Валентина Ивановна Сивякова отработала фельдшером в деревне Морщихинской Каргопольского района сорок три года. А фельдшер в деревне был и акушером, и хирургом, и стоматологом, и психологом – да кем угодно
Поедем, да не доедем
– Училась я в Кинешме, попала под всесоюзный выпуск. Шестьдесят девятый год. Нас ехало в Архангельскую область шесть человек. Трое сюда, в Каргопольский район. Едем-едем по железной дороге, ох... Так долго до Няндомы добирались. А от Няндомы‑то ещё сколько! Приехали, наконец, в Каргополь и трое суток жили в гостинице! А не могли попасть по местам назначения. Поедем, да не доедем, обратно вернёмся. На следующий день снова. Дороги размыты, апрель был.
Ну, добралась всё‑таки. Да так и осталась здесь. До две тысячи четырнадцатого, без выезда. А хорошо было. Совхоз большой работал, и в совхоз приезжали бригады врачей. Потом затишье, и теперь вот снова архангельские врачи стали ездить. Я только за. Пожилой‑то человек не всегда в Каргополь выберется, а здесь если что – проконсультируют, отправят куда надо. А сама пришла побеседовать с коллегами. Думаете, медики не болеют, что ли? К неврологу да к кардиологу записалась.
Ой, подружка, что ты?
Работа раньше, конечно, была не такая – дороги были не такие. Их не было. Больных возили, а до Каргополя семьдесят пять километров – часто на тракторе, когда и на попутных машинах. Я фельдшер. Но в деревне как – хоть фельдшер, хоть акушер, хоть хирург, хоть кто. Никого нет, так за всех работаешь. Зуб заболел, придут – Ивановна, что хочешь делай! И что я хочу? Удаляешь зуб. А рана вдруг – надо зашивать. Хоть обезболивай, хоть нет, а зашивать надо.
Вот бабушку одну так век не забыть. Я была как раз беременная. А бабушка о порог пала, зашибла себе весь лоб. Пришли ко мне. А света‑то ещё не было! Его давали временами. У бабушки аллергия, надо делать хлористый сначала. Знаете, что такое горячий укол? Вот, а бабушка не знала, кричит: «Ой, подружка, что ты мне делаешь‑то!!!» Но зашила, конечно.
А родов у меня принято двадцать пять. О! Осмотр делать надо, никакого кресла гинекологического в помине нет. Роды принимали на кушеточке. А когда и на дому. Не обязательно на ФАПе, где застанет.
Первые роды бегала вот отсюда – туда, где сельсовет. Телефон‑то был только на почте да в сельсовете. К роженице сбегаешь, да к телефону сбегаешь – в больницу ж надо сообщить. Прибежишь, а председатель сельсовета:
– Ты чего сегодня бегаешь-то?
– Да у меня Люда рожает.
– О, я думал, ты рожаешь.
– Ну я бы рожала, так не бегала.
На турнецах
А возили однажды роженицу. Отсюда на лодке до Орлова, нам сказали, что там машина свободная есть. Приехали в Орлово, а машина в другой деревеньке. Стоит трактор, только что с Печниково с турнецами, это турнепс у нас так называется, приехал. Ну я вместе с беременной женщиной – на турнецы и в деревню. Там говорят – машина Рыбнадзора есть, но в другой деревне. Мы опять на трактор и – в другую. Приехали, наконец, а нам говорят: «Подождите, девушки, мы ещё ухи не поели». Я как закричу: «Да вы что, не знаете, что ли, что рожать нельзя подождать?!!» Сразу всё кинули и поехали в Каргополь. А со скорой звонят, говорят: «Мы только до половины пути вам навстречу доедем». Я говорю: «Да хоть докуда уже!» И все эти годы так.
