«И будет у нас свой сад…»
Семья Маровых прошла через тяжелейшие испытания и получила неожиданную поддержку – почти как в сказке
Впервые про семью Маровых «Правда Севера» написала много лет назад. Статья называлась «Если ты меня слышишь, моргни…»
Коллаж из детских фотографий как напоминание о прошломВ 2009 году со старшим сыном Маровых, Димой, произошла трагедия. Около месяца Дима провёл в реанимации. На пятые сутки комы открыл глаза, но в сознание не пришёл. С диагнозом «вегетативное состояние» спустя три месяца его выписали домой… Но чтобы жить дома и самостоятельно дышать, Диме требовался аппарат для санации трахеи. «Правда Севера» тогда рассказала о том, как волонтёры чуть ли не по по всей стране искали этот аппарат, как по всей области собирали деньги.
После публикации у Димы появилось много друзей. Читатели верили, что случится чудо, что мальчик очнётся… И «пробуждение», действительно, произошло в 2011 году.
– Как‑то вечером я заметила, что Дима зашевелился, – рассказывала нам тогда Наталья. – Подбежала к нему, а у него взгляд такой ясный! Наклонилась: «Родной, если ты меня слышишь, моргни два раза». А он в ответ – хлоп-хлоп ресницами. С тех пор такие проблески случались у Димы всё чаще…
А в прошлом году о Маровых неожиданно узнала вся страна. В Архангельск приехал немецкий миллионер Оскар Хартманн. Телеканал «Пятница» снимал в Поморье шоу «Секретный миллионер». И Наталья Марова, мама Димы, стала той самой героиней, к которой миллионер под прикрытием пришёл в гости…
Накануне того визита Маровы как раз по решению суда получили трёхкомнатную квартиру.
– Деревянный дом, где мы до этого жили четверть века, обрушился, – рассказывает Наталья. – В 2011 году дом был признан непригодным для проживания. Угол рухнул. Но у меня Володя, муж, до последнего дыры латал. Сам ползал под дом, сваи укреплял, и наша сторона ещё как‑то держалась. В общем, карабкались мы из последних сил.
Говорит, что если бы угол дома не рухнул окончательно, то, наверное, расселения не дождались бы до сих пор.
– Последние две зимы были самые ужасные, – вспоминает Наталья, – печки, обогреватели не спасали. Окна перекосило, стёкла треснули. И самое грустное, что мы-то переехали, а люди в том доме так и остались.
Наталья объясняет, что их новая квартира – выморочное жильё, которое выделил Архангельск «в виду экстренного случая». На тот момент ситуация у Маровых была не просто экстренная – кричащая…
– В конце 2016 года муж серьёзно заболел, – поясняет Наталья. – Съел на работе что‑то заражённое крысиной слюной. Развилась сильнейшая инфекция, на её фоне открылось аутоиммунное заболевание. Володя, как и Дима, перенёс кому…
Вспоминает, как привела в реанимацию к мужу священника.
– Никто в больнице не верил, что Володя очнётся, – говорит Наталья. – А в Пасху он вдруг пришёл в сознание. Но был полностью парализован. Не мог даже пальцем пошевелить. Но у Володи такой жизненный стержень. Когда смог говорить, то первым делом сказал: «Наташа, не бойся. Я не могу позволить себе лежать. У нас же Димка…» И действительно встал на ноги. Но очень тяжело было… Перенёс уже несколько операций. Очередная операция опять скоро предстоит.
– Получается, что пока Володя был парализованный, у вас на руках их двое было: муж и сын?
– Ну да, – кивает Наталья. – Так две инвалидные коляски рядышком, посреди обледеневшей комнаты барака, и стояли. Я одна… Младший сын Паша тогда в армии служил. Он только в начале минувшего лета вернулся.
Про своего «младшенького» Наталья рассказывает с нежностью – глаза светятся: «Взрослый совсем, уже 19 ему… Всякое было, пока рос, но самое главное – сердце у Пашки доброе». Сейчас сын вновь уехал – устроился на работу в Ленинградской области, на завод.
