«Была бы болтушкой - полдеревни бы передралось», - шутит Галина Фибихер, до недавнего времени работавшая продавцом в деревне Суходол.
Какую таблетку выпить?
Об особенностях этой профессии нашему корреспонденту рассказывает Галина Борисовна Фибихер, которая до недавнего времени работала продавцом в деревне Суходол.
– Что же такое деревенский продавец? Во-первых, в деревне ты знаешь каждого. Знаешь, о чём ты можешь поговорить, кому что можешь предложить.
Во-вторых, меня здесь знает каждый, и каждый может со мной поговорить. Такого порой наговорят, и хорошего, и плохого! У меня муж ругался: ты не слушай, ты для чего на себя весь этот негатив берёшь? Но говорили всё, зная, что сказанное никуда не выйдет. Если бы была я болтушкой, так полдеревни бы, наверное, передралось.
Ко мне многие приходили советоваться по самым разным вопросам. У нас даже медпункта в деревне нет, вот вечером порой звонят:
– Галя, я вот что‑то чувствую себя плохо. Не скажешь, какую таблетку нужно выпить…
Ездила и на выездную торговлю по окрестным деревням, в иной три-четыре старушки остались. Зимой – весь товар на санях, летом – с шофёром в кабине едешь, по‑разному было. Обычно нафасуешь в магазине всё штучное, а муку и песок сахарный в прежние годы мешками брали. Комбикорма – тоже мешками, все же скот держали. Шофёр или тракторист помогали разгружать.
В деревнях уже ждут. Люди очень доброжелательные. На Большом Мысу в один дом зашла, так соседи уже засекают время. Захожу в другой дом:
– Посиди! Ты у Паши двадцать минут сидела, у меня тоже двадцать минут посиди.
Расспрашивают: кто что купил, какие деревенские новости.
А он – медяки мне в лицо!
Бывали и сердитые покупатели. В девяностые годы, когда на все виды товара был дефицит, его выдавали по спискам. А когда ещё и учителям не выдавали зарплату, для них были заведены ведомости, по ним продукты выдавали, а они расписывались за полученный товар.
На все продукты были списки. Вот поступит, скажем, двадцать килограммов колбасы. Сто семьдесят человек, на каждого делишь, режешь всё, взвешиваешь. Потому и была агрессия у людей, всё казалось, что кому‑то досталось больше, кому‑то – меньше.
Сейчас работать хорошо: во‑первых, нет никакого дефицита, нет никаких списков. Деньгами расплатился – и всё! Во-вторых, помногу не берут, колбасы двести граммов отрезал… Не как раньше: конфеты-подушечки – коробками, пряники – коробками.
У меня был такой случай. Раньше ведь как было: сенокос начался – спиртное с утра продавать нельзя. Можно с часу или с трёх – издевались как могли и сельсовет, и государство.
Помню, пришёл один мужчина, водку просит. Я не даю. У него была полная медяков горсть, так он как мне эту мелочь в лицо! А там, в старом магазине, были такие прилавки – крышку откидываешь. Я гирю схватила и за ним. Он убежал от меня.
Зоя Фёдоровна, председатель сельсовета, пришла:
– Галя, давай писать заявление. Пусть хоть пятнадцать суток отсидит.
– Не буду никакого заявления писать. Сами разберёмся.
Утром он идёт на развод в мехпарк, а я пересекаю дорогу в магазин. Он:
– Здравствуйте, Галина Борисовна!
– Здравствуйте, – и тоже по имени-отчеству. И всё! Конфликт исчерпан.
Жадная была
Я пришла работать сюда в 81‑м году, Сколько мне тогда, двадцать четыре года, наверное, было. Перед этим год в садике здесь работала поваром, подменяла, работник в декрете была. А так в Литвино работала поваром на котлопунктах: рабочих в делянке кормила. Там тяжёлая работа была: во‑первых, нужно было в четыре часа утра вставать. Во-вторых, приезжали назад в семь вечера, надо было приготовить продукты на завтра, пока притащишь всё, разделаешь. И в шесть часов надо идти к мотовозу, ехать в лес. Но ни разу не опоздала на работу.
