В Архангельской области множество диковинных мест, где хочется побывать. Вот – Кенозерье. В ноябре-декабре по деньгам получится совсем немного, по ощущениям – другая вселенная
Лошадки мохноногие
Лошадей зовут Мозайка, Чук, Игарка, Физичка, Канада, Кузен и как‑то ещё – запомнить сразу не получается. Но хочется. Должность их хозяйки, Розы Борисовны Захаровой, звучит солидно – заведующая сектором животноводства Кенозерского парка. Пока в секторе только мезенские лошадки и два забавных любопытных пони – Пеппи и Прайм. Но скоро будут козы, овцы, коровы, куры, гуси. Название уже придумали – экоферма «Конный двор». Потому что во дворе можно держать всех. А кого‑то и спасти. Северных короткохвостых овечек, например. Их уже очень мало осталось.
– Первую «мезенку» я купила лет пятнадцать назад и сразу влюбилась в эту породу, а вообще лошадьми занимаюсь уже больше двадцати лет. По специальности я ветеринарный фельдшер, – рассказывает Роза Борисовна. – Сначала их здесь было три – Заряд, Канада и Светлая. Потом парк купил ещё, да я привезла, да два родились. Сейчас их четырнадцать. А в прошлом году для них купили трактор и косилку, сено теперь в рулоны заворачиваем, красота!
Красоты здесь много – и кокетливые лошадки, стреляющие глазами из‑под чёлки, как девчонки-подростки, и ревнивые жеребцы. Самый главный – Чук. Ему двадцать один год, он немножко пожилой, но очень удалой. Летом мезенок возили на выставку в Санкт-Петербург. Чук, Игарка и перспективная кобыла-трёхлетка Мозайка заняли все призовые места в соревнованиях аборигенных пород. А Чук ко всему прочему получил титул «Краса аборигенов» и орден почёта.
– Когда выбирали красу аборигенов, остался только Чук и кабардинец. Долго нас гоняли по этому рингу. И зрители уже хлопают Чуку. Он же – ого-го какой мужчина! Как кобылку увидит какую – ржёт и достоинства свои демонстрирует, – гордо объясняет Роза Борисовна, поглаживая коня. И идёт к другому стойлу. – Мозайка, стоять, Мазая, стоим, хорошая девочка! Мозайка у нас самая шустрая – шило в заднице! А Чук так хрипит, потому что его кобыла!
Каждый день на конюшню прибегают дети из деревни. Они чистят лошадей, расчёсывают гривы, подстригают и косы заплетают. Ну и катаются, конечно. Женя Нефёдова и Артём Курмин наперебой рассказывают, что у каждой лошадки свои щётки – массажные, скребница, мягкая щётка, жёсткая. Как у людей зубные щётки, это же все знают, ну.
– Я просто хотела покататься на Пеппи, а оказалось, можно ещё и заниматься! Не, нас не двое, нас девять сюда ходит, половина школы, считай, – объясняет Женя.
А Тема говорит, что летом будет ходить на озеро и купать лошадей.
– Приходите вечером, Чука запряжём в сани, где вы ещё на чемпионе прокатитесь?
Красивая завивка
В озёрном и лесном краю много и рыбных блюд, и мясных. Но богаче всего лёкшмозерская кухня на выпечку. На Новый год тут пекли «свинки», такой пирог в форме рыбника. А «свинка» – потому что очень жирное тесто. Этого пирога много не съесть, только маленький кусочек. Валентина Александровна Нефёдова ловко замешивает тесто и приговаривает: «А в день весеннего равноденствия пекли тетёрки. И калитки, и наливки, и подорожники, и сочни. В пост – на воде и ржаной муке. На праздник – сдобные, с горохом, с творогом, с крупами».
Мастер-класс по праздничным калиткам прост, результат – умопомрачителен. Двести граммов масла, двести граммов сметаны, немножко соли, чайная неполная ложка гашёной соды. Мука.
– Вот вам фартучки и платочки. Замешивайте, только чтобы не слишком плотное тесто было. Шарик небольшой раскатываем. Теперь начинку внутрь – кому творога, кому малины, и защипывайте ватрушки-калитки. Эх, бабушки раньше защипывали как‑то иначе. Теперь в печку. Очень быстро, нужна высокая температура, тогда они получаются рассыпчатыми. А если медленно, то будет не разгрызть. Если у кого в городской квартире случайно русской печки нет, то – в жаркую духовку и тоже очень быстро – минут пять-десять.
– Валентина Александровна, смотрите, у меня получилось красиво защипать, наверное, предки проснулись!
– Да, красивая завивка, но раньше всё равно делали немножко не так.
Есть тонкие пироги, здесь их зовут «пироги с таком», потому что без начинки – так. В Каргополе их называют погонялка. Это традиция – кончается обед, надо какое‑то завершающее блюдо. В Лёкшмозере – пироги с таком и кисель. Если кисель подали – значит, пора домой собираться.
Гостинчик от зайчика
Геннадий Александрович Дворянкин – ихтиолог, научный сотрудник парка, его основная обязанность – изучение рыб всех озёр Кенозерского парка и Онежского Поморья. Но главная‑то рыба, это, конечно, ряпушка. Её в озере много. И у неё всё хорошо.
– Я изучаю ряпушку из уловов. В этом году с запасами всё хорошоГеннадий Александрович с напарником считают чешуйки, меряют рыбу сантиметром, отдельно взвешивают икру.
