Фермерские тезисы

Фермерское хозяйство Коробовских – одно из представителей крайне немногочисленных сельхозтоваропроизводителей в Верхнетоемском районе. 

Это известный в округе бренд и поставщик натуральных продуктов: мяса, молока, сливок, творога, картошки, капусты, а также дров и сена.

В восьмидесятых годах прошлого века Владимир Александрович Коробовский организовал бригадный подряд по откорму телят на мясо в местном отделении совхоза «Федьковский». Из этого бригадного подряда и образовалось фермерское хозяйство. Потом отец передал хозяйство сыну Александру, а тот – брату Владимиру.

Сейчас в хозяйстве около сотни свиней, два десятка дойных коров, десятка полтора телят и черный холмогорский бык-производитель.

– Район нас очень хорошо знает, – рассказывает Владимир Коробовский, – самые крупные потребители – авнюгские детский сад и школа. Сейчас чутьчуть поднялись цены на молоко и мясо. Школа платит за мясо на 20 рублей больше, за молоко – на 5 рублей. Мясо они принимают по 260 рублей за килограмм, покупают тушами, молоко – по 25 рублей за литр. Мы стараемся кормить детей натуральными продуктами, но торги может выиграть любой другой поставщик, и неизвестно, что он привезет детям. Мясо возим продавать на рынок, есть договор с магазином в Авнюге, возим туда и мясо, и молочную продукцию.

Мы разговариваем в столовой хозяйства, где, к слову, бесплатно питаются все, кто здесь работает. Глава хозяйства больше молчит, а энергичный управляющий Денис Сливко излагает тезисы, под которыми, я думаю, готов подписаться любой руководитель сельхозпредприятия.

– Больших денег в сельском хозяйстве не заработать. Можно держаться на плаву и получать небольшую прибыль. Большая часть нашей выручки уходит на топливо. Да еще «Роснефть» собирается закрывать единственную в округе АЗС в трех километрах от нас.

Сейчас мы можем продать телегу дров и купить канистру соляры на 50 литров на АЗС. А соседние заправки – по 70 километров в ту и другую сторону, ради одной канистры не поедешь. Надо покупать тонну-две. Для этого нужна большая сумма, ее надо будет от чего-то оторвать.

Кадровая проблема не в том, что людей нет, а в том, что в определенное время все стали получать высшее образование, а вот хорошего тракториста, хорошего сельхозработника найти очень трудно, – продолжает Сливко. – Людей отучили работать вообще, и от сельского хозяйства – в частности. Из профессиональных училищ приходят, грубо говоря, ездюки. А сельскохозяйственный тракторист должен знать не только технику. Он должен знать, на каком поле какая земля, какое поле раньше пахать, какое раньше окучивать, как плуг настроить: земля помягче – надо пахать поглубже.

Раньше механизатор – это с шести лет за рулем. Если отец тракторист – значит, и сын трактор водит. У нас работает очень хороший тракторист Сергей. Он не учился в сельхозтехникуме. Но, конечно, права тракториста у него есть. «Отец мой был природный пахарь, и я работал вместе с ним». Сергею обычно не надо ничего подсказывать, мало того, что он знает технику, он знает сельское хозяйство, потому что его отец занимался этим же. Мама тоже работала на ферме. Он знает и как к корове подойти.

У Владимира Владимировича здесь работают два брата. У одного из братьев дочь учится на ветфельдшера. У другого – на зоотехника.

Пытаемся растить специалистов.

– Мы возвели новую убойную площадку, чтобы иметь возможность сертифицироваться в соответствии с требованиями техрегламента ВТО, но пока приостановили стройку. Никто не знает, и не может подсказать, как эта бойня должна выглядеть изнутри. Чем она должна быть обшита? Железом? Пластиком? Еще каким-то материалом? Она у нас деревянная. Надо обшивать, но чем? Мы не знаем. Типовых проектов нет. И требования типа: «Стены должны быть обшиты пластиком» – тоже нет. Указано, что стены должны мыться. Сделаем пластиковые, а нас спросят: «Почему не железные?!» Какая должна быть высота потолка? Пять метров? Или семь, или три? Техрегламент ВТО описывает требования к крупным бойням, чтобы резать десять – пятнадцать голов в сутки. Мы же режем как: в Тойму поехали торговать на рынок – зарезали бычка. Следующего – через месяц. Если у нас не будет бойни, мы не сможем продавать мясо населению, не сможем поставлять его в школу и детский сад. И у нас не станет прибыли.

Мой пасынок Николай работает здесь сторожем-скотником. Ему 22 года, ребенок, жена. Не хочешь учиться, говорю, работай.

Так вот и живем, стараемся.