06.12.2018 10:26

«Мы ставим диагноз, а общество ставит клеймо»

Вячеслав Никуличев

По свежей информации ВОЗ, сегодня в мире 2,3 миллиарда человек употребляют алкоголь

Почти 300 миллионов страдают расстройствами, связанными с ним. При этом большинство стран утверждает, что число пьющих у них снижается.

То же самое – у нас в области. Но очередей к наркологам нет. Об этом парадоксе мы сегодня говорим с Вячеславом Никуличевым, главным внештатным психиатром-наркологом области.

– Вячеслав Владимирович, можно радоваться, что число стоящих на учёте в наркологии снижается?

– Страстно желающих добровольно попасть к нам на лечение всегда было немного. Причина одна: заболевание считается неким пороком. Вот если у человека болит сердце, он готов рассказывать об этом, искать сочувствия. Он, предполагается, «неравнодушный», «переживает за мир во всём мире». Если же кто‑то напился, и ему плохо, он – «нехороший человек». Даже если причина его застолья та же самая – переживания «за мир во всём мире».

– Вы хотите сказать, алкоголизм – не порок?

– Алкоголизм – болезнь, которая наряду с другими отражена в справочнике Международной классификации болезней. Диагноз звучит как «психическое поведенческое расстройство, вызванное употреблением психоактивных веществ». Но когда мы ставим этот диагноз, общество на человеке ставит клеймо: алкаш. И пьющий всеми силами пытается доказать, что это не так. Вот почему у многих нет желания и мотивации обращаться за профессиональной помощью.

– Почему всё‑таки алкоголизм – болезнь? Что происходит в организме пьющего?

– У любого заболевания свои причины. В нашем случае первая – биологическая: у людей есть определённая предрасположенность к потреблению спиртного. Например, более высокий риск развития алкогольной зависимости у коренных жителей северных стран: у них в организмах ниже уровень эндогенного этанола. Вторая причина – психологическая. Собственно, чтобы менять своё психологическое состояние, люди и пьют. Переживают, впадают в депрессию – и ищут варианты, как с этим справиться. Если у кого‑то болит зуб, он либо идёт к врачу, либо пьёт обезболивающее. А кто‑то находит способ отрегулировать своё состояние алкоголем.

Дело в том, что при употреблении психоактивных веществ выделяются эндорфины, которые благоприятно влияют на психоэмоциональное состояние человека. Эндорфины же выделяются, например, при занятиях спортом, отчего спортсмены по завершении карьеры легко могут стать зависимыми от каких‑то веществ. Механизм получения удовольствия заблокирован, а потребность организма осталась. И самый простой способ удовлетворить её – бутылка.

У непьющих ведь тоже много проблем. Одни выговариваются с друзьями, другие обращаются за помощью к психологам. А некоторые, у кого механизм получения удовольствия от алкоголя был сформирован изначально и кого с детства не научили получать положительные эмоции иным способом, начинают пить. Получается, как хромому помогает палка, так людям помогает что‑то извне. В том числе – алкоголь. А если палку убрать? Если у пьющего отнять спиртное? Многие, особенно на начальном этапе, пробовали – реально становилось хуже. И они снова хватались за «палку».

А за помощью шли либо когда развивался психоз, либо когда возникали проблемы с полицией. В советское время существовала целая система борьбы с алкоголизмом, и все ведомства должны были предпринимать предписанные действия вплоть до принудительного лечения.

В 2003‑м принудительное лечение было отменено – осталось только по решению суда, после совершения преступления. Однако профессиональное сообщество считает, что меры принуждения и профилактики по‑прежнему необходимы. Но для этого нужно снять риски быть, например, уволенным с работы. Решил человек лечиться, выполняет все рекомендации врачей – поддержите, не отнимайте у него шанс остаться в социуме.

Возьмём опыт Липецкого металлургического комбината, где начали применять современный метод определения хронического потребления алкоголя – CDT. Раньше, если человек до визита к врачу два-три дня не пил, никакими приборами его злоупотребление спиртным было не выявить. Новый метод позволяет по анализу крови выявлять тех, кто пил, допустим, в отпуске месяц назад.

