Пять линий обороны на Севере построили в 1941 году забытые ныне участники фортификационных работ. Трудились они на территории действующей армии от Мурманска до Петрозаводска
Н. М.Комягина. Фото изархива внучки Марии КомягинойДля меня участие земляков в фортификации – это ещё и личная история, связанная с моей добрейшей тётушкой Натальей Медоновной Комягиной (Шушковой) из вологодских крестьян-тружеников. Будучи рабочей Соломбальского сульфат-целлюлозного завода (будущий целлюлозно-бумажный комбинат), она получила приказ побыстрее собраться в дорогу: давай-давай, много чего с собой не бери, можно и в одном платье ехать; через пару недель вернёшься; не опоздай на пароход.
Такие, как Наталья Медоновна, никогда не опаздывали – ни в августе 1941‑го, когда ей было двадцать лет, ни позже.
На судоремонтном заводе «Красная кузница» уже в срочном порядке были изготовлены ломы, кувалды, лопаты – во исполнение решения Государственного комитета обороны о проведении фортификационных работ на Северном фронте, а также телеграммы от 26 августа первому секретарю Архангельского обкома Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) Г. П. Огородникову от заместителя председателя Совета народных комиссаров (правительства СССР) и члена ГКО Лаврентия Берии.
По решению ГКО руководство Архангельской области обязано было мобилизовать на строительство линий обороны в Карелии и Мурманской области 30 тысяч ещё не призванных в армию мужчин, а также женщин, юношей и девушек. 7 сентября 1941 года Георгий Петрович Огородников в совершенно секретном порядке информировал секретаря ЦК ВКП (б) Г. М. Маленкова о том, что мобилизовано и отправлено в пункты назначения на 354 человека больше.
В Архангельске хорошо знают, что 31 августа 1941 года к нам пришёл первый конвой союзников «Дервиш». 80‑летие прихода будет отмечено. Город к этой дате подготовится, разумеется. И сделает это, конечно, лучше, чем на открытии памятника северным конвоям, когда на церемонии цветы к нему возлагали иностранцы, но не наши моряки – о них забыли.
На три дня раньше прибытия «Дервиша» отошёл от причала Красной пристани первый пароход с будущими участниками оборонных работ – «Родина». Потом один за другим пошли пароходы «Карелия», «Герцен», «Будённый», «Леонид Красин», «Куйбышев» и другие.
О первом рейсе напоминала мемориальная доска, установленная на здании Морского музея благодаря усилиям председателя совета участников оборонных работ З. А. Шиловского. Доску на время ремонта здания сняли, а снова не установили. Зосима Александрович умер. Ушли в лучший мир почти все, кто рыл окопы, ходы сообщений, строил блиндажи в три наката, доты, землянки, наблюдательные пункты, ставил проволочные заграждения. Тому уже немало лет, как некому реально беспокоиться о мемориальной доске.
Участники оборонных работ представляли кто дальний колхоз, кто – областной краеведческий музей, кто – обком ВКП (б), кто газету «Правда Севера». Запас продовольствия имелся у людей на три-четыре дня. Вскоре стало понятно, что физического труда очень много и надолго, а Мурманская область и северные районы Карело-Финской ССР «располагают ограниченными продовольственными ресурсами, в силу чего установленные нормы питания не соблюдаются, а некоторые продукты совершенно не выдаются (жиры, чай, сахар)» – из информации, полученной Архангельским обкомом партии и Военным советом Архангельского военного округа от Главного управления оборонительных работ Народного комиссариата внутренних дел и Северного управления строительства оборонительных сооружений НКВД СССР.
З. А. Шиловский. Фото из архива Сергея ДоморощеноваКандалакшский горком тоже не порадовал Огородникова в сообщении от 3 октября: городской комитет партии «всё, что было в торговых и хозяйственных организациях в наличии из одежды и обуви, мобилизовал и организовал выдачу остронуждающимся. Однако положение сегодня в части обеспечения одеждой и обувью остаётся тяжёлым, буквально 30–40 процентов рабочих и работниц не могут выходить на работу из‑за отсутствия одежды и обуви. По этой же причине резко увеличилась заболеваемость среди мобилизованных».
