Её имя сейчас носит первая городская больница Архангельска, которую Еликанида Егоровна возглавляла почти полвека.
К юбилею Волосевич её многолетний заместитель Валерий Колыгин поделился «человеческими» впечатлениями от работы с Еликанидой Егоровной.
Издержки возраста
Окончив институт с отличием, Волосевич уже в 32 года стала главным врачом больницы. И долго во многом оставалась самой молодой. Наверняка руководство учреждением в таком возрасте обязывало, заставляя доказывать, что ты – не хуже аксакалов. Но как потом оказалось, «самой старой» пришлось доказывать ещё больше.
С 1991‑го мы общались с Еликанидой Егоровной ежедневно, иногда – чуть ли не круглосуточно. И всё равно она осталась для меня непостижимой. Тогда наша главная была уже пенсионеркой. Многого добилась. Могла почивать на лаврах. Но какими идеями она кипела! Вышло постановление о развитии малого бизнеса. И люди пытались заниматься всем подряд: ничего же не было в магазинах.
Была, например, у главной идея поставить ангар на территории больницы – делать палочки для суши, зубочистки. В наших подвалах она собиралась выращивать грибы-вешенки. Когда в магазинах появились соевые продукты, загорелась идеей купить аппарат, делающий из сои молоко. Реализацию её задумок тормозило только то, что все эти виды производства были лицензионными. У нас же лицензия всегда одна – на лечебное дело.
Дело не в годах – в возможностях
В последние годы Волосевич за глаза многие звали «бабулей». Она действительно часто ходила в мужских брюках и рубахах, в безразмерных свитерах, без причёски и макияжа. Лет добавляли очки с толстыми линзами и походка. Правда, она менялась в зависимости от обстоятельств: вот – идёт пожилая сутулая женщина, а вот – стремительный жёсткий руководитель.
Помню её бешеные поездки в Москву за каждым рублём на строительство кардиокорпуса. В три утра надо встать, в пять – выехать в аэропорт, первый рейс – в семь. А в Москве тогда ни «шаттлов», ни «экспрессов» не было – добиралась до министерства на автобусе и метро. День работала в столице, вечером обязательно появлялась в Архангельске.
Или ведёт, допустим, планёрку, где завотделением докладывает: «Больная Иванова. Диагноз такой‑то. Бабушка чувствует себя хорошо». А та «бабушка» – моложе нашей Еликаниды Егоровны лет на 20. У Волосевич при этих словах ни один мускул не дрогнет. Она реально не была ни дряхлой, ни немощной. Ни внешне, ни по образу жизни, ни по тому, как работали её мозги. И мы всегда это знали – сравнивая её и свои возможности.
Наша главная любила водить машину. И когда в 2000‑м была угроза теракта на территории больницы, за час прилетела из Холмогор. Я не знаю, как она сделала это, имея в голове жёсткие вводные: больница заминирована, в корпусах – больше тысячи больных и 1200 человек персонала.
Вечный двигатель
Еликаниду Егоровну многие считали немного ненормальной: типа ничего не понимала, никому не доверяла, всё тянула на себе и вообще была тормозом в развитии медицины на Севере. А с неё началась не только кардиохирургия, но и нейрохирургия, и гепатопанкреатобилиарная хирургия, и инсультный центр, и даже трансплантации, осуществлённые больницей спустя девять лет после её гибели. Ещё в 1991‑м Волосевич понимала, ЧТО реально для нас. И всё сегодня – в рамках её стратегии 15–20‑летней давности.
Нас, замов, она постоянно и «использовала», и учила. Помню, году в 1993‑м забастовали водители «Медсантранспорта». «Возить ваше бельё в прачечную не будем». Волосевич собрала всех замов: «У тебя есть права категории «В»? А у тебя? Так… Будем возить сами, через неделю найдём других водителей». То же самое случилось, когда забастовали стиральщики. Сушилка там, что ли, сломалась. «Сейчас натянем верёвки, развесим, просушим…» И мы, мужики в том числе, как миленькие, занимались пелёнками-простынями.