Это сейчас, слава Богу, сел, и через час в городе. Тряховитая, конечно, дорога, но она есть. А раньше‑то едешь-едешь, да сядешь с машиной в луже, выйдешь и пешком идёшь. Раз женщина зарожала в компостной яме у дома. Мы с ней собрались в Каргополь. А водитель говорит: «Довезу только до ручья, дальше не проехать». Доехал до ручья. А скорую‑то я вызвала, вот мы и идём с ней навстречу скорой. Она говорит: «Валя, сейчас вот под той осинкой будешь у меня роды принимать». А я ей отвечаю: «Роды‑то принимать, ладно, приму, не первые, но нас с тобой овода сожрут!» А на ту пору идёт бензовоз и везёт двух девушек купаться. Остановили. «Вези», – говорю. Девушки спрашивают: «А мы‑то куда?» «А вы нас здесь подождите. А ты, водитель, если не можешь развернуться, задом сдавай, сажай нас и вези навстречу скорой». Повёз. А куда денешься?
В этом деле всегда так было. Придёшь в совхоз, механику скажешь – нужна машина того‑то туда‑то везти. Сразу машину давали, без разговоров. А уж потом путевочки оформляешь да договоры.
Кто что принёс, в то и заворачивали
А ещё до Каргополя можно было самолётом добраться. И до Петрозаводска, кстати, в деревне нашей аэродром был. И однажды собралась я в Каргополь. Уже и в самолёт пора садиться, а мне говорят – задержитесь, роженицу привезли. Мы с этой роженицей с аэродрома – обратно на медпункт в Орлово. Пока ехали, она у меня в лодочке родила. Помню, говорит: «Чего это я парня родила? Надо было девочку!» Приехали, а у ней плацента никак не отходит. Побежала звонить доктору, мобильных‑то телефонов тогда не было. Доктор мне строго: «Мажьте руки, обезболивайте чем есть и отделяйте плаценту!» Пришлось делать.
А потом по телефону мне сообщают – рейс из Петрозаводска сейчас полетит обратно, и вы на этом самолёте роженицу в Каргополь привезете. Едем, а муж говорит: «И чего поехали в Каргополь? Давай лучше в Лёкшмозеро!» Я говорю: «С ума сошёл? Вручную плаценту отделяли, теперь надо противовоспалительную терапию проводить».
Ну, слава Богу, прилетели в Каргополь, а там такой ливень, такая гроза! А ребёночка заворачивали – кто что принёс, в то и заворачивали, как сейчас помню – в красивую чёрную шаль с кистями. Заходим в зал ожидания в аэропорту, я к кассиру – телефон‑то только у неё, она говорит: «Скорая должна подойти, подождите». Ждём. Лётчики все сидят после смены в рядочек. Говорят: «Так вы пройдите, сядьте». «Да ничего,– отвечаю, – я постою». «Да как постоите, с ребёнком‑то, когда он родился?» «Сегодня». Глаза, смотрю, округлились у всех! «Так ведь не я рожала‑то», – говорю. Они как все засмеются! «А мы‑то думаем, надо же, только родила и садиться отказывается». Ну а тут как раз скорая подошла, и увезли в родилку женщину.
Целая жизнь
Муж мне всё говорил: «Иди давай на пенсию, вместе будем в лес ходить или на рыбалку, или ещё куда, посмотри – все парами, а тебя в лес не вытащишь, ты – всё в деревню». Вышла на пенсию, сначала скучала, теперь уж привыкла. А сейчас вот Юля, фельдшер наша, уйдёт в декрет, и мне грозят – если что, к тебе придём, Ивановна. Не дай Бог, конечно, да и сертификаты теперь на всё нужны, но в деревне куда деваться?
Сейчас новый ФАП построили, а здание старого я хотела купить. Дом действительно старый – с тысяча девятисотого года. Но столько лет в нём отработала – целая жизнь. Только уж очень дорого его оценили, в сто тысяч, так и стоит пять лет, рушится потихоньку.
Три дочери у меня, четверо внуков да один правнук. Две дочки здесь живут, в парке работают, третья – в Мирном. Дети не пошли в медицину, зато вот внучка тоже фельдшер.
