Питерская подруга жаловалась на тамошнюю погоду и отпуск в ноябре, в Архангельске тоже внезапно началась зима, а в Крыму – «низкий сезон». То есть гостиницы, экскурсии и даже авиабилеты стоят вдвое-втрое дешевле. И мы отправились в Крым.
Как в фильме «Асса»
На набережной Ялты шторм, рыбаки, продавцы лакированных ракушек и отдыхающие несмотря ни на что. Некоторые в актуальных при крымском дожде шубах. А зря что ли наряды везли?!
Все неизъяснимо милые. Зима в Ялте.
– Товарищи отдыхающие! Теплоход «Профессор Пушкин» через две минуты отправляется на увлекательнейшую экскурсию к Ласточкину гнезду!!!
А в само гнездо можно?
– Не, штормит, сегодня не пристать, да с моря‑то лучше вид, но телефончик мой запишите, поймаете погоду – звоните.
Рыбаки, кстати, ловят что‑то размером с пуговицу, в лучшем случае – с крабовую палочку. Вежливые крымчане называют это рыбой. И песни о ней слагают, и Кости приводят шаланды, полные этих пуговиц. Где треска, я спрашиваю? Но вот местные новости заявляют, что в Крыму собрали рекордный урожай мидий и устриц. Теперь заживём.
На горе Ай-Петри снегу по колено, а туман называется «облако».
Путь наверх долог и извилист. Внизу на нас нападает фотограф с выхухолью, на шестистах метрах над уровнем моря водятся крымские обезьянки в розовых меховых попонках, а на самом верху – мужик с орлом. Мужика зовут дядя Ваня, и как он орла уговорил стать фотомоделью – загадка. Гид цитирует фильм «Останний москаль» с шикарным хохляцким акцентом: «Прылэтив велыкый орёл, схватыв Ивана и понис в горы в гниздо. И нам треба всим идти его шукати. – У гнезди? – У горах!»
Зуб на зуб не попадает, водопад поражает мощью – дикой, но обузданной. На «Учан-су», он же «Летящая вода», можно посмотреть за 60 рублей – наследники турецкоподданного придумали четыреста первый сравнительно честный способ отъёма денег у населения.
Итого – подъём полтора часа на машине с гидом-философом Юрой, спуск двенадцать минут на канатной дороге в облаке, с проплывающими под ногами ливанскими кедрами и виноградниками.
Пахнет югом и морем, Советский Союз образца тысяча девятьсот семьдесят первого года. Дружба и любовь народов. В троллейбусе пятьдесят шестого года выпуска пьяный узбек рассказывает пассажирам, что он узбек, и что мы все хорошо раньше жили, а сейчас заживём ещё лучше. Троллейбус стоит десять рублей, набитая под ватерлинию маршрутка – тринадцать. Пенсионер ругается с тридцатилетним мужиком. Насмерть. Потому что «Крым – это самая жёсткая Россия, поэл, да? И Путин всё правильно сделал, нет, ты поэл?!» С этого места они братаются и заявляют хором, что никого не боятся. Давно мы с таким наслаждением не ездили в переполненной маршрутке.
Войти в историю
На завтрак Анна заказала овсянку, ела её церемонно – вылитый сэр Генри. И раз уж утро вышло английским, день начался с резиденции Черчилля на Ялтинской конференции – Воронцовского дворца. Место как раз для английской делегации – величественное и с традициями. Со львами, розами, монументальным бильярдным столом и музейными тапочками на завязках.
А американцы жили в Ливадийском дворце, а наши – в Юсуповском. Эх, союзнички. Какая жалость, что после исчезновения общего врага объединение потеряло всякий смысл.
Восковые Сталин, Рузвельт и Черчилль раза в два худосочнее бронзовых. Бронзовых местные кличут «Тремя богатырями», восковых (особенно Сталина) хочется прижать к груди и немедленно начать кормить булками.
