Кто такие бедные люди и почему нужны нацпроекты, чтобы бедности стало меньше

Об этом мы говорим с Артёмом Вахрушевым, заместителем председателя правительства Архангельской области по социальным вопросам

Артём ВахрушевКак‑то так повелось, что социальным блоком областного правительства всегда руководили женщины, к тому же раньше работавшие в этой сфере. Назначение Артёма Вахрушева на «социальную» должность, который до этого занимался предпринимательской деятельностью, сломало эту традицию. Уже девять месяцев он работает в областном правительстве, и пришло время для первого интервью.

– Артём Владимирович, когда вы приступали к работе, были ожидания, что по неопытности непременно наломаете дров. Вы эти ожидания оправдали?

– Я бы не назвал это неопытностью, это, скорее, отсутствие необходимого объёма специализированной информации для принятия решений. Опыт в управлении персоналом и финансами, в коммуникации, в организационном проектировании и многозадачности у меня более 15 лет. Мне никогда не доставалось решение простых задач. Всегда это были либо предприятия в предбанкротном состоянии, либо новые виды деятельности. И одно из основных правил – это не рубить с плеча. Обычно трёх месяцев было достаточно, чтобы вникнуть в проблематику и начать принимать грамотные управленческие решения. В данном случае понадобилось чуть больше. Сейчас работа идёт в штатном режиме, есть чёткое понимание, что и как нужно изменить. Положительные изменения уже начались, и скоро, я уверен, люди почувствуют их влияние на свою жизнь. Правда, когда предлагал первые преобразования, стало понятно, что социалка, это не только экономика, но и стройка, и политика … и сострадание.

– Что для вас ещё стало новым, неожиданным?

– Сюрпризов было множество. Например, размеры некоторых социальных выплат – 50 или 120 рублей в месяц. Их вводили лет двадцать назад, в сложные времена и с тех пор не индексировали. Тогда это была необходимая помощь, важна была каждая буханка хлеба, а сейчас они никак не улучшают жизнь тех, кто их получает. Но из‑за таких выплат мы «размазываем» тонким слоем иногда сотни миллионов рублей.

– Кстати, и те, кто их получают, тоже сетуют – дают копейки будто в насмешку…

– А отменить нельзя, люди сразу возмутятся.

– Но если бы они поняли, что эта льгота вернётся им другим путём, а не то, что её отобрали и дело с концом, думаю, что согласились бы…

– Поэтому я и говорю, что пришло время серьёзной инвентаризации социальной поддержки на региональном и федеральном уровнях. К примеру, только по министерству труда, занятости и социального развития у нас порядка 90 мер социальной поддержки. Даже специалист не сможет их всех на память перечислить. Более того, столько разных мер на разных уровнях – есть федеральные, региональные, муниципальные, но при этом иногда сложно понять, а что именно получает конкретный человек? То есть сложно увидеть всю картину целиком. И выходит, что льготы получают «категории граждан», а не те, кто в них нуждается.

– Само слово «нуждается» тревожное, оно говорит о бедности. А сколько у нас в области людей официально считаются бедными?

– Чуть менее 150 тысяч человек, проживающих в регионе, находится за чертой бедности.

– А как это определяется?

– Есть очень простая методика – это прожиточный минимум, установленный в регионе. И бедность – это одна из самых больших проблем в стране в целом, об этом недавно говорил и президент.

– Кто у нас самые бедные – пенсионеры, инвалиды?

– Нет, ведь пенсия в большинстве случаев выше прожиточного минимума. В эту категорию мало попадает также и инвалидов – у них есть меры поддержки. Бедные – это семьи с детьми, при том не обязательно многодетные. Это 60 процентов от всех, кто официально попал за черту бедности у нас в области.

– Если взять семью, где двое детей. Допустим, мама сидит дома по уходу за ребёнком, а папа получает порядка сорока тысяч в месяц, что считается относительно неплохо, но они уже за чертой бедности. Возможно, такая семья внутренне даже не ощущает себя бедной, считая эти трудности временными.