Или: засадила всех замов за нейро-лингвистическое программирование и основы управления – раз в неделю с нами занимались специалисты, которых она сама и нашла. Диктор радио учила нас правильно говорить. Все замы на тех занятиях читали стихи, ещё и экзамены сдавали. Хотела увлечь нас вертебрологией, чтоб мы позвоночники лечили, как Татьяна Валькова…
Волосевич любила мозговые атаки, ставшие намного позднее модными. А тогда она собирала костяк больницы и предлагала высказывать даже самые абсурдные идеи. Иногда выходило, что и в невероятных мыслях есть рациональное зерно.
«Первая ссора лучше последней»
Её умение общаться с совершенно разными людьми поражало. Причём для установления контакта порой хватало одной-двух фраз. Идёт, допустим, в больнице проверка – работают суровые такие дамы, неприступные. И бежит с утра Волосевич со своим портфельчиком: «Девки, ну как там мои‑то, накосячили несильно?»
Она вообще славилась меткими фразами. «Легче дать, чем отказать. Я чаще всем и даю» (о просителях). «Первая ссора лучше последней» (считала, нужно сразу выяснять отношения, а не копить негатив годами).
Коронная фраза Волосевич: (когда человек делал что‑то нехорошее повторно): «Ну ты попал, сейчас я на тебе высплюсь!» Хотя мы пугались, даже когда она просто обращалась к нам по имени-отчеству. Сразу вспоминали, что могли сделать не так.
При этом сама Еликанида Егоровна всегда переживала за «разбор полётов». Волновалась, не обидела ли кого невзначай. Не обижала – она была деликатна в упрёках и замечаниях, если считала провинность не слишком большой. В таких случаях наша главная не устраивала публичную порку, а отправляла к провинившемуся кого‑то из своих сподвижников. И тот уже разговаривал с доктором по душам. Причём на его, доктора, территории, а не в кабинете главного врача.
Вожак стаи
Волосевич, кажется, знала, поимённо не только всю тысячу своих сотрудников, но и наши семьи. Всегда интересовалась: «Брат учится? Сестра работу нашла? Как чувствует себя отец?» Поэтому и шли к ней со своими проблемами жёны, мужья, дети, родители, соседи… И Еликанида Егоровна умела вникнуть в любую ситуацию, найти точные слова, чтобы заново свести людей. Умела хранить чужие семейные тайны, которых ей доверяли множество.
…Час дня, время обеда, звонит секретарь: всем замам собраться в приёмной. Хватаем блокноты, ручки и бегом. А там – кастрюля на столе. Запах – с ума сойти! Белые грибы в четыре утра главная набрала по дороге с дачи.
Когда первый год работал её замом, поздней осенью на окраине Архангельска сломался мой «Запорожец». Мобильных тогда не было – никуда не дозвониться. Я полночи искал, кто бы меня дотащил до больницы. Наутро Волосевич увидела мою невыспавшуюся физиономию: «Что случилось?» Рассказал, а она в ответ: «А почему мне не позвонил?» У меня же и в мыслях не было, что могу побеспокоить главного врача – ночью! – по личному поводу. Как потом выяснилось – мог. У неё самой практически все машины были русские – 11‑я, 13‑я модель, «пятёрка», «семёрка», и у всех машин сзади было специально поставленное прицепное устройство – фаркоп, символ того, что всегда могла помочь на дороге.
Наша главная любила делать подарки. Обычно в канун Нового года с подругой Александрой Степановной ночами пекла козули. Сама же их расписывала, упаковывала в коробочки, подписывала – каждому с учётом членов семьи.
Память
Недавно мы с Виктором Павловичем Рехачевым отбирали снимки для фотоальбома о нашей главной. Кладбище в Кимже, где покоятся родные Еликаниды Егоровны – шесть деревянных крестов. Когда её муж умер, она тоже заказала крест из лиственницы.
Сейчас многие не понимают: почему мы до сих пор не поставили памятник на могиле нашего главного врача? А у неё – такой же крест, как у мужа, родителей, бабушек-дедушек. Как на родовом погосте.
Думаю, подобный консерватизм – признак нормальности. Еликанида Егоровна всегда знала свою истинную цену. Ей не нужны были регалии или награды, статусность, постоянное присутствие в публичном пространстве.
Об этом не задумываешься при жизни человека, но это не может не восхищать, когда он уходит.
