В конце 1935 года наша семья получила отдельную трехкомнатную квартиру. В доме номер 26 по улице Розы Люксебург. Боже, какое это было счастье! Там были обои… И даже балконы. Там была ванная комната! Правда её потом переделали в кладовку, – баня же рядом.
Дом наш, трехэтажный, с тремя подъездами (насколько помнится один такой в Архангельске) построен был для работников треста «Северолес» и других лесных организаций.
Мы жили в среднем подъезде на третьем этаже. Квартира из трех комнат. Мама ждала ещё одну дочь (тетеньку с колокольчиком из театра кукол в будущем), поэтому такие хоромы. Ну и няня. По-нашему нянька. В Архангельске того времени куда же в советской «многодетной» семье без няни? Ей, кстати, полагалась отдельная комната. И отдельный образ жизни.
В течение 1936-го в большинстве семей нашего дома появились на свет дети. Надеюсь, они живы и до сих пор. Только нам не посчастливилось – мой младший брат Шурик погиб в результате несчастного случая, не дожив до двух с половиной лет… Кому это интересно?! Да никому! – если никто не терял брата.
4-5 ноября 1937 года после выступления на экстренном пленуме обкома ВКП (б) прибывшего в Архангельск из Ленинграда секретаря ЦК А.А. Андреева были объявлены «врагами народа» первый секретарь Архангельского обкома Д.А. Канторин и множество других руководителей области. Началась охота на своих – «чужих» всех добили.
И тогда в нашем доме больше, чем у половины семей стали пропадать отцы… Подраставшие дети «врагов народа» не верили в виновность своих отцов. Когда началась Великая Отечественная, – их подросшие сыновья рвались добровольцами на фронт, надеясь своим мужеством вернуть их честное имя.
Именно тогда, начиная с 1937-го года, вошло в обиход слово «уплотнение». Квартиры семей «врагов народа» «уплотняли», то есть домоуправление своею властью подселяло к ним в одну из комнат новых жильцов (иногда из таких же семей «врагов народа»), а законным жильцам приходилось волей-неволей потесниться. И так по всему городу.
Когда 15 декабря 1937 года арестовали моего деда Степана Яковлевича Прибыткова, бабушка Лидия Николаевна Приорова-Прибыткова (сейчас в честь Приорова даже в Архангельске улица названа – её родного брата!) первым делом начала хлопотать по его освобождению. Поехала в Москву к своему брату, известному хирургу-травматологу Николаю Николаевичу Приорову; он помог ей добиться приема у всесоюзного старосты Михал Иваныча Калинина… Михаил Иванович , как всегда, дружелюбно улыбался, сверкал знаменитым на всю страну пенсне… Естественно сказал: «разберёмся»… Бабушка вроде бы поверила… Но позачеркивала всех двуглавых орлов на дедовых документах. Не за себя боялась. За нас. Ведь была тогда такая штука ЧСИР – член семьи изменника родины. А это тоже статья. Взрослых в лагерь. Маленьких – таких как мы с сестрой, - в интернат.
А в 1956-ом ей пришла справка «Умер из-за сердечной недостаточности». Тогда многим эти справки приходили. Миллионы «мерли как мухи» из-за пресловутой «сердечной недостаточной». Всего таких справок по разным данным было выписано от одного миллиона двухсот тысяч до почти трех. Плохо было у политических заключенных с сердцем… Прямо вообще беда. Тогда Лидия Николаевна перестала верить.
Журналист Леша Сухановский раскопал расстрельное кладбище на Мхах. Я до сих пор думаю… А не дед ли мой был там?... Он нашел - Пенсне… В золоченной оправе. В книге «Дом на Набережной» говорится так: «… Молоденький гимназист и старик, который периодически поддергивает штаны, а на нем пенсне золоченой оправе… Штаны спадают, потому что нет ремня…» Так встретил смертный час мой дед?. Так унизительно? Потому что нет ремня и видны подштанники?
Во время войны нам подселили военного. Вежливого такого. Лидия Николаевна – бабушка, во время бомбежек собирала все ценности, что были у нас дома, и бежала с ними в бомбоумежище. А их было по нынешним временам, ой много…
Бабушка говорила: «На Севере только пьяницы жили до революции бедно». Дед – сын кладбищенского сторожа из деревни Ненокса был из многодетной семьи. На тринадцать рублей жалованья в месяц сторож воспитал пятерых детей и всем дал образование. Высшее. Степан Яковлевич служил во флоте в 1903-1904 году на крейсере «Россия». Был специалистом по прокладке подводного кабеля. До революции тянул кабель для первого архангельского трамвая. В советское время строил Днепрогес. А поскольку вырос в семье очень бедной, то всё заработанное превращал в какие-то материальные ценности. В основном в золотые изделия. Когда деда забрали, все это хранилось у бабушки в кожаном саквояже.
Во время очередной воздушной тревоги она поленилась и запихнула саквояж под подушку. Вернулась, а под подушкой – пусто.
Потом пришли парни в фуражках с синими околышами. И даже с собакой . «Бабушка! Да вас же свои обокрали!». Свои? Пусть этим «своим» своим такое сделают.
Ценности не в золоте… Ценности в памяти. На золотых часах было написано «отличнику в стрельбе». Ложки были подарены к свадьбе. На каждой были написаны имена жениха и невесты.
В самые голодные военные времена моя бабушка и я ходили на базар. Меняли все что «находил» дед. Из его походов в Японию были и альбомы с акварелями на шелковых страницах (его мне до сих пор больше всего жалки). И фарфор… Все меняли на хлеб. Лишь бы живы были, – так говорила бабушка.
А потом наступили мирные времена. И пришла мама. И отменили карточки. Она пришла с хлебом. «Девки, ешьте, да наешьтесь!». И мы впервые наелись. В войну и лебеду ели. До сих пор помню её скрипящий хруст на зубах. Тюлений жир. Соль моя сестра ела…
Было такое дело. Соседка наша (подселённая, конечно) – жена полярного лётчика, жарила картошку. На сале. Оно так брызгало, так вкусно шкворчало. А рядом сидела моя сестра. И ей дико хотелось есть. До безумия хотелось есть. И она стала есть соль пригоршнями из старой солонки. «А я соль люблю…», - сказала нынешняя «тётенька с колокольчиком». Но на соседку это не произвело никакого впечатления – картошки на сале худенькой девочке, которая в 43-ем чуть не умерла от дистрофии, – не дали.
И никто нам не поможет,
Да и не надо помогать…
В 1947-ом году в Архангельске «озоровала» банда. Её тоже почему-то называли «Черная кошка». Может, после войны все банды называли себя черная кошка… Ведь, как гласит китайская мудрость «трудно увидеть черную кошку в тёмной комнате, особенно, если её там нет…» А мы с бабусей пошли в сарай за дровами. И нашли браслет. Золотой. В виде изогнувшейся змейки с изумрудными глазами. И вот оно поведение коренной архангелогородки Лидии Николаевны Приоровой-Прибытковой, напуганной 37-м годом. Она его не понесла в НКВД. И не присвоила, чтобы обменять на продукты. Она отнесла его на крыльцо милиции ночью и там оставила. Надеюсь, что дежурный был тоже архангелогородцем.
Дом на «Розочке» 26 давно снесен. А жизнь продолжается...
