Между храмом и пилорамой

В слове «достояние» здесь – самый минимум пафоса. Если это не достояние – то что тогда? Как объясняют экологи, старовозрастный лес – это лес, который существует так долго, что уже сменилось несколько поколений деревьев. И в Архангельской области мы имеем последний в Европе крупный лесной массив, не затронутый рубками и прочей промышленной деятельностью человека – это лес в междуречье Северной Двины и Пинеги. На этой территории он растет со времени последнего ухода ледника, а значит, ему порядка четырех тысяч лет, а то и больше...

Если задуматься, это фундамент, на котором можно строить брендирование нашей области. Последний в Европе нетронутый еловый лес, в котором живут растения и животные, уже исчезнувшие на других территориях, – это отличный образ для региона, который был-был и перестал быть «всесоюзной лесопилкой».

Но над этим красивым образом в прямом смысле слова маячит топор.

Где Соловей-разбойник свистал, там уже нет ничего

Недавно Баренц-отделение Всемирного фонда дикой природы проводило пресс-тур для областных и федеральных журналистов. Выезжали в Пинежский государственный заповедник, говорили об особо охраняемых природных территориях. Какие ценные территории мы можем потерять в ближайшее время, какие ООПТ нужно создавать, какие, наоборот, созданы зря и ничего толком не охраняют... Мы ходили на экскурсию по охранной зоне заповедника, а потом собрались для разговора в его администрации. И буквально первый вопрос, который задал нам координатор проектов Баренц-отделения WWF Денис Добрынин, был такой: – Как вы думаете, почему офис Всемирного фонда дикой природы в Архангельской области есть? Почему его нет, например, в Рязанской области? Правильный ответ: потому что там нет природных объектов, которые имели бы мировое значение. А таких лесов, какие сохранились в Архангельской области, в мире осталось очень немного.

Например, если говорить о более южных лесах, лесах широколиственной зоны, то целую природную зону мы потеряли. Как выразился эксперт WWF Артем Столповский, «мы уже никогда не увидим тех лесов, где Соловей-разбойник свистал и которые вошли во все былины». Старые широколиственные леса сущими кусочками остались в Чувашии, в Тульской области. Смешанные леса сохранились двумя маленькими участками: один в Тверской области, в Центральном лесном заповеднике, другой – в Костромской области, заповедник «Кологривский лес».

– Когда на эти участки заходишь, даже неверующему хочется молиться. Входишь в лес, как в храм. И понимаешь, что мы потеряли, – говорит Артем Столповский.

Про храм – это очень тонкий момент, потому что есть большой соблазн брать такое отношение за образец, за полюс, за «плюс». Тогда на другом полюсе будет выражение координатора лесной программы Гринпис Алексея Ярошенко: «Лес расценивается как месторождение бревен». Во время этого пресс-тура Ярошенко часто цитировали... Но в жизни почти не бывает полюсов, прямых аналогий и точных метафор. Между храмом и пилорамой много чего есть живого и разнообразного.

Давайте договариваться

Вообще, кроме различных биологических, я для себя в этом пресс-туре сделала одно социальное открытие: нормальные экологи знают слово «компромисс». Вот имя – Артем Столповский. Я его сейчас пишу и понимаю, что многие лесопромышленники, которые вдруг это читают, тихонько поскрипывают зубами. Потому что, продолжим играть с фразеологизмами, Артема на зуб попробовали...

Так вот, Столповский нам очень искренне говорил: – Мы четко воспринимаем систему ООПТ как основу, на которой можно выстраивать социально-экономическое развитие области. И которая очень часто соответствует интересам местных жителей: нередко они сами выступают с инициативой «прикрыть» какой-либо участок, который имеет не природоохранную, а социальную ценность.

То есть если у вас есть четкое представление, что вы на своей территории хотите охранять строго, что – помягче, а что – совсем не охранять, вы лучше понимаете, как строить на этой же территории экономику.

Где очень хорошо развивать туризм, а где лучше этого не делать. Какая на самом деле у вас расчетная лесосека. Где можно добывать полезные ископаемые, не боясь, что завтра к вам придут юридически подкованные экологи...

Главное – определиться с приоритетами, с отправными точками, от которых вы строите свою политику и свое хозяйство. Второе «главное» – разговаривать. В качестве примера «договорного» подхода экологи демонстрировали проект Двинско-Пинежского заказника: по их словам, со всеми лесопромышленниками, которые арендуют участки в предполагаемых границах заказника, есть джентльменские соглашения о том, 1 октября 2014 года Артем Столповский что лес они там не рубят.

– Весь этот ценный массив составляет около миллиона гектаров. Но такие ценные крупные массивы не удается сохранить целиком, – говорит Денис Добрынин. – Мы понимаем, что каким бы ни был наш леспром, в нем работают люди. И, как правило, мы требуем сохранять 20–50 процентов от площади тех малонарушенных массивов, которые остались.