– Зачем? В отпуске же…

– Врачи хотят вовремя обнаружить заболевание. Дальше вопрос в том же: выявляют, чтобы карать? Или выявляют, чтобы лечить? Кстати, это исследование прописано сейчас и в стандартах для пациентов наркологии.

Чем CDT важно для серьёзных производств? Даже если злоупотребляющий алкоголем приходит на работу трезвым, его организм не сразу восстанавливается после пьянки, а это чревато замедленными реакциями, что, например, может привести к производственному травматизму, и не дай Бог, к серьёзным авариям. Дадут потом такому работнику «подуть в трубочку» – всё в порядке, формально был трезвым. Трубочку можно обмануть, а сам организм – нет.

Страшен не человек, а его болезнь

– Хочу вернуться к вашей фразе, услышанной на каком‑то совещании несколько лет назад. «Страшен не человек, а его болезнь». Но как отделить болезнь от человека?

– Спиртное действительно усугубляет некоторые особенности личности. Когда ещё нет зависимости, пьющий может быть в компании самым приятным и желанным гостем. Жёны потом так и говорят: «Он и раньше пил, но он не был таким». По мере развития болезни характер опьянения меняется. Выпивший становится вспыльчивым, агрессивным. Это – действие спиртного. Так что алкоголизм – не социальная распущенность или вседозволенность, как считают многие. Это тяжёлое заболевание с изменением обмена веществ в организме, из‑за которого человек оказывается не в состоянии остановить себя даже после первой рюмки. Перестаёт пить – обмен веществ постепенно нормализуется. Но – медленно и с выраженными психическими и физическими страданиями. Их сложно вынести. Проще дать организму очередную дозу спиртного.

– Как я поняла, жизни без психоактивных веществ нужно учить с детства?

– Уповать на то, что какие‑то запреты решат проблему в целом, бессмысленно. В работе с подростками, в первую очередь, конечно, важна информация. Доступная, понятная, а не только страшилки. Второе – необходимо формировать навыки противостояния социальному давлению. У нас ведь как? Приходишь на мероприятие, где есть алкоголь. Одну рюмку отодвинул, вторую пропустил. И сразу вопрос: ты за рулём? Больной? Если употребляешь – объяснять ничего не надо. Выходит, норма социума – человек употребляющий. Подростку сложно противостоять этой норме.

Третий важный аспект – развитие личности и социальных навыков, определяющих успешность человека. У подростков в подпитии ярко проявляются скрытые желания. Например, потребность познакомиться с девушкой. Парень начинает приставать чуть ли не ко всем подряд. Настырно, похабно – как умеет. Значит, его надо научить быть героем без выпивки. Это касается любых жизненных ситуаций, которых подросток боится, не зная, на какую реакцию людей нарвётся.

И ещё одна задача в работе с подростками – формирование образа жизни, альтернативного употреблению алкоголя. Как‑то в командировке сосед по номеру в гостинице рассказал: у них по пятницам на работе проходят вечеринки под кодовым названием «Сверить курс». А он вообще не пьёт. Есть такая форма поведения у людей – не потому, что больные. Если человек не ест манную кашу, мы же не удивляемся этому. В общем, деньги он сдаёт, сидит со всеми, но не пьёт. Потом сильно «насверявшихся» по домам развозит. А в понедельник начальник начинает планёрку одними и теми же словами: «Сегодня не пьёт, а завтра Родину продаст». То ли шутит, то ли всерьёз… Подтекст: непьющий опасен.

– Какие первые признаки болезни должны настораживать?

– Один из симптомов алкогольной зависимости – утрата рвотного рефлекса. У начинающего любое превышение дозы для организма вызывает его протест, он сопротивляется, буквально кричит: «Это много! Это опасно! Не пей столько!» А человек продолжает пить. И рефлекс утрачивается: чего толку орать, если тебя не слышат?

Ещё один опасный признак – повышение толерантности без признаков алкогольной зависимости. Много выпивает и не пьянеет – это признак зависимости, а не крутизны: мол, посмотрите, каков мужик!

«Всё – они не шутят!»

– Вячеслав Владимирович, нередко пьющих мужчин к вам приводят женщины. А как самих родственников сподвигнуть обратиться за помощью?