Помню, мама приехала ко мне, а у меня в комнате в умывальнике вода замёрзла. Не было времени даже печку натопить. Потом сюда приехала. Ой, как весело здесь жили! Зимой на санках катались, летом в футбол-волейбол прогоняем до двух часов ночи. Мать мне всё говорила:
– Выйду на улицу, только и слышен голос Гальки да Ольги Поздняковой, орут на всю деревню.
Здесь тоже лёгкой работу не назовёшь. Товар привозили из Яренска. Хорошо – зимой по льду или летом баржой. А осень или весна – тогда как? Однажды осенью, когда Вычегда только-только вставала река, товар до заречной деревни Шонома довезли, а дальше как? Вот оттуда на деревянных санках с напарницей и таскаем сюда. Лёд вот так: полосами-полосами. Моя напарница верещит: страшно. Я ей говорю:
– Вы чего боитесь‑то провалиться под лёд, у вас же никого нет. Это мне бояться надо: у меня двое ребят дома…
Можно было отказаться, не ездить с санками, дождаться надёжной дороги. Но я почему‑то жадная была, мне нужно, чтобы магазин всегда был открыт и товар всегда был.
Одному – ружьё, другому – ножик…
Это было в 83‑м, когда заключенные из лагеря сбежали. И вот ко мне заездила милиция, и всякие ценные указания стали давать: если появятся, то что нужно делать. Да и люди у нас только об этом и говорили.
И вот мне снится сон, как будто они ко мне домой пришли. Проснулась, точно: в окно стучится кто‑то. Смотрю: там, за окном, мужик какой‑то бегает, туда-сюда, туда-сюда. У нас же дома высоко, окна‑то. А дома только муж Яша и брат с армии пришёл, мы ещё у мамы жили.
Одному дала ружьё, другому – ножик. И говорю:
– Ребята, это они! Если что – стреляй! Мама, ты давай в голбец лезь с ребёнком, там окном потом вылезешь. А мы тут как‑нибудь разберёмся.
Смотрю, а тот, за окном, какой‑то бумагой трясёт. Кричу:
– Поджигают!
Постучали соседке за стенку. Соседки бегут, обе с вилами. Глянула туда дальше‑то, за поле, смотрю, вроде «семёра» стоит, наша машина, и вроде это наш Серёжка Старцев за окном бегает!
А что оказалось? Продавец наш его ко мне отправил с запиской: мужики баржу с товаром из Котласа до ночи разгружали, нужно срочно из магазина им водки отпустить.
Серёжка рассказывал, а он заикался немножко:
– Я на крыльцо зайду – там овчарка немецкая рычит. Страшно! Я – к окну, а там слышу как кричат: стреляй-стреляй!.. Больше к этой Фибихер никогда не поеду!
А на меня такой дикий хохот напал, слова сказать не могу.
Дня через четыре иду утром на работу. Смотрю: стоят у магазина две лошади, без упряжки. И два мужика. Захожу, и мужики за мной следом. Они у меня спросили:
– Вы нас не отпустите?
– Заходите.
Ставни ещё не открыты, темно в магазине. Начали набирать – сигареты «Прима», хлеб. Я их отпускаю, а сама деньги при них, вчерашнюю выручку, считаю. И никак не подумала, что это как раз те, сбежавшие, которых я так боялась.
А их увидал один наш житель, он на работу направлялся и зашёл в сельсовет:
– Девки, что‑то там у Гали неладно. Лошади стоят без упряжки, и никого нет. Она в магазине. Давайте собирайтесь, пойдём туда к ней.
Я ещё думаю: чего это они заваливают все гурьбой? Стоят у прилавка и молчат, глаза испуганные таращат. А те двое спокойно рассчитались, забрали все покупки и уехали.
Как сказали нам потом, их через полтора часа милиция взяла.