– Сейчас стоит задача – к 2024 году эту нерадостную статистику уменьшить в два раза. Бедность, действительно, проблема. Но считаю, что и тут надо изменить методику определения тех, кто попадает под это понятие. Есть целая когорта мужчин средних лет, самого трудоспособного возраста, которые живут в селе, получают пособие по безработице, при этом имеют своё хозяйство, бывает, что и гектар земли, кто‑то из них охотится, продаёт мясо. Но и они входят в число бедных. И, что немаловажно, здесь не соблюдается принцип социальной справедливости. И реально нуждающиеся могут поддержку не получить потому, что мы или размазываем её тонким слоем по широким категориям или отдаём тем, кто не нуждается.

– У вас есть уже идеи, как эту ситуацию можно изменить?

– Я уже говорил, что необходимо провести инвентаризацию всех льгот именно для соблюдения социальной справедливости. И приступить к формированию областного Социального кодекса. У региона может появиться документ, который объединит в себе все меры поддержки. И мы будем понимать, какую из них получает конкретный человек, и в чём он нуждается.

– Но людям уже сегодня хочется ощутить улучшения жизни, а не ждать 2024‑го года или принятия даже очень хорошего и правильного кодекса.

– Сегодня тоже принимаются решения, которые направлены на то, чтобы улучшить качество жизни людей. Например, очень долго не индексировалась ежемесячная денежная выплата ветеранам. С Нового года она вырастет практически в два раза. Это наш совместный труд с «Единой Россией», областным Собранием. И то, что теперь многодетные семьи могут выбирать – взять участок земли или деньги, – тоже, считаю важным решением. Просто нам предстоит поменять подход к распределению социальной поддержки, отойти от шаблонов. И это делается для улучшения качества жизни людей. И очень важно, чтобы люди это понимали.

– Да, в социальной сфере информированность особенно важна. Можно принять хорошие законы, но если люди этого не поймут, социальная напряжённость гарантирована, как говорится, на ровном месте.

– У меня была встреча с многодетными матерями. И вот сидят рядом две мамы – в обеих семьях одинаковое количество детей. Одна говорит, что всё плохо, а другая, что всё не так уж и сумрачно. Просто вторая была лучше информирована о том, какие изменения прошли в сфере поддержки многодетных семей.

– Не кажется ли вам, что нечто подобное происходит и с национальными проектами. Просто люди не соотносят их со своей жизнью.

– Да, согласен, мы, занимаемся национальными проектами, создавая колоссальную инфраструктуру, даже в советское время таких социальных строек не было, а люди не очень представляют, зачем это делается и как это изменит жизнь конкретного человека. Опять проблема недоинформированности.

– У нас же есть историческая память, когда всё делалось «выполняя решения съезда партии», а теперь вот национальные проекты. Ну что без них разве не построили бы садик или школу?

– Не построили бы. Дело в том, что деньги идут дополнительные из федерального бюджета, а чтобы их получить, необходимо участвовать в конкурсных процедурах. Если сидеть, сложа руки, никакие дополнительные деньги не придут. Если бы мы активно не участвовали в конкурсах, то сейчас не строилось бы 20 детских садов и 5 школ, множество других объектов. Когда столько строилось? Без нацпроектов это было бы невозможно. Мы говорим, что люди должны почувствовать улучшение своей жизни. Но вот пример – 1 сентября открылась школа в Ерцево Коношского района. Разве это не улучшение жизни всего посёлка? Школа на 231 ученика, к тому же при ней открылась школа искусств на 60 учеников. Этот культурный комплекс изменит жизнь всего Ерцево. Но надо помнить, что национальные проекты в образовании – это не о том, что построили красивые здания и рады. Они направлены на то, чтобы из этих современных зданий потом выходили образованные люди. Не просто хорошо обученные, а именно образованные – современные, воспитанные, культурные, знающие историю своего края.