– Зависимый человек привыкает к роли жертвы, созависимый родственник – к роли спасителя. На деле спаситель обычно придумывает, как защититься от проблем с пьющим мужем, братом, сыном. Сам покупает ему спиртное, лишь бы избежать очередного скандала. Уговаривает не пить, угрожает ограничить в финансах, отобрать ключи от автомобиля, выгнать из дому… Алкоголик быстро привыкает к запугиваниям, которые ничем плохим для него не кончаются. В результате родные тоже перестают верить, что близкого можно образумить, что алкоголизм излечим. Тем самым «спасители» создают все условия для продолжения пьянства. Психологи же учат, что надо делать, чтобы заставить алкоголика согласиться на лечение. Для зависимого человека должен наступить момент понимания и принятия серьёзности положения дел: «Всё, они не шутят». Алкоголику важно увидеть перемены в родных. Тогда и задумается о том, чтобы что‑то делать.

– В Архангельске есть движение «Анонимные алкоголики». К ним у многих отношение скептическое. «АА» реально могут помочь?

– «Анонимные алкоголики» работают по принципу наставничества: у одного получилось справиться с болезнью, и он помогает в этом другим. Доверительные отношения помогают. Ведь многим даже сложно произнести первую фразу «Я – Вася, и я – алкоголик».

– А она обязательна?

– Да. Чтобы снять зажим, негатив к тому, что алкоголик – это плохо. Со временем они произносят эту фразу, как сказали бы «Я – Вася, и у меня чёрные глаза». Исчезает психологическое отторжение. Было стыдно, стало очевидно. Верующим пациентам помогает и Православная церковь. В её таинствах тоже много реально работающих психотерапевтических техник. Человек скрывает свою проблему, он в депрессии, ему стыдно, он не знает, кому довериться. А после исповеди наступает невероятное облегчение. Вот и выходят из церкви буквально другими людьми, с другими механизмами решения внутриличностных проблем. Блаженство, благодать посильнее эйфории от алкоголя будут.

– Что значит «алкоголик должен осознать проблему»? С чем он должен прийти к врачу?

– Типичный пример поведения – «Сделайте что‑нибудь, чтобы мне было нельзя». Чаще всего имеют в виду процедуру кодирования: то есть не сам человек должен отказаться от спиртного, а я должен что‑нибудь сделать, чтобы ему стало нельзя. «А то, – говорит, – я сейчас сяду в поезд, подойдёт знакомый, предложит выпить, и чё я ему скажу? Ну в поезде ещё отверчусь. А сосед прибежит? Только ему налью? Он обидится и больше не придёт…» Смешно, но для таких случаев мы выдаём бумажку типа: «Он закодирован. Ему нельзя».

– Как за 38 ваших лет в наркологии изменились методы лечения алкоголизма?

– В своё время крайне популярными в России были «Эспераль», «Торпеда», кодирование, и мы считали эти методы, основанные на внушении и инстинкте самосохранения, эффективными. На Западе при этом нас не понимали: у них таких методов не было в арсенале. Была у нас и условно-рвотная терапия, вызывающая отвращение уже при виде или запахе алкоголя. Когда этот метод перестал практиковаться, одна женщина сказала мне: «Что‑то вы худенько лечить стали. Раньше мой у вас полежит и в магазине приблизиться к винному отделу не может. Даже на медсестру, которая процедуру проводила, рвота была. А теперь – ноль реакции».

– То есть эти методы ушли в прошлое?

– Условно-рвотной терапии уже нет ни в Порядках оказания медицинской помощи, ни в Стандартах лечения. В некоторых регионах (в Московской области, например) запрещено и кодирование. Основной метод лечения сегодня – осознанный отказ от алкоголя.

В самом лечении несколько этапов. На первом, если требуется, пациента выводят из запоя – состояния интоксикации. Человеку сложно остановиться после нескольких дней потребления, возникает абстиненция – когда объективно физически плохо. Поэтому чем длительнее запой, тем тяжелее нарушения со стороны всех органов и систем. И продолжать – будет плохо. Самостоятельный же выход из запоя зачастую сопровождается повышением артериального давления, высоким риском развития инфаркта миокарда, инсульта головного мозга, желудочного кровотечения, эпилептического припадка, «белой горячки».