– А про новую квартиру вам как сообщили?
– Пришло уведомление из администрации Архангельска, что по решению суда выделяется трёхкомнатная квартира. И мы, конечно, сразу согласились.
Но, по словам Натальи, новая квартира оказалась совсем без ремонта:
– Унитаз сломан был, пол – фанера, стены – бетон. Здесь никто не жил, техническое помещение…Трубы, окна – всё в плохом состоянии, но после нашего барака – рай. Правда, проёмы дверные были настолько узкие – коляска совсем не проходила. И я, наверное, в каком‑то отчаянном порыве предложила Володе, он тогда уже на костыли перебрался: «Давай попытаемся раздвинуть стены». В общем, затеяли мы с мужем ремонт. Всё в коробках, мешках. Бетонная пыль летит… И только пришло осознание: «Не потянуть нам». Помню, сижу вечером на кухне, реву: «Господи, не прошу ничего. Просто дай сил…» И на следующий день – звонок…
Вспоминает, как услышала в трубке: «Здравствуйте, меня зовут Франц. Я волонтёр. Вам помощь случайно не нужна?»
– Приехал молодой человек, – рассказывает Наталья. – Вежливый, скромный. Работал у нас пять часов, таскал мешки с бетоном. А потом ещё ремонтировал кран, настраивал интернет… Объяснил, что сам из Германии, что едет автостопом по России. И, мол, про него снимают какую‑то там передачу… Мы много разговаривали. Про Диму выспрашивал, про Володю, про меня…
А на следующий день Наталье вновь позвонили. Оператор, который был с Францем вчера, сказал, что произошла маленькая техническая накладка. И, мол, надо на пять минут опять в гости «заскочить».
– Заходит Франц с огромным букетом, – рассказывает Наталья. – И я так цветам этим обрадовалась, что даже не поняла, что происходит. Франц говорит: «Я вас, Наталья, обманул. Меня зовут Оскар Хартманн». А я про себя думаю: «Какая разница, как тебя зовут? Хоть Вася! Главное, что мешки таскать помог...» А он продолжает: «Я миллионер…» И протягивает мне 250 тысяч рублей – на новую коляску для Димки. Я в шоке, держусь из последних сил. А потом, как в тумане, слышу: «Ещё… Я решил оплатить ваш ремонт». И тут с меня будто сняли бетонную плиту. Я начала рыдать..
С Оскаром Наталья переписывается до сих пор. Помимо ремонта, немецкий миллионер оплатил Маровым покупку мебели.
– На время ремонта Оскар снял для нас двухкомнатную квартиру, – поясняет Наталья. – А в ноябре мы окончательно переехали сюда. Я долго не могла поверить своему счастью. У Оскара такое огромное сердце…
На кухне у Натальи замечаю швейную машинку и шкаф, доверху набитый коробками с лоскутками. Смеётся: «У меня зависимость от шитья».
– Шью сейчас для ребятишек из АРГИМОЗ – это общественная организация, объединившая родителей, где самые тяжёлые детки, – говорит Наталья. – Простыни-непромокайки, подушки вот мастерю. Мне очень хочется быть полезной.
Дима, укутанный с ног до головы, дремлет в той самой коляске, что подарил Оскар. Спрашиваю Наталью, есть ли какие‑то изменения по его состоянию сейчас?
– Шаги вперёд, безусловно, есть, – кивает она. – Мне иногда кажется, что он вообще всё понимает. Уже и голосом меня подзывать начал: «Мааа». Особенно по ночам, если долго не подхожу. Телом своим не владеет, оно по-прежнему – как панцирь, который его сковывает. Но главное, что Димка с нами… Эмоций у него всё больше. Сказки ему на флешку записали – слушать любит. У кровати коллаж из его и Пашиных детских портретов висит – фиксирует взгляд. Но, к сожалению, спастика за эти годы увеличилась. Мы сами пытались заниматься гимнастикой с ним, но только хуже сделали. Нечаянно во время занятий вывихнули сустав.
