11.08.2015 14:51

Пиросмани на телевидении

Юрий Киселев за работой

7 августа исполнилось 70 лет талантливому телеоператору, фотографу, художнику (и еще очень много в каких областях одаренному) Юрию Владимировичу Киселеву.

Во-первых, почему такой заголовок? Гениальному художнику Нико Пиросманишвили чаще всего приходилось писать вывески на жести или клеенке для трактиров, лавок, аптек, повивальных бабок, чтобы заработать на кусок хлеба, миску лобио и полбутылки кислого вина. И все равно это было настолько прекрасно, что его вывески и клеенки, на которых он рисовал, уже давно стоят миллионы у.е. (я знаком с человеком, который только на посреднический процент от продажи полотна Пиросмани купил себе шикарную квартиру в самом центре Москвы).

Юрий Владимирович Киселев, конечно, снял немало «высоких» работ. Например, работал у Михаила Казакова на телефильме «Фауст». Да много еще где... Но чаще всего он малевал «рекламные вывески лавок, трактиров, аптек и повивальных бабок». Но и это всегда было талантливо – иначе он просто не умеет. Киселев обладает хронически хорошим вкусом во всем – от любимых женщин до обожаемых собак. Это его диагноз.

И все-таки чаще он «малевал вывески». Не потому что телевидение плохое. Оно такое, какое время. А «времена не выбирают». И если уж главное призвание твое – оператор, то изволь талантливо малевать вывески ради того, что в наше время заменяет миску лобио, кусок хлеба и полбутылки красного вина.

Как всякий нормальный человек, Юрий Владимирович попал на ТВ случайно. То есть у него было абсолютно счастливое детство, проведенное в землянке, которая была выкопана неподалеку от земляничного холма. А с него в свою очередь открывался дивный вид на зону очень строгого режима, столь уместную для флоры и фауны Коми АССР.

Папа Юрия Владимировича «мотал» бесконечный срок по политической статье. В общем, в этом землянично-зоновском детстве его окружали хорошие – без комплексов, амбиций и зависти – люди, состоявшие на одну половину из насильственно переселенных трагиков, а на вторую – из местных комиков.

И мечта у Юрия Владимировича была тоже без намеков на патологию – ВГИКов, ГИТИСов и прочих ВХУТЕМАСов он не заканчивал. Зато в мореходном училище отучился прекрасно и образование имеет вполне пристойное и уважаемое в кругу настоящих ценителей поэзии. «И черт его занес на эти галеры...»

Кстати, детство, проведенное на обочине зоны, отложило на внешне мягкий, тихо-интеллигентный характер Юрия Киселева неизгладимый и подчас невидимый теми, кто мало его знает, отпечаток. Как-то осенью мы возвращались из командировки в северные моря, где снимали фильм о нелегком труде рыбаков. Шли домой на траулере, который полгода пробыл на очень прибыльном для экипажа промысле. Понятно, что на радостях из команды не пил только корабельный кот. Хотя и за это поручиться не могу.

А тут почему-то вызывающе отдельные и неприлично непьющие телевизионщики: «А чо, телевидение, впадлу с нами накатить?!» Юрий Владимирович просто лежал на койке и читал Борхеса... Опустил книгу на грудь, сдвинул очки на лоб, безошибочно вычислил вожака этой стаи и тихо сказал: «Вон отсюда!» Он сказал это, как волк Акела шакалу Табаки. И шакал, поджав хвост, прижав уши и повизгивая, бросился наутек вместе со своими прихвостнями. Этому невозможно научиться, это либо есть, либо нет. Это подлинная аристократия и передается по наследству.

Справедливости ради я должен сказать, что это был единственный неприятный инцидент с рыбаками. Да и траулер был «чужой». Полтора месяца мы прожили на БМРТ «Докучаевск», как сыр в масле. Душа в душу со всем без исключения экипажем. Работать с Юрием Владимировичем удивительно сложно. Он из редкой теперь породы сопереживающих людей. Другого такого почти болезненно небезразличного к тому, что он снимает, с кем он снимает, чем Киселев, я, наверное, не встречал. Он любит или ненавидит, но никогда не равнодушен. Когда при нем один молодой корреспондент сказал: «А-а-а, сговняем (в смысле абы как сделаем) сюжетец», – он отреагировал: «Ну раз ты говно, то сам и говняй!» И отказался работать.