– Правильное название – ряпушка, всё остальное – местные диалекты. Замечательная рыба, ценная. Самый маленький сиг, – увлечённо рассказывает Геннадий Александрович.
Ловят ряпушку буквально три недели в году. Много – четыре. В конце ноября делают запасы: морозят, сушат, коптят, вялят, икру заготавливают. Закатывают в масле в пол-литровые банки – здесь это называется шпроты. Они, ясное дело, вкуснее, чем шпроты, кто может сравниться с лёкшмозерским сигом?! Балтийская килька? Я вас умоляю.
А по чешуйкам ихтиолог определяет возраст рыбы – как по кольцам у деревьев.
Местные рыбаки шпроты продают. И это самый лучший подарок из Лёкшмозера – гостинчик от зайчика.
Тропой медведей и муравьёв
Муравьи бывают внутригнездовые рабочие, свита самки, няньки, строители, санитары, фуражиры, охотники, сборщики пади, разведчики, наблюдатели. А вы думали! Прогуляетесь в лесу по тропе муравейников – узнаете много полезного о функционально-групповой иерархии. Буквально леденящие душу истории из жизни муравьёв. Например, о том, что муравьихи живут до тридцати пяти лет, рабочие муравьи – два года, фуражиры – два месяца.
А как насчёт селфи с вымершим млекопитающим, окончательно исчезнувшим четырнадцать тысяч лет назад? Шерстистым носорогом? Где ещё такое есть? Всё равно как покататься на чемпионе!
– Нам тут историю рассказывали, как учёные работали, медведей изучали, нет, не у нас в парке. Так вот один нашёл берлогу и запустил девушку вперёд.
– Это правильно!
– А не заметили мишку в берлоге и столкнулись нос с носом. Девчонка завизжала, спасли. Теперь медведей больше не изучает.
- На муравьёв переключилась?
– Так с ними‑то попроще будет! Вот ещё про медведей. Вы знаете, целиком муравейники разоряют только молодые мишки. Опытные сковыривают исключительно верхушку, там, где личинки. И медведь наедается, и муравейник восстанавливается.
На вечерухе
– У нас в деревне как? Если девки стесняются, значит, девки хорошие. Покров пройдёт, девка за прялку, начинаются вечерухи. По-нашему вечерухи, а по‑вашему не знаю, корпоративы, что ли?
– А почто ты, Марфа, печь‑то так накалила? Давай, запевай.
– Жалебну али не очень?
– Давайте жалебну!
Программа «Лекшмозерская вечеруха» – по желанию. То есть произвольная, хотя, конечно, лучше, чтобы обязательная. Тогда придёт понимание, откуда берутся необыкновенные дети и кто спасёт мир.
Надежда Александровна Антуфьева руководит коллективом и уверяет, что у них «не сильно авторитарный режим»:
– Прабабушка рассказывала, ещё в сорок седьмом году они выступали в Каргополе. Районный смотр-конкурс, фотографии остались. Я помню этих бабушек, сарафаны синие. Мы – плавное продолжение, давно поём! Сначала назывались «Лекшмозёрочка», одни женщины выступали. Пели-пели, а потом у нас дети стали петь. Ну, мы название сменили – на «Любо-дорого». И как только название сменили, сразу парни стали появляться. Как ведь яхту назовёшь, так она и поплывёт.
Яхта плывёт задорно, с огоньком. Пацаны абсолютно непредсказуемого возраста – кто восьми, а кто и семнадцати лет, – пляшут, поют частушки, недоумевают – неужели не полюбят девушки курносые?
– Жалко, спелись, бац – уезжают учиться! А на каникулы летом приезжают, все приходят. И костюмы с собой в Архангельск возят. Мы когда туда ездим, так они к нам присоединяются. Самые красивые, самые голосистые в этом году Маргаритинку открывали!
Наде Куликовой семь лет, говорит, что у неё имя редкое, что она дома тоже поёт, репетирует.
– Внучка у Надежды Санны ходит, вот Надя, глядя на неё, выпросила, выревела, чтобы её привели на репетицию, – наперебой объясняют певуньи в дивных сарафанах, – А уж потом пришли её старшие брат и сестра.
А Даня Боголепов в девятом классе, тоже пришёл сам и сказал: «Хочу песни петь». Собирается поехать учиться в Северодвинск, работать на «Севмаше».
– Смотрите, какие они на подъём лёгкие! Сегодня ко мне прибежали, глаза горят – а нас вчера на конюшне спрашивали! Они доброжелательные, не капризные, не кокетничают, надо – делают, – с любовью рассказывает Надежда Александровна. – Вот сейчас мы учим обряд. Парни, надо петь молитву Богородице. Парни выучили всё, басят хорошо: «До-стой-но есть! Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу». А девчонки? У них были ленты в косах, а когда надо стало носить платочки, застеснялись. Мужчины сказали – «Ой, какие вы красавицы в платочках все!». Сейчас в очередь становятся – тётя Надя, завяжите! У нас в Латвии друзья есть, дети, они приезжают третий раз, чтобы с нашими поиграть. На первой вечерухе – там же целовальные игры – девки шарахались от наших парней, а потом уже щёчки подставляли!
И снова хохочут женщины, соглашаясь со своим руководителем:
– Вы не думайте, мы не только поём да пляшем, прясть умеем и жать, мы – люди деревенские, много чем занимаемся! А костюмы у нас настоящие. И сапоги у парней, и косы у девок! И сами парни, и девки настоящие!