Но детоксикация – только начало комплексного лечения. Психотерапия направлена на создание у человека чёткой установки на это, а также на формирование негативного образа алкоголя и всего, что с ним связано. Медикаментозный путь блокады алкогольной зависимости – введение одного из препаратов, значительно снижающих тягу к алкоголю. Лечение возможно в стационаре либо амбулаторно. В государственной клинике всё – бесплатно.

– Некоторые боятся, что обращение к официальной медицине влечёт за собой увольнение, невозможность получить водительские права…

– Есть такое. При подтверждении диагноза появляются противопоказания для управления транспортными средствами, к занятию государственных должностей, работе с тайной, в детских учреждениях и т. д.

– Лечиться анонимно люди могут?

– Согласно Программе госгарантий анонимное лечение не оплачивается, хотя, как я считаю, оно тоже должно быть бесплатным. А лечиться анонимно можно платно – и в частных клиниках, и в государственных.

– Сколько это может стоить?

– Мне трудно озвучить сумму, потому что у многих всё заканчивается на этапах детоксикации и однократных процедур типа кодирования. Бесплатное лечение может длиться годами. Всё зависит от того, в каком состоянии и с каким настроем человек обращается за помощью.

Каждый раз нам предстоит сделать три шага. Во-первых, человек должен принять решение об отказе от алкоголя. Не примет – никто его заставить не сможет. Второй шаг – поверить, что любой может жить без алкоголя и быть счастливым. И третий – разработать программу лечения.

Например, пациент говорит «брошу пить сам». В единичных случаях с зависимостью можно справиться самостоятельно. Хотите попробовать – дам рекомендации. Не получится – значит, выбрали неверный путь. Варианты – амбулаторное лечение или стационарное в реабилитационном отделении в Талагах. Там можно находиться три месяца. Бесплатно. Если и там не получается, есть реабилитационные центры, где можно находиться дольше. К сожалению – не у нас в регионе. Чаще всего наши пациенты ездят в Дом надежды на Горе в Ленинградской области – раньше там всё было бесплатно, сейчас, насколько мне известно, что‑то приходится оплачивать. Есть школа Валентины Новиковой в Санкт-Петербурге. Всё можно найти через сайты. Либо контакты дадут наши специалисты.

Важно – включить в лечебный процесс самого человека. Потому что зачастую как происходит? «Я принёс вам своё плохое тело. Оно меня не слушается. Оно пьёт. Сделайте его хорошим».

– Подытожим: человек решил лечиться. На какой срок ему настраиваться?

– Стандартное лечение – около месяца. Потом – наблюдение у врача, раз в три месяца. Если возникнут признаки рецидива (кстати, некоторые жёны уже за неделю чувствуют – скоро напьётся), задача специалиста – провести противорецидивный курс.

– Если всё хорошо, можно не показываться врачу?

– Я как говорю: лампочка‑то нигде не загорается, мол, «всё здорово» или – наоборот – «плохо дело». У больных диабетом всё понятно: сахар сами у себя смотрят и знают, что делать в том или ином случае. У нас специальных лекарств типа снижающих давление – очень мало. А к психотерапии многие относятся скептически. Но наши заболевания не подразумевают оперативных вмешательств, хотя учёные пытались найти в мозгу какой‑то очаг, воздействуя на который, можно было бы отучить человека пить. Не получилось. Лекарства тоже ничего не гарантируют.

– Вопрос по поводу таких центров, в каком умер актёр Дмитрий Марьянов. В такие лучше не соваться?

– Есть клиники и центры с лицензией на медицинскую деятельность. Это одно. И есть немедицинские организации, которым рекомендовано заключать договоры с официальными госучреждениями. Договоры предусматривают взаимодействие и контроль со стороны специалистов. У нас работает общественная организация «Поморье без наркотиков». Вот с ней у нас договор есть.

– Если все пьющие решат пойти лечиться, сложно станет попасть к вам на приём?

– Очередей у нас нет. Боятся всё‑таки люди каких‑то ограничений. И это проблема. Если и дальше гайки закручивать, лечиться вообще никто не пойдёт. Поэтому в выигрыше оказываются пациенты, твёрдо решившие отказаться от алкоголя независимо ни от чего и взявшие ответственность за результат лечения на себя.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Беседовала Елена МАЛЫШЕВА