Сегодня, 12 марта, работники российской уголовно-исполнительной системы отмечают свой профессиональный праздник
Накануне праздника мы поговорили с сотрудником колонии строгого режима Сергеем Мусиенко. Его обязанности могут показаться необычными: он призван воспитывать отбывающих наказание. Сергей Алексеевич рассказал, какие методы воспитания в отношении осуждённых сегодня практикуются и есть ли от них толк.
Воспитанием осуждённых Сергей Мусиенко занимается уже более 20 лет. Официально его должность называется «начальник отряда», неофициально многие так и говорят – «воспитатель». Сколько бы ни было в колонии отрядов, в каждом такой воспитатель есть.
Раньше ИК-1, где работает подполковник Мусиенко, была крупнее, в ней одновременно содержалось порядка 1200 человек, и на каждого воспитателя приходилось почти по сто отбывающих наказание. Сегодня в связи с уменьшением общего числа сидельцев до 470 отряды наполнены не по максимуму, рассказывает Сергей Алексеевич. В его отряде, к примеру, 72 человека при норме от 50 до 100. В то же время учреждение перестало быть смешанным: сегодня здесь содержат исключительно неоднократно судимых.
Что вкладывается в понятие «воспитание», когда речь идёт о взаимодействии со взрослыми людьми?
– В нашем случае это настрой осуждённых на правопослушный образ жизни после освобождения. Мы стараемся их замотивировать, – говорит Сергей Алексеевич. – В целом с неоднократно судимыми работать в этом смысле сложнее, чем с первоходами. Но играет роль срок отбывания наказания. Замотивировать того, у которого срок 15 лет, легче, чем того, у кого он пять месяцев. Также имеет значение возраст: с теми, кто постарше, найти взаимопонимание легче, молодых же – сейчас приходят поколения, родившиеся в 90‑ые, – больше приходится направлять.
Со своим воспитателем осуждённый знакомится ещё до того, как попал в отряд, – сразу по прибытии в колонию, в карантинном отделении, куда его помещают в обычное время на две недели, а сегодня, в связи с эпидемией, на три.
– Я – тот, кто приходит к осуждённому первым, – рассказывает Сергей Алексеевич. – Наше знакомство всегда начинается с беседы, во время которой моя задача – выяснить, на что человек настроен. Уже от этого строится вся дальнейшая работа. Конечно, некоторые ведут себя скрытно, особенно поначалу, но всё‑таки в большинстве своём те, кто не в первый раз попадает в места лишения свободы, идут на контакт легко, просто потому что уже знают, что и как.
Одни из самых «сложных» – те, у кого за периметром зоны ни жилья, ни работы, ни близких: на свободе их ничего не держит. За решёткой такие люди, как правило, ведут себя положительно, не нарушают режим и вообще не доставляют никаких проблем, но возвращаются на зону они чаще других.
– И, тем не менее, я не могу позволить себе сказать о ком‑то, что он бесперспективный, даже когда по опыту чувствую, что за решёткой человек не в последний раз. Работаем мы со всеми, – говорит Сергей Алексеевич. – Кроме того, ведь бывают, хоть и редко, случаи кардинальных перемен. Был у меня, например, осуждённый, который долгое время относился к категории «отрицательных», не выполнял режимные мероприятия, относился к правилам не так, как подобает, отбывал в строгих условиях содержания. А потом трудоустроился к нам на производственную зону. Мало того, стал бригадиром и немало вложил в это. Стал очень положительным. И в итоге освободился раньше на три года.
Правда, отличить искренне раскаившихся от тех, кто ведёт себя «положительно», только чтобы выйти пораньше, бывает очень сложно, признаёт начальник отряда. Показателями этого считаются отношение к труду на зоне, выполнение нормы выработки, стремление погасить исполнительные обязательства по приговору суда. Именно это оценивается при рассмотрении вопроса об изменении условий содержания.
На информационных стендах для осуждённых в ИК-1 можно увидеть не только афишу мероприятий, но и листовки со свежими цифрами – сколько человек в этом месяце было переведено на более мягкие условия содержания, сколько – на более строгие. По словам Сергея Алексеевича, такая наглядность тоже призвана мотивировать. Раньше суды, говорит он, менее охотно давали условно-досрочное освобождение, а в последние годы статистика идёт «на возрастание». За последний год 38 человек при численности колонии порядка 470 освободились условно-досрочно, 74 человека были переведены в колонии-поселения.
