Тайна усыновления: право знать. Хранить ли тайну усыновления?

– Родители боятся, как ребёнок воспримет эту новую информацию, тем более, если история его биологической семьи отягощена какими‑то негативными событиями: папа убил маму, родители пьющие, – говорит психолог Архангельского центра помощи детям «Лучик» Екатерина Лабутина. – Могут быть опасения и по поводу того, как примут ребёнка в обществе, если узнают, что он приёмный.

название

А когда разговор постоянно отодвигается, то растёт и тревога о том, что тайна будет раскрыта в любой момент и при непредсказуемых обстоятельствах. И как тогда изменятся отношения в семье: «Ведь получается, что вы всё это время меня обманывали?» Вопросов и сомнений, действительно, много.

– Наверное, универсального рецепта и нет. Просчитать и предвидеть буквально всё – невозможно.

– Конечно. Но если родители всё‑таки решили для себя, что не будут скрывать правду, то лучше выдавать её не скопом, а постепенно – по мере взросления ребёнка. Говорить об этом надо естественным тоном, чтобы малыш не начал чувствовать, что информация какая‑то «ненормальная». Когда родитель говорит с ребёнком на доступном и понятном ему языке, то и факт усыновления становится чем‑то таким само собой разумеющимся, неотъемлемой частью представления ребёнка о себе.

– Во сколько лет начинать этот разговор? В пять, в семь?

– Возраст четырех-пяти лет наиболее благоприятен. Это как раз тот возраст, когда малыш уже многое понимает, и всё сказанное родителями воспринимается им на веру. Важно, чтобы к этому времени между ребёнком и родителями сформировалась устойчивая привязанность, и он научился чувствовать свою приёмную семью, стал её частью.

В детской психотерапии есть такое направление – терапия сказками. И совсем маленького, например, можно подготовить к разговору с помощью каких‑то интересных историй, в которых мальчик, девочка, какой‑то другой персонаж нашли заботливую семью.

– Любимый многими «Лунтик» – это, по сути, ведь тоже мультик про приёмного ребёнка?

– Да. Это хороший пример. И подобных историй, которые можно использовать как иллюстрацию приёмной семьи, много. Но есть один момент – не следует заводить такой разговор с ребёнком в адаптационный период. Допустим, вы взяли в семью четырёхлетнего малыша, и он точно знает, что у него были другие родители. Желательно подождать с обсуждением непростой темы до тех пор, пока ребёнок не адаптируется в семье – год или два. Важно, чтобы между родителями и ребенком установились крепкие доверительные отношения. И, естественно, лучше обойти кризисный возраст. Такой, как кризис трёх, семи лет, подростковый возраст. В этот период отношения между родителями и детьми и так проходят проверку на прочность.

– А если мама с папой всё‑таки предпочитают скрыть информацию об усыновлении? Ну вот не хотят усложнять жизнь какими‑то там признаниями.

– Это тоже их право. Но бывает, что ребёнок внутренне всё равно чувствует – ему что‑то не договаривают. Он может испытать очень сильное потрясение, если узнает, что его «родители не родители» от посторонних людей. Может появиться чувство отвергнутости, недоверия к приёмным родителям или агрессии. Ведь даже в семьях, где ребёнок точно знает, что он приёмный, можно столкнуться с трудным поведением детей. Это поведение продолжается и прогрессирует из‑за того, что прошлый опыт не упорядочен в голове ребёнка.

Он знает какие‑то факты о себе, у него есть какие‑то воспоминания. Но никто с ним об этом не говорит, а объяснить сам он не может. Приёмные родители хоть и не скрывают того, что есть ещё и родители кровные, но абсолютно не стремятся помочь ребёнку разобраться с информацией, которая периодически всплывает у него.

– То есть картинки из прошлого есть, а причинно-следственной связи между ними нет?

– Да. И в голове возникает хаос. Когда ребёнок растёт, то эта информация начинает обрастать какими‑то его фантазиями. Он что‑то додумывает, домысливает, а мама и папа не стремятся подтвердить это или опровергнуть. Но чтобы двигаться в своём взрослении дальше, человеку необходимо опираться на собственный прошлый опыт. А если прошлый опыт непонятен и тревожен, то как на него опираться и развиваться дальше?

Иногда разлучённые в раннем детстве братья и сёстры продолжают чувствовать друг друга и живут с ощущением, что «кого‑то не хватает». А потом вдруг, действительно, выясняется, что есть старшая сестра, которая много лет назад осталась в детском доме. Или, допустим, иногда в рисунках ребёнка необъяснимым образом всплывает тема двойного родительства.

– Как это – «двойного родительства?»

– У персонажа, которого ребёнок создаёт на бумаге, есть как бы две пары родителей: одни мама с папой и другие мама с папой. Откуда он это взял? Начинаешь разговаривать с приёмными родителями, они удивляются: «Нет, ничего не было… Мы даже не обсуждали с ним эту тему».

– Может, таким вот образом малыш даёт понять, что готов к разговору с родителями. И это – такой сигнал им?

– Всё возможно. Любая тайна – это постоянное напряжение и страх. Не зря говорят, что если в семье есть тайна, то страдают все. Когда родители пытаются всеми силами сохранить тайну, то подспудно они транслируют свою тревожность и создают тревожность у ребёнка. Он считывает их состояние. И возникает ситуация, когда, грубо говоря, у меня сзади что‑то есть, но я не знаю что. И это цепляет, тормозит, мешает…

– Если приёмные дети, узнав правду о своей кровной семье, захотят увидеть биологических родителей?

– Такое желание, действительно, может появиться. Но это не из разряда «хочу от вас уйти», а именно – «хочу посмотреть». Кто мама? Что с ней случилось? Чаще всего ведь мучают именно эти вопросы: «Что произошло? Почему от меня отказались?» Ребёнок, а чаще уже подросток, хочет задать свои вопросы, чтобы услышать ответы.

Возможно, не даёт покоя и чувство вины, так как дети, попадающие в сиротское учреждение в более сознательном возрасте, склонны винить себя в том, что они туда попали: «Я, наверное, какой‑то не такой…»

– Ну а как приёмным родителям вести себя в ситуации, когда ребёнок рвётся увидеть родную мать?

– Пугаться или препятствовать не стоит. Поддержите его желание узнать про свои корни, свою историю. Но всё зависит от возраста ребёнка и от ситуации в кровной семье. Если ситуация такая, что личная встреча может причинить дополнительный стресс, то, конечно, лучше не рисковать. Удовлетворить возникший интерес можно и тем, что вы просто откровенно поговорите об этом. Предложите: «Давай напишем твоей маме письмо. Я постараюсь его отправить». Потому что, когда ребёнок задаёт вопрос и не получает ответ, то вывод один: «Замалчивается и скрывается от меня что‑то плохое, а если плохие кровные родители, то и я тоже». И вновь возникает волна тревожности.

Не надо искусственно огораживать ребёнка, запугивать: «Твои родственники – ужасные люди!» Или: «Твоя мама алкоголичка». Даже если это так, если его мама страдает алкоголизмом, то маленькому ребёнку достаточно просто объяснить: «Мама больна. И поэтому она не смогла о тебе заботиться». Когда он вступит в более сознательный возраст, то сам сможет дать оценку тем событиям. А навешивать ярлыки на биологическую семью… Ваш ребёнок – часть той семьи. И ударив по ней, вы «бьёте» и по своему ребёнку.