Горком обратился в наш обком с просьбой срочно организовать посылки – в адрес полевого строительства №26 – из ватных полупальто, ватных телогреек, брезентовых брюк, сапог, ботинок, рукавиц. Надо думать, в Архангельске сообщения не игнорировали, но как бы то ни было – некоторых сельских жителей выручало умение плести лапти; другим приходилось подрезать рукава фуфаек, чтобы спасать ноги.
И без того скудное питание стало двухразовым – утром и вечером. На обед – ягоды. А после обеда надо валить лес толщиной в верхнем отрубе не меньше 30 сантиметров, гатить вековыми деревьями болота. По этим гатям пойдут солдаты 14‑й армии.
Эпизод: две девушки заблудились в лесу, долго искали своих, вышли, наконец, на дорогу, увидели автомашины, в которых сидели наши солдаты. Они спросили: «Что вы здесь делаете, бабушки?» А усталым, исхудавшим «бабушкам» было по 18 лет.
Из воспоминаний З. А. Шиловского: «После окончания Черевковской средней школы в Черевковском районе (ныне Красноборском) я всё лето работал в колхозе «Маяк». В конце августа в числе других колхозников получил повестку о мобилизации на оборонные работы. 2 сентября мы прибыли в Архангельск. Утром следующего дня вышли в море. 4 сентября пароходы «Вишера» и «Комсомолец» подошли к причалу Кемского лесозавода. Выгрузились в сумерках, а ночью нас построили, выдали по буханке хлеба, и мы двинулись в путь. На первом привале нам объявили, что идти к финской границе предстоит 146 километров, пойдём только ночью, курить и разводить костры нельзя. Добирались мы до озера Ухта трое суток. Там нас распределили в отделения по 25 человек. В нашем отделении было 18 мужчин, двое юношей, пять женщин. Сразу же стали строить шалаши с каменками. В первый готовый шалаш поселили женщин.
Особенно трудно поддавались земляные работы – земля карельская сплошь забита камнем. Крупные валуны приходилось окапывать всем миром, а когда сил недоставало, ночью калили их огнём, поливали водой – и тогда камень лопался, его убирали по частям.
Приближалась зима, земля замёрзла, копать становилось всё труднее. В середине ноября наше и другие отделения перебросили на новые места – за 30–50 километров. Весь путь мы прошли пешком по глубокому снегу. Нашему отделению поставили задачу построить из подручного материала десять землянок с печками. Не гася костра, мы спали на двадцатиградусном морозе под открытым небом, на плахах, покрытых хвоёй.
Думаете, какие у нас были лекарства? Одна марганцовка… Порог родного дома я переступил в конце декабря в последней стадии дистрофии».
В Мурманской области, в районе Кандалакши, вместе с земляками расчищал от леса территорию для аэродрома Н. Г. Блохин. Затем он в группе из 60 человек строил дорогу за Кольским заливом. Подрывники камни ломали, а другие убирали осколки, ровняли местность лопатами. Хотя дорожники находились на безлесной территории как на ладони, немцы обстреляли их только два раза: решили, что дорога самим пригодится. Не пригодилась.
Строители жили в палатках, мёрзли; голодали; жутко обносились; обовшивели.
После оборонных работ Николай Георгиевич наденет солдатскую форму, будет воевать под Сталинградом в качестве разведчика миномётного полка, и не только там. Трижды ранен, контужен. После войны станет моряком и замечательным фотографом-любителем, но мастером, автором фотобуклета «Жил и видел».
Из северян формировались также банно-прачечные отряды; некоторые молодые медработники пополнили медсанбаты, спасали раненых на передовой.
