник главы Няндомского района по вопросам экономического развития Владимир Личный.
Человек, который в советские годы эту фабрику строил, в депрессивные 90-е поднимал, а сейчас намерен вытащить из очередного кризиса, в котором предприятие находится еще с 2012 года, когда ее, нищую и холодную в прямом смысле этого слова, бросили московские хозяева.
– Владимир Михайлович, вам Няндомская птицефабрика не чужая. Какие чувства вы испытывали, когда в 2012 году ей фактически пришел конец?
– Когда в 2010 году я стал министром сельского хозяйства, мы сформировали перечень из двадцати семи социально значимых и бюджетообразующих областных предприятий, чтобы очень жестко за ними следить. Туда входили все птицефабрики, в том числе и Няндомская, все племенные молочные и животноводческие предприятия, все молочные комбинаты, мясокомбинаты.
Мы понимали, что это предприятия энергоемкие, где работает огромное количество людей. Мы не вмешивались в их хозяйственно-экономическую деятельность, что сегодня активно пропагандируется.
Но что такое хозяйственно-экономическая деятельность? В любом бизнесе есть внутренняя оболочка: это структура производства, положение об оплате труда, взаимоотношения предприятия с контрагентами, и пусть оно в этих направлениях работает. Но есть и внешняя оболочка, так называемая макросреда, где в том числе дотации и господдержка. И тут мы просто обязаны вмешиваться.
Ведь что такое господдержка? Это деньги налогоплательщиков. А в этом случае власть должна понимать, куда движется предприятие, которое ее получает, сегодня, завтра и послезавтра. Мы регулярно вызывали хозяев этих предприятий – не директоров, а именно собственников, – и требовали от них план действий на следующий год: объемы производства, налоги, себестоимость продукции, заработная плата.
Таким образом, существовало понимание, в каком направлении предприятие идет. Каждый квартал баланс предприятий я проверял лично.
– Но, видимо, в какой-то момент перестали, как вы говорите, жестко следить?
– Не хочу сейчас никого критиковать, но руководство области должно было быть информировано в правильном направлении. А в основном шла дезинформация. На всю область было объявлено, что Няндомская птицефабрика неконкурентоспособна. Но ведь это неправда.
Конкурентоспособность – это не только цена. И если она большая и предприятию тяжело выйти на рынок, нельзя сразу заявлять, что оно неконкурентоспособно. Конкурентоспособность состоит из технологии, из инфраструктурной составляющей, из стоимости комбикормов.
Когда в августе прошлого года я сделал анализ по фабрике, то выяснил, что по воде, по канализации для нее был применен почти двойной тариф! Спрашиваю – почему? Никто не может ответить. Выдумали какой-то норматив потребления. Условно говоря, два рубля за куб, а сверх норматива – сразу девять. Но ведь есть же суточные нормативы потребления воды на одного цыпленка.
Скажем, семь граммов на грамм кормов. Кто-то это рассчитывал? Нет.
В итоге фабрика переплачивала, по моим прикидкам, более четырех миллионов рублей в год. Теплоэнергия в течение только одного года выросла почти в два с половиной раза. То же – с электроэнергией.
А в итоге в себестоимости килограмма мяса доля тепла, электричества стала занимать 15 с лишним рублей, когда норматив по всей России не выше семи. Это выливалось в шесть-семь миллионов рублей в месяц. А вот по технологическим параметрам – сохранность птицы, среднесуточный привес и т.д. – на уровне Европы Няндома работала. 60 граммов, нам сказали, был суточный привес.
Европа почти не дает таких показателей. Сохранность, то есть устойчивость к болезням, – 95-96 процентов. Европа девяносто два максимум дает. Как при таких показателях можно говорить о неспособности конкурировать?
– Но помимо долгов за «коммуналку» были ведь большие долги перед «Россельхозбанком».
– Это тоже вопрос к тогдашнему руководству областного минсельхоза. Хозяева – холдинг «ОГО» – берут полумиллиардный кредит. Сначала в архангельском отделении «Россельхозбанка», потом в вологодском. Вы же видите, что это не инвестиционный кредит, что он субсидируемый. Сможет ли птицефабрика вернуть эти проценты? Ведь кредит-то на нее оформляли, под залог ее имущества. А деньги тем временем утекали в Москву. Вы не видите, что финансовые потоки уходят?
– Вот, собственно, про «уходящие финансовые потоки». Как вы относитесь к такому менеджменту, с которым столкнулась Няндомская фабрика в лице московского холдинга «Агропромышленная компания «ОГО»?
– «ОГО» расшифровывается как «Опыт. Гарантия. Ответственность». В 1996 году эта корпорация, направлением деятельности которой были зерно, переработка, мука, комбикорма, была создана под эгидой Минсельхоза России. Туда входили люди, которые были достаточно толковыми управленцами еще с советских времен. И, в частности, они занимались тем, что скупали птицефабрики, создавая так называемые интегрированные холдинги.
