Глядя на эту фотографию, понимаешь, что «фотошопу», вероятно, столько же лет, сколько, собственно, и такому изобретению как фотография
Военнослужащий Русской армии времён Первой мировой войны снят с пяти ракурсов на одной фотографии. Говорят, для такого эффекта использовали совмещение пяти негативов. На оборотной стороне написано чернилами «Верещагин». Очень возможно, что на снимке запечатлён сослуживец или друг моего прадеда, побывавшего на Первой мировой рядовым Русской армии. Иначе появление в семейном альбоме этой фотографии не объяснить.
Нынешний год – столетие Февральской и Октябрьской революций. Тогда в России пахло окончанием войны, солдаты с фронтов и из плена возвращались домой, хотя официальное окончание войны для России закончилось Брестским миром в следующем, 1918 году.
Прадед, к слову, ещё до Брусиловского прорыва попал в плен к австрийцам, и не сразу до него дошли слухи о мире. А дело было так. 23‑летний прадед работал в то время на военном заводе в Австрии, его и других военнопленных отпустили (да и раньше не больно‑то стерегли) весной 1917 года с напутствием: «Русские, не ходите домой, там революция, царя нет, есть Керенский, и хлеб стоит дорого».
По воспоминаниям прадеда (как потом мне рассказывали родственники), некоторые бывшие военнопленные остались в Европе, у своих австрийских и венгерских жён, а большинство (как и он) пошли – где пешком, где на попутных поездах – домой, поскольку не поверили россказням об обстановке дел в России. На станцию Котлас из Москвы он с двумя товарищами, тоже уроженцами разных волостей Архангельской губернии, добрался только поздней осенью 1917 года…
А эту фотографию Верещагина я берегу, поскольку фотографии молодого прадеда у меня нет ни одной.