С ходатайством об условно-досрочном освобождении могут обращаться те, у кого общий срок наказания больше полугода, по отбытию определённого законом времени. Кто‑то получает это право при отбытии половины срока, кто‑то при отбытии его двух третей, кто‑то – должен отбыть три четверти, в зависимости от тяжести преступления. И тех, кто не использует эту возможность, просто нет. Каждый осуждённый, даже находясь в строгих условиях содержания, подаёт ходатайства. Каждый надеется освободиться раньше.
– Ещё недавно в нашей уголовно-исполнительной системе это называлось системой социального лифта, сегодня она упразднена, но только как понятие, а не как структура. По сути же действует всё то же самое: если осуждённый выбирает правопослушный образ жизни, по отбытию определенного срока возможен его перевод на облегчённые условия содержания, затем – перевод в колонию-поселение или освобождение условно-досрочно. Для осуждённых, допускающих нарушения, линия нисходящая – перевод в строгие условия содержания и содержание, отдельное от основной массы осуждённых, – поясняет Сергей Алексеевич.
Но лучше всего, по его словам, удаётся воздействовать на отбывающих наказание через их близких. Специально для этого родственников не разыскивают – только если осуждённый сам хочет восстановить связи. Работают с теми, кто приезжает на свидания. Чаще всего это мамы и жёны.
– Беседы с родственниками однозначно влияют на осуждённых больше, чем беседы с сотрудниками колонии. У нас ведь только метод кнута и пряника – мы можем наказать или поощрить. А этого мало, – говорит Сергей Мусиенко.
В том числе и поэтому ему видится больше плюсов, чем минусов в тенденции распределения осуждённых по территориальному признаку: практически все, кто сидит сегодня в ИК-1, – с Северо-Запада, и это даёт родственникам возможность чаще навещать своих осуждённых. Правда, в период пандемии свидания в колониях оказались запрещены, и работать через близких стало сложнее. Только недавно появилась возможность снова устраивать короткие свидания.
У каждого начальника отряда на территории колонии есть свой отдельный кабинет, куда осуждённый может подойти и поговорить, что называется, с глазу на глаз, причём, как говорит Сергей Мусиенко, по любому вопросу, так как начальник отряда – это такое звено, связующее все службы колонии.
– В основном приходят, когда есть проблемы в семье, – рассказывает Сергей Алексеевич. – Нередко – за тем, чтобы проконсультироваться по оформлению каких‑либо касающихся этого документов. Бывает – за житейским советом. Но иногда и душу начинают изливать. Тогда нацеливаешь их на индивидуальную работу с психологом.
Бывает, что и о конфликтах с другими осуждёнными рассказывают.
– В таких случаях беседуем сначала с одним, затем отдельно – с другим. Если вопрос заходит в тупик, разделяем их, потому что неизвестно, во что конфликт может вылиться, если на него закрыть глаза: всегда есть возможность перевести человека из одного отряда в другой; как я уже говорил, свободные места в отрядах сегодня есть, – говорит Сергей Алексеевич. – Но это исключительные случаи: вообще, стараемся не менять отряды осуждённым, в том числе, из‑за привязки к работе: бригады на производство формируются на базе одного отряда.
Некоторые до конца срока остаются не согласны с тем, что их осудили, и всё время подают апелляционные жалобы. Но есть и те, кто, придя с внутренним неприятием наказания, по истечении какого‑то времени пишут извинительные письма потерпевшим. По наблюдениям Сергея Алексеевича, совершенно искренне.
– Некоторые в какой‑то момент подходят сами, спрашивают, что можно сделать, чтобы как‑то загладить вину перед потерпевшими. Причём тут нельзя вывести никаких закономерностей. Никогда не знаешь, когда начинаются такие перемены в человеке, – рассуждает начальник отдела.
Я спрашиваю, насколько, на его взгляд, влияют на процесс трансформации религиозные взгляды и учитывает ли их в своей работе воспитатель.
– Бывали случаи, когда у нас крестились, и случаи, когда принимали ислам. Но верующий человек или неверующий, по нему ведь не скажешь: в душу не войдёшь. Так что на мою работу и отношение к осуждённым, их вероисповедание не влияет. Но вот знать и учитывать некоторые моменты, с этим связанные, в работе приходится, чтобы не потерять уважения тех, кто к верующим себя причисляет, и вызвать их доверие.
На вопрос, есть ли у него внутреннее ощущение удовлетворения от работы, Сергей Мусиенко отвечает так:
– Оно появляется, когда за забором встречаешь бывших сидельцев, которые на свободе уже по 10–15 лет, и всё у них сложилось: семья, работа, дети. Такие случаи есть, и их немало. Хочется надеяться, что и наша работа, работа всех служб колонии в совокупности в какой‑то степени на это влияет.
