Батюшки Светы

А ещё матушки, тётушки, бабки и прабабки. Вот так начнёшь изучать фамильные портреты и уверуешь в переселение душ

У моей подруги Светланы Дуркиной громадное количество родственников, со стороны мамы – в Красноборском районе, со стороны отца – в Нарьян-Маре. И когда Света рассказывает семейные истории, возникает желание немедленно снять сериал. Только ведь скажут: «Враньё все это», а жизнь между тем подкидывает такие сюжеты, ни один автор не придумает.

Библейский сюжет

– В Нарьян-Маре был район, называли его «Захребётка», сейчас это поселок Факел. Дома на Захребётке – все сплошь частный сектор. И наш дом – самый первый у реки. Прабабушка Катя, в девичестве Екатерина Егоровна Чупрова, была из рода старообрядцев. Тётки рассказывали, что она долго не выходила замуж, да честно говоря, и не за кого было. Советская власть подпортила старообрядцев, пили мужики крепко. И вот ей исполнилось тридцать, она встала перед иконами, помолилась, завязала платком косы, а наутро к её дому причалил плот с дедушкой Артамоном. Он был зажиточный крестьянин и жил с семьёй в Усть-Цильме, которая известна тем, что большую часть её населения составляют староверы Поморского согласия.

Когда в Усть-Цильме стали сгонять народ в колхоз, Артамон Дуркин сказал: Непокорённый дедушка Артамон (справа)«Накося выкуси!» Сжёг всё в ночи, погрузил на плот детей, жену и корову и пошёл вверх по Печоре. Больше четырёхсот километров. Супруга с младенцем не выжили, а жених Артамон причалил к бабушке Кате во двор с шестью детьми. Седьмым родился мой дед.

Жили они сложно и тяжело. Семерых детей поднимать надо, у старообрядцев свой уклад, на женщину ложится очень много – и дети, и скотина, и домашняя работа, и молельный дом!

А дед, скажем так, гулял. Однажды весной, когда надо было пахать, он ушёл за несколько вёрст в другую деревню вместе с лошадью. Бабушка Катя пришла туда, говорит – лошадь отдай! Он её выгнал. А когда вернулся, вожжами выпорол и сказал: «Если я ушёл куда гулять, нечего за мной бегать!»

Дети выросли, завели свои семьи, но так получилось, что мой отец жил у бабушки Кати. И она души не чаяла в своём внуке, которого воспитывала, как сына.

А ещё у бабушки Кати была сестра Иринья и брат Ивона. И это тоже невероятные персонажи. Например, дедушка Ивона какое‑то безумное количество раз был женат. Кроме этого, у него были, как бабушки называли, полюбовницы. А ещё у него был рак лёгкого – с финской войны в лёгком застрял осколок! Ему делали операции, отрезали по кусочкам, а он беспрерывно курил. Дедушка Ивона был рыбаком, так и жил – что поймали, то и съели. Плюс пенсия. Меня он учил смолить лодку.

Вылитая Катерина

У бабушки Кати был очень строгий характер, северный. Когда мама с отцом приехали к ней, бабушка сказала: «Ты своим поганым ртом ни к чему здесь не прикасайся»! У старообрядцев так заведено – маме дали отдельную тарелку, чашку, ложку и миску. Потом они, конечно, познакомились поближе, и бабушка оттаяла.

Строгая бабушка Катя с северным характеромМама была очень быстрая, много всего успевала. И освободила бабушку от очень многих вещей, дала ей отдохнуть: топила баню, носила воду, занималась хозяйством. Старенькая бабушка Катя выгнать никого не могла, а бабка Иринья и дедка Ивона постоянно с друзьями в гости приходили. Мама разогнала все честные компании, отчего впала в тяжёлую немилость всей родни, кроме бабушки Кати.

Мама всегда была тощая. В те времена это считалось очень некрасивым. Соберутся все бабки, и каждый свою невестку нахваливает: «А наша‑то тельна! А твоя‑то какая‑то худая». Бабушка отвечала: «Ну и что? Ваши‑то пока телеса развернут, а моя вот бегуча»!

В нашем доме располагалась молельная изба, а младенцев крестили в бане. Все окрестные бабки собирались, молились, обряды совершали. Дома у нас стояли огромные старинные старообрядческие книги в три ряда, которые бабушки и читали. И было очень много икон, и старинная мебель.

Я в этом во всём воспитывалась. Отчётливо помню из детства – если споткнусь или испугаюсь, совершенно естественно было перекреститься. И когда пошла в первый класс, мне вдруг сказали, что Бога нет, очень я удивилась. Смотрела на портрет молодого Ленина, который висел во всех начальных классах школы, и думала – ну, наверное, он – Бог?

Бабушка очень строго держала посты и умерла в великий пост. У неё, конечно же, дома не было телевизора. А её повели в гости – посмотреть кино про Великую Отечественную войну. И она впервые в жизни увидела телевизор и посмотрела кино. Плакала, говорила – как же так? Слабенькая была в пост, вот и умерла.