Я не знаю, откуда у него остаются нервные силы при таком расходовании их на работу. Когда у Киселева дрожат все мышцы от мускульного напряжения во время съемок подъема полного трала рыбы... В шторм, на секущем лицо пронзительном ветру, он тоже поднимает трал вместе с рыбаками. Впадает в некий транс и чувствует то же самое, что и эти парни: механически однообразные движения при подрезке живых тресковых туш... Когда в голове звон, в глазах черная кровища на контрастно-светлой палубе и резкий железистый запах... Бесконечные взмахи белого лезвия ножей, тошнотворные ощущения бесконечности качки – нос задрался вверх, затем судно резко ахает вниз. И снова, и снова, и снова...

На экране вся сцена займет максимум полторы-две минуты, и несколькими планами он обязан показать, что это длится часами, вахтами... Как человеку впечатлительному, Киселеву, вероятно, очень физически плохо в этот момент. Но он привык. Потому что, если он не будет внутри этих людей, внутри этой картинки, зритель не поверит. А тогда зачем ты работаешь оператором? Кочегарам больше платят, а работа полегче будет.

Красивые пейзажи, всякие закаты, приливы-отливы и прочие туристические плакаты может снять даже такой технический тупица, как я. Но показать человека... Причем не таким, каким он выглядит в данный момент, – нет, выдернуть из него сущность, которая, возможно, спрятана в самую укромную глубь, замаскирована от людских насмешек, досужего любопытства... Это могут очень немногие. В их числе Юрий Владимирович.

В колонии для несовершеннолетних публику мы снимали самую разную. И далеко не всегда симпатичную. В том числе внешне. Были там и хитрецы, и подлецы, и жестокие убийцы, насильники, воры... Были и просто несчастные подростки которым не повезло в жизни. Были забитые слабаки, и жестокие вожаки. Юрий Владимирович, конечно, снимал очень много действия, которое делает передачу более динамичной, а значит, глаз не устает от однообразия. Но как только в «экшене» были паузы, начинал самоуправствовать и делать крупные планы лиц.

Повторюсь, в большинстве своем обезображенных злобой, жестокостью и откровенным равнодушием лиц подростков. Я никак не мог понять, для чего. Разгадка была очень простой для понимания и очень сложной в техническом исполнении.

При монтаже в замедленном режиме я увидел, как сползают маски бравирующих хулиганов, ожесточенных волчат и прочих. Остаются лица детей. А некрасивых детей не бывает. И им нужны любовь и внимание родных. И на зоне, как бы они это ни скрывали – все равно нужны! Киселев замечательно показал это еще и в эпизоде «родительского дня», когда нахальный, огромный бугор сидит рядом с бабушкой и по-младенчески жадно пихает в рот дешевые карамельки, уплетает домашние пирожки, давясь кусками и собственными слезами. А ведь еще час назад он отобрал у слабого пайку масла и обматерил учительницу.

Да, может, этот ребенок с удовольствием получил бы подзатыльник дома за курение в форточку, чем сейчас безнаказанно смолил «Приму» на зоне. Но это здесь никого не волнует. Нельзя любить профессионально. Для этого нужно быть таким гением, как Януш Корчак. Трудное это дело – любить преступника, но ведь любить вообще нелегко. Однако пока они еще дети, ничего не поздно исправить.

Вот какое чудо сделал оператор Юрий Киселев. Не знаю, воспользовался ли им хоть один из родителей тех детей... К сожалению, нам так свойственно сказку делать былью... То есть Жар-птицу поймать, запихнуть в тесную клетку и использовать ее по ночам вместо осветительного прибора, чтобы сэкономить на электроэнергии.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Леонид ЧЕБАНЮК. Фото из архива автора.