Экскурсовод в Ливадийском дворце – элегантная дама лет пятидесяти – разговаривает без намёка на южный акцент и выдаёт настолько потрясающие подробности о Ялтинской конференции 1945 года, что шутить уже не хочется. Хочется слушать, задавать вопросы, снова слушать, придушить всех остальных экскурсантов, скупить все сувениры и погладить всех кошек, чтобы угодить этой замечательной женщине, прослушать экскурсию ещё несколько раз, выучить её наизусть, плюнуть и остаться здесь жить.
Рузвельт же жил. И несчастная царская семья. Хотя в Ливадии они все были счастливы. И Романовы, и американцы, и англичане, и наши. И всё это мы проходили в школе, в институте, всё это читано, слышано, изучено. А вот поди ж ты. Когда увидели, осознали, в какой тугой узел сплелась мировая история в Ялте, пробрало до холодного пота.
Так мы и шли, рассуждая о судьбах мира, по «Солнечной тропе» Николая II от Ливадии к Ласточкиному гнезду. И понимали, что надо бы снизить уровень пафоса, но деваться некуда. Хотелось истории из жизни отдыхающих, а получился гимн страны.
Ну, за водителей!
А поехали в Севастополь? А поехали! Только сначала заглянем на Форос. Не говоря уже о Балаклаве. А тем более о Фиоленте. Это всё по пути, иначе не получите нужного впечатления. А какое нужное? Объёмное!
Никто в здравом уме не спорит со специалистом по 3D-впечатлениям. Просто садимся в машину и едем, или, как здесь выражаются, «идём». «Идём» на Форос, сметая преграды на пути.
Чего это они трассу перегородили? Щас выйдем, глянем. Неутомимый гид Юра отодвигает заборчик с грозным знаком и упрямо идёт на Форос. Автобус скатывается вниз почти отвесно, пассажиры читают молитвы и всем все прощают. Очухиваются посреди глиняной лужи.
Из будки выскакивает охранник. Кому кирпич повесили?! Кому, я спрашиваю?! Чешет в затылке, машет рукой. А давай, раз уж спустился, попробуй, проскочи. Только с разгону!
Разгоняться придётся со дна пропасти, но всего через две молитвы лужа пройдена. А как теперь подняться – вообще не вопрос. У Юры в багажнике есть зимняя резина и цепи, но можно же попробовать и так.
Слабонервные выходят из автобуса, автобус хрипит, стонет, бьётся в судорогах и срывается в фальцет. Слабонервные и охранник хором скандируют: «Давай-давай-давай-давай!!! Давай!!!» Кто там из святых отвечает за крымских водителей? В Форосе отличная церковь, там и уточним.
Охранник машет на прощанье. Нам закрыть за собой заграждение? Та не надо, я сам. Братуха, спасибо!
Форос, Балаклава и Фиолент – вот это да! и о-го-го!!! Виды головокружительные во всех смыслах.
Идём на Севастополь. Въезд через щель в щебёнке. Кирпич не висит. А зачем? Всё равно все едут, разворачиваются, едут назад, ныряют на баранью тропу, разворачиваются, ныряют на козью тропу, разворачиваются, спрашивают друг у друга: «Почему не висит кирпич?» А действительно – почему? И главное – зачем?!
Идём на Херсонес. Потом – на Панораму. Потом – на набережную. Потом обратно на Ялту.
Так кто же всё‑таки из святых отвечает за крымских водителей?!
Смешные люди
Если женщина родилась и выросла в Ялте, и зовут её Леокадия Адольфовна, она не может работать продавцом или заурядным президентом банка. Она служит экскурсоводом в доме-музее Антона Павловича Чехова.
И вы будете ходить за ней на цыпочках, затаив дыхание, провокационных вопросов задавать не будете, вообще никаких вопросов задавать не будете. Потому что вот же телефон фирмы «Эриксон», его Антон Павлович заказал специально, чтобы телефонировать Ольге Леонардовне. И иногда болтать по нему со Львом Николаевичем – он тут, в соседнем посёлке, на даче отдыхает.