Но дальше, как оно обычно бывает, собственники стали продавать свои акции. Покупали, мягко говоря, проходимцы. И в данном конкретном случае, возможно, знали, что контроль со стороны власти за Няндомской птицефабрикой слабый и можно увести кредитные деньги.
– То есть шансов выжить у фабрики не было?
– У фабрики были бы шансы, если вопрос был поставлен в июле 2012 года, когда оформлялся второй транш кредита – снова же на полмиллиарда – в вологодском отделении «Россельхозбанка».
– На что взят был этот кредит?
– Как мне сказали, частично на оборудование, частично – на комбикорма. И фабрика какие-то комплекты немецкого оборудования успела закупить. Я их лично видел, когда в августе мы делали ревизию. Но в основном деньги снова же утекли в Москву.
– Владимир Михайлович, сейчас фабрику сложнее будет поднимать, чем тогда, в 90-е?
– Сложнее раза в два. В 1997 году – тогда, как многие помнят, тоже был обвал национальной валюты: доллар был шесть рублей и вдруг стал восемнадцать, – освободилась большая ниша рынка для мяса. Импортные окорочка стали в три раза дороже.
В ту пору усиленными темпами шла интеграция с зарубежными производителями оборудования. Тогда же заработал нацпроект «Сельское хозяйство», ввели субсидированные ставки. И плюс сама ключевая ставка была не семнадцать с половиной, как сейчас, а где-то семь с половиной процентов. Кредиты мы брали под 12-13 процентов, семь с половиной процентов государство возвращало. Таким образом, мы брали эти субсидированные кредиты, закупали оборудование, выпускали продукцию и очень быстро заняли эту нишу.
Уже в 2006 году фабрика производила девять тысяч тонн мяса птицы в год. Столько было и в советские годы. Ну и, конечно, очень большую роль сыграли кадры. Я часто повторяю – мы можем нарисовать хоть тысячу хороших проектов, но если их некому воплощать в жизнь...
А сейчас только один плюс – сохранено оборудование и инфрастуктура, за исключением размороженных коммунальных систем. Существенно выросли тарифы. По теплу, например, – на 56 процентов.
Это очень болезненные вопросы, которые надо решать в том числе с руководством области. Еще одна проблема – фабрика не успела закупить оборудование для убойного цеха и холодильное оборудование. Его в России не производят. А, сами понимаете, доллар «скакнул». Я делал расчеты исходя из 37 рублей за доллар. Так что рост в два раза.
– Но тогда, возвращаясь к конкурентоспособности – с 2012 года фабрика не работает, а недостатка в мясе птицы мы не испытываем: прилавки заполонила белгородская курица, наша Вельская птицефабрика хорошо работает.
– После того, как Россия запретила ввоз мяса, в том числе птицы, из-за рубежа, освободилась ниша почти миллион тонн по всей России. То есть по идее нам сейчас нужно открыть еще десять–пятнадцать таких птицефабрик, как Няндомская. Мало того, до 2020 года, по расчетам Минсельхоза России, мы только-только выходим на показатель 85 процентов собственного производства мяса птицы.
– В августе, когда вы ездили на фабрику, как вас там встретили?
– Очень много бывших работников пришли. Я даже не ожидал. Все они готовы вернуться на работу. Тогда, помимо всего прочего, мы сделали очень важное дело – перерегистрировали договор охраны имущества, убедив с сентября прошлого года финансировать охрану вологодское отделение «Россельхозбанка», как выдавшее второй транш кредита.
– Не так давно вы снова побывали на птицефабрике?
– На этот раз я был там уже с инвесторами. Достигнута договоренность с нашими областными депутатами, ответственными за агропромышленный комплекс, что если инвестор найдется, ему будет оказана поддержка в виде компенсации на покупку инкубационного яйца, а также затрат на теплоснабжение и электроэнергию в летний период.
– А инвестор нашелся?
– Эта компания в том числе курирует Вельскую птицефабрику. Мы предлагаем создать на Няндомской так называемый замкнутый цикл производства, но по сути – вернуться к тому, что было в советские времена.
Речь идет о создании родительского стада птиц, чтобы получать свое инкубационное яйцо. Сейчас фабрики, в том числе Вельская, закупают его за границей, а из-за возросшего курса доллара получается очень дорого.
Есть такое понятие, как точка безубыточности. Я подсчитал – 6700 тонн мяса птицы в год должна выпускать Няндомская птицефабрика, чтобы быть конкурентоспособной. Ее запуск предполагает создание полутысячи рабочих мест, а та поддержка, что мы просим (по моим подсчетам, порядка 40 миллионов рублей), в течение года вернется в виде налогов в областной бюджет.
– На ваш взгляд, как скоро фабрика сможет снова заработать?
– Все будет зависеть от того, как оперативно мы подготовим проект создания на базе Няндомской птицефабрики центра по производству бройлерного и инкубационного яйца и как скоро защитим его в Минсельхозе России.
Беседовала Марина ТРЕТЯЧЕНКО. Фото Павла Кононова и Николая Гернета