В 1985–1986 годах журналист «Правды Севера» Е. Е. Салтыков рассказывал в Н. Т.Американцева с сыном. Фото изархива В. Ф. Толкачёвагазете об участниках оборонных работ в рубрике «Подвиг народный». («Северный комсомолец» вёл рубрику «Линия обороны»). В сентябре 1986 года Евгений Евгеньевич стал одним из организаторов встречи в Доме культуры «Красной кузницы» людей, которых, увы, не назвали участниками войны, хотя они работали порой под бомбёжками и артобстрелом, были среди мобилизованных и убитые.
В репортаже с этой встречи («Спасибо вам, северянки», 17 сентября) Салтыков привёл воспоминания жительницы Архангельска Лидии Аполосовны Копытовой (цитирую в сокращении):
«Медсестрой в Кандалакшу меня командировал Соломбальский райздрав. Ехали на пароходе «Родина», была сильная качка в Белом море. Когда приехали в Кандалакшу, стали всех определять, кого куда. А нас ещё везли в Медвежку. Там было всё разорено. Я побежала до аптеки. Нет никого. Набрала бинтов, валерьянки, спирту для обработки. Потом направили на берег реки Верман.
Я работала за фельдшера и медсестру. Когда взрывали камни, то приходилось оказывать первую помощь. В старом домике сделала стационар для больных. Продуктов не хватало, я ходила по снегу, искала ягоды, чернику и бруснику.
Все мои медикаменты вышли. Да тут ещё роженица одна. Когда направляли, она скрыла свою начальную беременность – думала, на несколько дней едут, не больше. А получилось – на несколько месяцев. Пришлось ехать с роженицей, а поезда долго не было. Хорошо, что имелся спирт. На вокзале пришлось принимать недоношенного мальчика. Но он родился мёртвым… Мы снова поехали на Верман».
В 2005 году в «Правду Севера» написала письмо жительница Новодвинска Ефросинья Гавриловна Иванова: «Над нами пролетали фашистские самолёты, немцы выбрасывали листовки, в которых было написано: «Кончайте работу, красные войну проиграли». Но мы не боялись. Делали своё дело».
В том, что враг не смог захватить Мурманск, перерезать Кировскую железную дорогу, огромная заслуга участников оборонных работ. Была среди них и молодой журналист «Правды Севера», вчерашняя выпускница школы № 3 Нина Тимофеевна Американцева (в будущем – тележурналист). Из её воспоминаний: «Никто тогда не считал свой труд героическим, а положение ужасным. Каждый знал, что на этой мёрзлой земле, в этом голоде и холоде есть и его фронт. У каждого на фронтах Великой Отечественной сражался кто‑то из близких – муж, отец, сын, брат… По вечерам уставшие и голодные женщины говорили о них, мечтали, как о счастье, получить весточку с фронта, одно лишь слово – «жив», и больше ничего не надо. Но почта в землянки не приходила».
30 ноября 1941 года в «Правде Севера» опубликовано сообщение ТАСС об Указе Президиума Верховного Совета СССР, которым «за образцовое выполнение заданий правительства по строительству оборонных объектов награждены работники специальных строительств НКВД»: орденом Трудового Красного Знамени отмечены 29 человек, орденами Красной Звезды и «Знак Почёта» – 21 и 122 человека соответственно, медалями «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие» – 124 и 43.
Тех, кто работал ломом и лопатой, не наградили.
В Интернете я прочитал о судебном деле 2014 года: участнице оборонных работ пришлось доказывать своё право носить звание ветерана Великой Отечественной войны. Распечатал текст – он занял десять страниц с лишним.
Суд принял решение в пользу старой женщины, не приняв во внимание доводы службы социальной защиты.
Моя тётушка умерла давно от рака пищевода – не исключено, что сказалось питание всухомятку.
Если бы она захотела получить звание ветерана войны, не имея свидетелей её тяжелейшей работы, если бы и в архиве не нашлось подтверждающих документов – в отличие от случая с женщиной из Красноборского района, – она ушла бы из суда, опустив голову, со слезами.
Должное людям вовремя не отдаём.