А над камином картина – её Левитан нарисовал за полчаса, чтобы Антон Павлович не скучал по среднерусской природе. А на стене табличка «просят здесь не курить». Её подарил Гиляровский, чтобы больной туберкулёзом хозяин не задыхался от милой привычки всей труппы МХТ, прикатившей в гости. А в многоуважаемом шкафе висит пальто Чехова – кожаное, длинное, любой нынешний байкер удавится от зависти. И сад «дилетант», и чайный сервиз, и стол-сороконожка, и «они пили чай и говорили о пустяках, а в это время рушились их судьбы».
Чехов говорил, что после смерти его будут читать семь лет. Или семь с половиной. Нет, всё‑таки семь. Больше ста прошло. Листья платанов всё так же падают в лужи, а дамы с собачками и ажурными зонтиками всё так же прогуливаются по набережной Ялты.
Освобождённые женщины Востока
В Бахчисарае, который, оказывается, не сарай в арбузном поле, а вовсе даже дворец в саду, хорошо размышлять о роли женщины и её всемирно-историческом значении. Под журчание экскурсовода и крики муэдзинов.
Здешние мусульмане могли иметь столько жён, сколько могут прокормить, но не больше четырёх. В гареме у последнего крымского хана именно столько и было – четыре. Официальных. Ещё двенадцать наложниц, в переводе на современный язык – гражданских жён.
В основном они растили детей. А на улицу им можно было только выглядывать – из‑за резной решёточки на балконе. Точно такой же балкон с точно такой же решёточкой красуется на современном доме в квартире над магазином «Восточные сладости».
Восточными сладостями торгуют две сногсшибательные красотки в хиджабах с открытыми и тщательно накрашенными лицами. Они снисходительно командуют двумя восточными молодыми мужчинами, хохочут и разговаривают с сильнейшим южнорусским акцентом.
А вот, кстати, акцент этот придаёт речи значительность, весомость. О какой бы ерунде ни разговаривали крымчане, всё время кажется, что они пакт о капитуляции Германии зачитывают.
Экскурсовод в Чуфут-Кале поведал нам, что пока восточные женщины не стали освобождёнными женщинами Востока, они все курили. Если женщина не курила, значит, она была больная или жадная. Ну это как сейчас у европейских женщин.
Виноват во всём всё равно Пушкин, свет Александр Сергеевич, со своим «Бахчисарайским фонтаном». Скупые мужские слёзы, видите ли. И две розы, ясен пень. А не заехал бы сюда на один день, и кто бы знал про тот фонтан? И про сам Бахчисарай?
Теперь вот мучаемся, лазим по горам, покупаем тюбетейки и пахлаву, подходим к краю пропасти и смотрим на весь мир под ногами. И кричим от восторга. Товарищи женщины, мы свободны, просто иногда нам ненадолго хочется хиджабов. Или феминизма. Это что‑то по ту сторону разума.
Вежливые все
До «Токая» я такая, а после «Токая» не такая, – говорит женщина девяноста двух лет от роду, проработавшая на винзаводе «Массандра» семьдесят лет.
А главный винодел завода Егоров умер в 1969, и было ему девяносто пять.
А Максим Горький уехал с «Массандры» сравнительно трезвым только по недостатку времени, а так – пил и восхищался.
А во время землетрясения 1927 года вся Ялта сложилась карточным домиком, выстояли только дворцы и винзавод, потому что построены из местного камня – диабаза, – и на нём сохранилась вся пыль веков.
А во время Великой Отечественной винзаводу повезло с немцем по фамилии Гегель. Когда наши освобождали Крым, Гегель предупредил партизан о том, что завод заминирован. Правда, Гегеля потом расстреляли свои же за предательство, но полуторавековой завод и драгоценную коллекцию вин удалось спасти. А Гегеля добрым словом поминают на всех праздниках и экскурсиях.
А злые люди Горбачёва в 1985 году пытались загубить все виноградники, но вежливые люди Крыма им не позволили.
А здешние коты ходят парами, и пахнет от них коллекционным портвейном 1895 года.
Так выпьем же за всех трезвенников и пьяниц, за всех злых и вежливых людей, за Гегеля – отдельным тостом. За гостеприимную, ласковую, добродушную и неотразимую Ялту.
Скоро нам выпадает дальняя дорога, поэтому ещё и за начальника транспортного цеха. Будьте здоровы! Может, свидимся ещё.