После смерти бабушки Кати мама все книги и иконы раздала участникам молебнов. И мебель поменяла – купила новую, полированную! Семьдесят седьмой год на дворе. Но мама очень уважительно относилась ко всему. Помню, на сороковой день были поминки. Мама накупила несколько сумок шоколадных конфет! И никакого алкоголя. Мы ходили по домам и разносили конфеты в пакетах.

И когда меня встречали эти бабушки, они смотрели и говорили: «Ну надо же!!! Вылитая Катерина»!

Бунт в тюрьме

А мамина мама, в девичестве Прасковья Серафимовна Паршина, родилась в Устьянском районе в хуторе Ляжечный починок. В тридцать седьмом году их раскулачили. Родителей угнали на работы в Коми. А бабушка ходила по дворам, подрабатывала, побиралась, чтобы прокормить остальных детей, их было шестеро.

Бабушка Прасковья очень хорошо пела и поступила в хор имени Пятницкого. Но это был сорок первый год. И на войну она попала в шестнадцать лет. В Карелию – рыть окопы.

Она рассказывала, что это был тиф, голод и ужас. Переправляли их в Карелию на Бунтарка бабушка Прасковьябаржах, и в этот момент баржи начали бомбить. До места ещё не добрались, а людей уже размазывало в хлопья. Они рыли землянки, отапливали их по‑чёрному, еды почти никакой не было. Однажды они вышли с девчонками прогуляться, началась бомбёжка, одну из машин подорвало. Водитель погиб, машина перевернулась и из неё вывалился хлеб. Они этого хлеба сколько могли собрали и потащили своим. Вся землянка объелась хлебом, и бабушка с ужасом говорила: «Я впервые увидела, что такое заворот кишок». А это были просто голодные шестнадцатилетние дети.

Потом бабушка вернулась в деревню, работала трактористкой. Познакомилась с дедом, вышла замуж, родила двоих детей, и тут деда посадили. По доносу на десять лет. Конец сороковых годов. И бабушку, пока дед сидел, посадили тоже. По «хулиганке». То есть она не политическая, она дебоширка, за справедливость. Успела съездить на свидание к деду, забеременела мамой.

В тюрьме Прасковья Серафимовна устроила бунт! Потому что очень плохо кормили, и она прилюдно начальнику лагеря заявила: «И войны‑то ты не нюхал, а я там была. И ордена ты навесил на себя чужие»! Это её спасло, потому что приехала проверка и выяснилось, что начальник лагеря действительно на войне не был. И ордена действительно чужие!

Умение по наследству

У мамы в семье было шестеро детей. Бабушка Прасковья, выйдя из лагеря, работала дояркой. Она по молодости так наголодалась, что они всегда жили хорошо. Всё, что можно собрать в лесу, было собрано, что можно посадить на грядке – посажено, что можно купить – куплено. Мама рассказывала, что постоянно ходила с жирными карманами – таскала из дома шаньги и подкармливала своих подруг.

С этими подругами мама и сбежала из деревни. Вся компания с деревянными чемоданами рванула в Питер – учиться на маляра-штукатура.

Бабушка ей не могла помочь, дети на руках маленькие. Жили на одну стипендию, очень сильно недоедали. И она отправилась в спортивную секцию – там давали бесплатные спортивные шерстяные костюмы и бесплатные талоны на питание!

Тренер, с которым мама случайно познакомилась, тренировал Олимпийскую сборную Советского Союза по велосипедному спорту. Мама стала чемпионкой Ленинграда, объездила всю страну. Окончила спортивный техникум. И по распределению попала в Архангельскую область!

Предлагали бесплатное жильё, хорошие подъёмные, а работать надо было учителем физкультуры. Но когда приехала, оказалось, что и жильё не очень, и преподавать нужно у бывших зеков, кто сидел на малолетке. И зоны кругом. Поэтому учителя там и не держались.

Отец, по сути, её спас. Мама вышла замуж, я родилась. И папа все её звал – поехали в Нарьян-Мар! Я спрашиваю сейчас маму: «Ты чего туда поехала?» Строить коммунизм, отвечает! С коммунизмом вышло не очень, но полюбила бабушку Катю, вот и осталась там.

И вот ведь какая штука: в те времена в Нарьян-Маре медицина была ой как далеко, а работа очень тяжелая. Понятия «остеохондроз» или «межпозвоночная грыжа» не существовало. Но выходить из положения надо. Что им оставалось? Баня. То место, где можно распарить руки-ноги, уставшие от работы, и облегчить состояние. Несколько бабушек людям помогали. И друг другу тоже. Называлось это – «выглаживать по жилам». Вправляли пуп, выглаживали животы, ставили кости на место. Костоправ, массажист, мануальный терапевт. Это практиковалось во всех деревнях и передавалось по наследству.

Бабушка Катя умела это делать, кое‑чему научила маму. А мама научила меня. Такое вот наследство.