Этот малыш появился на свет немного раньше срока – на 33–34 неделе
Родным сообщили, что операция кесарева сечения прошла успешно, показатели здоровья малыша весьма и весьма оптимистичны. А вечером на следующий день близкие малыша пытались осмыслить совсем другую новость – его больше нет.
Началось следствие, в ходе которого были проведены две комиссионные судебно-медицинские экспертизы. Врачи, как и многочисленные представители медицинского сообщества – свидетели защиты, – настаивали на том, что лечение было проведено верно. Указывали на то, что здоровье мамы было неидеальным, не лучшим образом характеризовали и врача, у которого она наблюдалась во время беременности, и даже диагностическое оборудование, на котором проходили обследования. Заявляли, что ребёнок изначально был нездоров, как и мама, в результате стремительно развилась пневмония.
Выводы экспертов, однако, были иными: несмотря на наличие показаний ребёнку не был введён препарат, который позволил бы преодолеть серьёзнейшие проблемы с дыханием, обусловившие дальнейшее развитие пневмонии. Лечащий врач, как показали эксперты, недооценил тяжесть состояния новорождённого. Сторона защиты указывала, что введение обсуждаемого препарата на таком сроке беременности требуется лишь пяти процентам новорождённых, испытывающих трудности с дыханием. Данные экспертиз свидетельствуют – малыш был в числе этих процентов…
Молодая женщина, потерявшая дитя, услышала в свой адрес на суде много нелестных слов, несмотря на это, и она, и её близкие вели себя сдержанно, с достоинством. Так, один из родных потерпевшей, представлявший её интересы, отметил, что доверяет выводам экспертов, не менявших своего заключения в отличие от врачей районной больницы. Он сообщил, что никто из врачей больницы не пытался общаться с ними, тем более – принести свои извинения, звонки и требования встречи, уговоры разрешить все вопросы в досудебном порядке обрушились на семью после возбуждения уголовного дела:
– В какой‑то момент у потерпевшей случилась истерика, ей постоянно звонили и подсудимая, и её знакомые, уговаривали подумать, внушали, что ребёнка не вернуть, а деньги не помешают, ведь скоро снова рожать. Я её попросил отправлять всех звонящих ко мне. Мне позвонил главврач районной больницы, предлагал решить вопрос в досудебном порядке, объяснял, что подсудимая – отличный специалист, и если её не будет, всем станет хуже, она не виновата, а виновата система. Я ответил, что в суде он получит возможность рассказать, в чём виновата система, может быть тогда по результатам судебного решения система улучшится и дети не будут умирать. Разговор шёл и о финансовом решении вопроса, но я пояснил, что это решение отца и матери ребёнка, которые хотят выяснить истину. После этого звонки матери продолжились, тогда я позвонил главврачу и сказал, что если звонки не прекратятся, мы обратимся в следственный комитет, сообщим, что на потерпевшую оказывают давление. Лишь после этого звонки закончились. Что касается медицинской документации, экспертиз, я не специалист, конечно, но сделал такой вывод, что синдром, приведший к гибели ребёнка, даже не рассматривался как возможное заболевание, и никаких мер по оказанию помощи не предпринималось…
Также он отметил, что членам семьи озвучивали разные причины смерти малыша.
Приговором суда первой инстанции, оставленным без изменения Архангельским областным судом, врачу назначено наказание в виде ограничения свободы на срок один год шесть месяцев с лишением права заниматься медицинской деятельностью на срок один год. Она признана виновной в причинении смерти новорождённому по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей.
Стаж врачебной работы осуждённой насчитывает несколько десятилетий, неонатологом она трудилась с 2011 года.