– А реабилитолог с Димой не занимается?
– Нет. Хотя в программе реабилитации прописано: пассивная гимнастика, массаж. Но все десять лет, что Дима дома, к нам бесплатно никто так и не приходил. Говорят, не хватает массажистов… Если, когда он ребёнком был, не ходили, то сейчас Диме уже 24 года. Кто пойдёт? Нас вообще сейчас никак не наблюдают. Ну если только сами вызовем, когда заболеем.
– Невролог когда его последний раз осматривал?
– В 2016 году. Я настояла на визите, так как ровно два года до этого мы были у того же доктора на приёме. И в 2014‑м он мне сказал: «Вы мама и предвзято относитесь» Мол, вижу то, чего нет… А в 2016‑м сам же и удивлялся: «А у вас ведь мальчик в сознании…»
Наталья тихо улыбается: «Конечно, в сознании…Только вперёд, пусть и медленно. У нас нет других планов. Я знаю, что всё будет хорошо. Не важно когда, но будет.
Вспоминает, как десять лет назад, когда Диму выписывали домой, врачи настойчиво рекомендовали ей определить сына на хосписную койку.
– Мол, была у нас девочка такая же, как ваш сын, – говорит Наталья. – Она ещё два с половиной месяца на хосписной койке прожила. Отдайте и вы своего.. А Димка у нас десять лет живёт…
Сегодня Наталья уже может без слёз говорить о трагедии, что пришла в их семью в 2009 году.
– Ему всего 14 лет было. Такой жизнерадостный мальчишка, и вдруг… попытка суицида. В нашей жизни тогда просто не было Бога, – шепчет Наталья. – Какое счастье, что мы крестили его в реанимации. А ведь Дима всегда хотел креститься, но мы времени не могли найти: «Дима, давай потом. Дима, вырастешь, сам покрестишься…» У нас тогда ещё приёмыши дома жили – Мишка с Петькой, детдомовские мальчишки. Помогали им, чем могли. Помню случай, как поехали ребята вместе кататься на велосипедах, а Димке велика не хватило. И я ему говорю: «Ну что ты расстроился? У нас с тобой вся жизнь впереди, накатаемся!» Эта фраза сейчас, как ножом по сердцу, – Наталья закрывает глаза. – Отдала бы всё, чтобы покататься с ним на велике… Берегите своих детей пока не поздно, находите для них время. Любите их…
Димка проснулся. Улыбается.
– Теплее станет, гулять с тобой пойдём, – обещает мама. – У нас же теперь балкон шикарный!
Балкона на первом этаже изначально не было. Маровы построили его сами.
– Нам мэрия выплатила компенсацию за неадекватные сроки исполнения решения суда. Мне 100 тысяч рублей присудили, Диме и Паше – по 60 тысяч. И теперь у нас почти веранда своя с широченной дверью! Цветы весной посадим, да? – ласково треплет сына по голове. – И будет у нас свой сад, как раньше, помнишь, Димка, беседку возле дома?
Беседку в Соломбале, во дворе прежнего полуразрушенного барака, Маровы построили тогда на радость всей окрестной детворе. Разбили клумбы вокруг и устраивали на «островке красоты» детские праздники. Как поясняет Наталья, «чтобы духом не упасть». Четыре года подряд их барачный дворик побеждал в конкурсах как лучший в округе.
– Мы и палатки там ставили и сосиски на костре жарили, – вспоминает Наталья. – Ох, до сих пор скучаю по соломбальским мальчишкам… Они к нам частенько в гости забегали погреться. Чай вместе пили, я браслеты их учила плести, разговаривали мы… Истории у них интересные, но жизнь тяжёлая, детства там совсем нет… Но я почему‑то надеюсь, что хоть капельку, хоть песчинку тепла удалось мне им передать. И что тот дворик наш самодельный в их памяти останется навсегда…