– В общем, нацпроекты – не для чиновников, а для людей тоже?

– Прежде всего, для людей! Но и люди должны в них участвовать. Мы можем настроить спортивных и оздоровительных центров, а согласно нацпроекту они будут строиться. Но надо ещё убедить людей заняться своим здоровьем. Есть немало историй, когда врачи вытаскивают пациента огромными усилиями к жизни, потом назначают ему реабилитационные меры, льготные лекарства. Но он уезжает и продолжает тот образ жизни, к которому привык. И когда я слышу только критику медицины, хочется сказать, критикуйте, но сначала разберитесь в этой тематике…

– Но зачем человеку разбираться в медицинской тематике, если он просто сидит в очереди четыре часа, чтобы попасть к терапевту, то есть получить первичную медицинскую помощь? И об этой проблеме тоже говорил президент…

– Да, развитие системы оказания первичной медико-санитарной помощи – это проект номер один в большом нацпроекте «Здравоохранение». Если на месте человек не получит помощь, дальше она может оказаться бессмысленной. Именно поэтому мы уже сейчас реализуем внедрение пациентоориентированной модели поликлиники в 16 медицинских организациях. Активно занимаемся диспансеризацией, с начала года её прошли уже 109 тысяч человек, но мы не можем человека притащить на аркане, он должен сам захотеть и прийти. Наша задача – проинформировать и затем качественно оказать услугу.

– Чего у нас для этого не хватает – прежде всего, кадров?

– Всё же у нас есть медицинский университет, значит, у нас не всё так плохо. И наши медицинские организации укомплектованы кадрами на 78 процентов. Есть у нас программы «Земский доктор» и «Земский фельдшер», по которым выплачиваются солидные подъёмные тем выпускникам, которые едут работать в сельскую местность. Но бывает, что, осмотревшись, они эти деньги возвращают. Ведь очень трудно городскому человеку приспособиться к сельской жизни…

– А те, кто обучался по целевым направлениям? Они возвращаются?

– Возвращаются. Но тоже не все. Бывает, что берут кредит 300–400 тысяч, компенсируют понесённые государством расходы и уходят в свободное плавание.

– По закону это можно?

– Да, по закону всё правильно. Деньги они вернули, но мы потеряли главное – время. Но как удержать вот таких выпускников в глубинке? Несомненно, нужны новые подходы в стимулировании.

– Такой ответ есть?

– Надо изначально искать тех, кто хотел бы работать на селе. Также ехать в Москву и Санкт-Петербург, встречаться с выпускниками вузов и объяснять, почему стоит возвращаться в свою область. Над этим мы сейчас работаем – найти дополнительную мотивацию для выпускников медицинских вузов. Это задача, которую поставил губернатор.

– Недавно была в Котласе. Там люди жалуются, что напротив городской поликлиники вырос частный медицинский центр. Попасть на приём по полису ОМС в поликлинике очень трудно, зато через дорогу платно – пожалуйста. Конечно же, приём ведут те же врачи…

– Видим такую позицию бизнеса – зачем учить, если можно дать врачу на пять тысяч больше и забрать его себе? Но если частные медицинские организации не будут разделять нашу ответственность, а будут продолжать вести себя «чисто бизнесово», то ничего хорошего не получится. Сейчас строится частный медицинский центр в Архангельске, он возьмёт на себя обслуживание десяти тысяч человек по полису ОМС. Хорошо это? Конечно. Но внимание, вопрос – где этот центр возьмёт кадры? Ответ понятен – в поликлинике, которая находится рядом. Поэтому мы собственникам будущего центра объяснили, что они сами должны заботиться о кадрах и точно так же готовить их. И поверьте – так будет.