Половина и больше таких лесов остаются в распоряжении лесопромышленных компаний, как и раньше.

Поэтому если вы слышите, что Гринпис или WWF хотят погубить лесную отрасль – это неправда. Наша задача – найти компромисс между суперценным, что нам хотелось бы сохранить, и жизнью людей на этой территории.

Другое дело, что создание ООПТ обычно затягивается надолго. Кроме всего прочего, причина в том, что даже ООПТ регионального значения нужно согласовывать на федеральном уровне.

Все это время лесопромышленники не понимают: потеряли они этот участок или еще нет. Потом, пока тянутся согласования, может поменяться руководитель в компании. И приходится по новому кругу вести переговоры. Сейчас проект ДвинскоПинежского заказника находится именно в такой ситуации. Экологическая экспертиза дала добро. Лесные арендаторы, повторимся, если верить экологам, согласны повременить и не рубить. Дело за исполнительной властью.

Вернувшись из пресс-тура, мы сделали запрос в областное министерство природных ресурсов и ЛПК.

Министр Сергей Шевелев рассказал, что вопросом создания в Архангельской области Двинско-Пинежского заказника занимается согласительная комиссия: – Будут взвешены все доводы «за» и «против», только после этого появится обоснованное решение. Главная проблема – в согласовании площадей. Для создания заказника планируется использовать около полумиллиона гектаров лесных угодий. Это огромная площадь, которая промышленно еще не осваивалась: изъятие такого фонда очень больно ударит по предприятиям лесопромышленного комплекса Архангельской области, что нельзя не учитывать.

17 процентов – это много или мало?

Но оценка площадей, как оказалось, – такая штука, в отношении которой нет однозначного подхода. Заместитель руководителя ГКУ «Центр по охране окружающей среды Архангельской области» Юлия Хрусталева рассказала: к созданию новых ООПТ в области предлагаются 24 территории. Семь из них – это представленные к расширению уже существующие территории и 17 – совершенно новые. Если все это будет создано, то площадь всех наших ООПТ составит 14 процентов от площади Архангельской области.

В зале раздалась реплика: – Недобор. – Нас часто обвиняют в том, что мы предлагаем «закрыть» охранным статусом слишком много слишком крупных территорий. На самом деле существует международная конвенция о биоразнообразии, которую подписали 150 стран, включая Россию. По этому соглашению страны заявили о намерении к 2020 году сохранить не менее 17 процентов своих наземных территорий в составе ООПТ, – пояснил Денис Добрынин.

По оценке директора некоммерческого партнерства «Прозрачный мир» Дмитрия Аксенова, даже планируемых сегодня ООПТ недостаточно, чтобы достигнуть порога в 17 процентов. Потом еще надо внимательно смотреть, что это за ООПТ.

– Почти 40 процентов ООПТ Баренцевоморского региона имеют режим охраны, не гарантирующий защиты от наиболее разрушительных типов антропогенного воздействия: рубок, строительства, добычи полезных ископаемых. В России ситуация хуже среднего – у нас эта цифра составляет более 60 процентов площади существующих ООПТ. В Архангельской области – почти 54 процента, а если считать с Землей Франца-Иосифа и с Новой Землей, то более 62 процентов, – рассказал Аксенов.

В целом попытка проанализировать степень охраны разных экосистем, климатических и высотных зон показывает общую тенденцию: 21 охраняется то, что проще, а не то, что более ценно.

Нелесные территории (болота, тундры, ледники, голые скалы и вода) охраняются лучше лесных, северные биоклиматические подзоны – лучше более южных, горные территории – лучше расположенных ниже по рельефу.

– Ну вот вы достигнете своих 17 процентов, и что потом? Останетесь без работы? – прозвучал вопрос, наверное, провокационный, но столько же и закономерный.

И пока шли доклады, конкретного ответа на него мы не услышали. Но уже вечером, в автобусе, разговор к нему вернулся. И экологи ответили. Если сводить этот ответ совсем уж к простой формуле, звучит он так: мы будем учить рубить лес правильно. Работа такая уже ведется – в рамках лесной сертификации, когда лесопромышленники, которые поставляют свою продукцию на экологически чувствительные рынки Европы, должны иметь сертификат, подтверждающий: они сделали все, чтобы на своей делянке сохранить биоразнообразие, а ценные леса – не рубить.

То есть мы вернулись все к тому же: ООПТ нужно создавать так, чтобы не было плохо местным жителям и лесным поселкам, а лес рубить так, чтобы не стереть навсегда само лицо Архангельской области. Это и будет – между храмом и пилорамой.