«Чапаев» и его вотчина

Свою небольшую жилистую ладонь он подал для рукопожатия быстро, как будто лопату в землю сунул.

Представился отрывисто: – Чапаев.

Понятно: Василь Иваныч будет по имени-отчеству, а по фамилии пусть так и останется – «Чапаев». Фамилия нам и ни к чему. Все равно не местная, не «Чапаев» у древнего вожемского кедранаволоцкая – из приезжих человек. Пока беседовали о том да о другом, удалось о новом нашем знакомом коечто узнать: приезжает сюда каждое лето уже, считай, лет пятьдесят.

Вышло так: учился в Сыктывкаре, женился на однокурснице, а та оказалась родом из деревни Вожем, что стоит на Вычегде в Ленском районе. Деревень в этой округе немало, всех объединяет одно общее название – Наволок. Стоит тут, уже больше века, родительский дом у жены (она из окошка показалась, поговорила с нами немного да делами занялась: с мужем потолкуйте). Сначала приезжали из города в отпуск, на месяц-полтора. Как стали оба пенсионерами, стали в Вожеме проводить время с весны до осени – вскопают огород под картошку, по осени соберут урожай, потом весь год своими овощами обходятся.

На городского жителя, разнеженного благоустроенной жизнью, «Чапаев» не похож. Подвижен покрестьянски, весь в делах.

А дел много: тут одно надо подправить, там другое рабочих рук требует. Дачником его назвать язык не повернется. Огородик невелик, но порядок на нем такой, не в каждом хозяйстве увидишь.

В разговоре колюч и краток не по-деревенски: местныето редко откажут себе в удовольствии неспешно поговорить, порасспросить обо всем и своими новостями поделиться. На вид дашь ему лет семьдесят, какое же было удивление, когда узнал, что «легендарный комдив» уже девятый десяток почти отсчитал. Видать, не для красного словца сказал нам, что уже полвека в этих местах.

Так что вполне можно считать «Чапаева» человеком местным. Сосед у «Чапаева» (тот представился проще: Сергей) тоже обживает родительский дом, приезжает каждое лето из Петербурга. Понять его можно: места красивые, речка и лес рядом, тишь и благодать. Но это сейчас, а к зиме опустеет деревня...

Правда, не совсем. По «чапаевскому» двору вполне по-хозяйски разгуливал здоровенный кот.

– Ваш? – показываем на кота.

– Деревенский, – отвечает «Чапаев». – Как приехали сюда в апреле, так к нам и прибился. Как он один тут зиму пережил, не знаю.

* * *

Когда-то наши предки осваивали для поселения необжитые участки тайги, а теперь уже наши современники возвращаются в покинутые людьми деревни.

Пусть и ненадолго – обживают их с ранней весны до поздней осени. Едут сюда, в родительские места, и отдохнуть, и поработать. И покрываются кухонной зеленью грядки, и оживают огороды. А еще – любоваться местной красотой, что с лихвой заменяет им заморские курорты.

Быстрые теплоходики «Заря» по Вычегде не ходят давно. А вот когда она служила в летние месяцы основной транспортной артерией, мимо этих мест проплывая, даже самые заскучавшие пассажиры начинали вертеть головами по сторонам.

Глянешь в одну сторону – Цилибская Христорождественская церковь с высокой кручи нависает над рекой.

Построенная на средства купца и выходца из этих мест Петра Осколкова, она уже более двух веков стоит на краю огромной поляны, где некогда была деревня.

Деревни не стало, а храм стоит.

В другую сторону посмотришь – Троицкая церковь напоминает о далеком прошлом этих мест. Возрастом она помладше, но тоже из XVIII века к нам пришла. Но при первом взгляде на это стройное каменное чудо, сохранившее и сегодня свою горделивую осанку и красоту, рождается некоторое беспокойство: высокая колокольня клонится в сторону, да так, что видно это невооруженным глазом.

Впрочем, особых оснований для беспокойства быть не должно – еще в 1866 году было отмечено: «Каменная колокольня имела наклон на запад».

В прежние времена в этой церкви, в отличие от других мест, где храмы превращали в склады, размещалась школа. Благодаря этому разрушения Троицкой церкви удалось избежать. Что еще приятно поразило: в самой церкви чьей-то доброй рукой наведен порядок. Раскрытые ворота приглашают войти в прохладу каменных стен. Чисто выметен пол.

Посредине храма на старом деревянном столике установлена икона с приколотым сбоку букетиком вербы.

Перед иконой жестяная баночка со свечками. И хотя вместо икон на Царских вратах перед алтарем зияют большие пустоты, а местами с потока и стен обвалилась штукатурка, все равно это – Храм.

Да и сама деревня выглядит ухоженной, обжитой. А ведь еще не в столь давние времена добротным деревенским избам, вырастившим в стенах своих не один крестьянский род, была уготована судьба брошенной дворняжки, которую каждый, кому только не лень, мог походя сапогом в бок ткнуть.

Любители легкой наживы, добравшиеся до этих мест, обшаривали все уголки, никакие запоры и ставни не удерживали. Особо-то поживиться тут было нечем, разве что мебель старая да печь. Тащили все. Даже добротные печи пускали на кирпичи. Мебель, за ненадобностью, крушили.

Но это – в лучшем случае. В худшем – дома жгли.

Чаще просто из озорства.

Сейчас у деревни, где осталось стоять хотя бы два дома, появился свой хозяин.

Приметив, что появился на улице незнакомый человек, выйдут побеседовать. Могут и к столу пригласить, это зависит от того, как беседа сложится. Но при этом на незнакомца смотрят изучающе: кто таков, с какой целью тут появился? Поинтересуются как бы между прочим: курящий аль нет? Любопытство понятно: травы нескошенные как порох, сколько таких вот деревень отполыхало от небрежно брошенного окурка сигареты.

Узнав, что дальше, куда направляется нежданный собеседник, дорогу охотно подскажут и все подробно разъяснят. И проводят долгим взглядом: ушел ли туда, куда хотел, не позарился ли по соседним избам поползать?

* * *

«Чапаев» чаю не предлагал и гостеприимного хозяина из себя не изображал.

Ругал погоду: – По весне здесь, на Вожеме, чуть не каждый день тучи надвигались, и – хоть бы капелька дождя! Еще яростнее бранил невидимых чиновников, порушивших деревни, в том числе и Вожем.

Единственный раз услышал от «Чапаева» уважительные нотки, мы с ним к тому времени подошли к огромному кедру, что растет во дворе соседнего дома: – Лет сто пятьдесят тут стоит, не меньше. У жены моей дед еще был жив, когда у него спрашивали про того, кто этот кедр посадил, только головой мотал: не помню...