– Коль мы говорим о доступности медицинской помощи, то, конечно, сюда входят и лекарства. Но возникли разногласия «Фармации» и главных врачей, которые никак не могли договориться. В результате страдали люди. Этот вопрос как‑то решается или решился?

– В мае прошлого года приняли областной закон, всё, вроде, там красиво, но «не поехало». Почему – как раз мне поручил разобраться губернатор. И вот этот этап завершён. И могу сказать, что ситуацию мы разобрали пошагово и нашли решение. Внесены необходимые прикладные изменения в порядок взаимодействия, в том числе все государственные медицинские организации подключены к специально разработанному облачному решению. Думаю, что 15 декабря стороны пожмут друг другу руки и уйдут в Новый год с подписанными контрактами на следующий год. Не получится, будем садиться и ещё раз искать решение.

– Артём Владимирович, а вы сами в какую поликлинику ходите?

– Я приписан к Первой городской. Осенью планирую пройти диспансеризацию. Вообще, и я, и моя мама, и все мои родственники ходят в обычные поликлиники и тоже рассказывают мне о плюсах и минусах нашего здравоохранения.

– У вас такая сфера деятельности, что, наверное, не только родственники, но и друзья и знакомые жалуются и критикуют?

– Да, конечно. Бывает в компании люди сидят и жалуются – вот у нас ничего не меняется, власть плохая. Я спрашиваю – хочешь что-то изменить? Я отведу тебя в кадровую службу, устроишься на работу в правительство, увидишь систему изнутри, будешь иметь право её критиковать. А ещё сможешь сам её изменить, а главное – изменить жизнь людей. Правда, чаще всего слышу либо отказ, либо отговорки.

– Это возможно – изменить жизнь людей?

– Да, мы реально можем менять жизнь людей. Меня всё время спрашивают – зачем пошёл на это место? Уверен, что смогу принести пользу области, её жителям. Ведь не всё измеряется деньгами. Поэтому и приглашаю в команду людей амбициозных. Такого исторического и важного момента может не повториться в нашей жизни, когда в регион вкладываются колоссальные финансовые и организационные ресурсы. И ожидается такой же результат.

– А вы сами как попали на такую неожиданную должность? Вы о ней мечтали?

– Конечно, я не мечтал об этом месте. Поработать в правительстве Архангельской области мне предложил Игорь Анатольевич Орлов. Это был такой нормальный мужской вызов – заняться непростым делом… У меня были сомнения, но сейчас сожалею, что время было упущено, предложение прозвучало в сентябре, а я раздумывал до декабря. Больше бы успели.

– Вы человек обеспеченный и самодостаточный, как вы сами сказали. Хорошо ли вы понимаете людей, которые входят в сферу вашего влияния, а это, в том числе, бедные, нуждающиеся?

– У меня нет никаких сомнений, что я их хорошо понимаю. Я – житель Архангельской области. Родился и первые семь лет жил в Карпогорах, потом семь лет – в Лешуконском районе, каждое лето ездил в Вилегодский район, где мои предки поселились почти 600 лет назад. За 39 лет я объехал практически весь регион. Моя семья самая обыкновенная, как тысячи поморских семей. Мы также ходим в школы, поликлиники, магазины, театры, общаемся со своими родственниками из глубинки, вместе проводим праздники и выходные. Все мои близкие живут в Архангельской области, а я уезжал отсюда только на один год – учиться в Европу. У меня здесь друзья со школы, с которыми я постоянно общаюсь. Я отсюда никуда не планирую уезжать. Я стараюсь много времени проводить с семьёй, со своими близкими, это мой жизненный приоритет, моё качество жизни. Это моя Родина. Родина, которую я понимаю. И я хочу формировать здесь среду, в которой будут жить и мои дети тоже. Разве это не самая серьёзная мотивация? А для меня есть ещё один дополнительный стимул жить в Архангельске – мамины пирожки по воскресеньям. Таких не будет нигде.