Саша и её «Хамелеон»
Как раскрыть в ребёнке талант к рисунку, рассказывает Александра Скородумова, педагог-художник, основательница изостудии «Хамелеон»
Александра Скородумова– Глядя на твои фотографии «ВКонтакте», удивляешься: тут ты с синими волосами, тут – с огненными, тут – с фиолетовыми. Хамелеон – твоё тотемное животное?
– Да нет, это просто потому, что я очень эмоциональная, постоянно вот так себя выражаю. Насчёт названия было много споров с друзьями, и оно не всем нравилось, хотели искать дальше. Но потом я взяла и нарисовала его. И вопросы отпали, так он всем полюбился.
– И как же ты с такой своей эмоциональностью на занятиях с детьми справляешься?
– Никак не справляюсь. И детям это нравится. Прямо вот в таком жанре и работаю – „show must go on“. Дети же любят эмоции, хорошо включаются эмоционально в процесс. Чтобы «зацепить» ребёнка – надо заинтересовать его чувственно. На построение этой связи обычно уходит один-два урока. Причём они очень чётко твои состояния считывают. Недавно вот пристрожила детей – и понимаю, что это было даже полезно. Так ты показываешь им себя со всех сторон. А когда приходишь на урок расстроенная, но пытаешься быть хорошей и правильной – всё, доверие падает. Дети видят, что ты от них что‑то скрываешь, и закрываются сами. А если ты радостная, грустная – любая, но открытая – тебя принимают как есть, с тобой легко. С другой стороны, в таком режиме и выгорание быстрее, приходится восстанавливать себя. Именно поэтому я не набираю много детей. Больше восьми в группе уже тяжело.
Мне важнее, чтобы это был такой душевный коллектив, где мы друг друга знаем, все на одной волне. А за деньгами я не гонюсь.
– Как пришло решение открыть свою студию, ни от кого не зависеть?
– Я потеряла работу и разочаровалась в ней. Стала работать репетитором, и, в общем‑то, меня всё устраивало. Но подруга взяла с меня обещание, что я сделаю студию. Нашла мне помещение, мебель, ну и дальше всё как‑то само пришло: оборудование, помощники, ученики. Пообещала – надо выполнять, хотя я вовсе не была к этому готова, а полностью осознала своё дело только спустя месяцев семь, буквально вот сейчас. Бизнес-плана как такового не было и нет: просто я знаю, как это делать хорошо, и делаю. Рассчитала, что для покрытия аренды нужно человек десять, и всё. А они откликнулись и идут, идут… (смеётся). Наверное, то, что я делаю – нужно.
– На своей страничке ты пишешь об авторской методике преподавания. В чём, если вкратце, она заключается и в чём отличие от классической модели?
– В раскрытии творческого потенциала. Любое задание направлено на то, чтобы найти сильную сторону каждого ребёнка и развить её. Один может писать мазком, другой – пятнами, кто‑то хорошо композицию видит. Я и делаю упор на эту сильную сторону. Но обучение у меня свободное. Я не рассказываю детям, как именно что делать. Я даю материал, показываю, как делают другие, а выбирают они сами. Естественно, у каждого задания есть цели и задачи, но каждый их выполняет по‑своему. В работу ребёнка я не вмешиваюсь. Могу что‑то на отдельной бумажке показать или обсудить, если он чего‑то не видит. Но применяет он эти знания сам. Если не удаётся всё сделать за урок – не давлю, радуюсь даже малому результату.
В процессе видно, как дети меняются, задумываются о чём‑то. Мои задания, скорее, о жизни, нежели о художественной подготовке. Ведь, как сказал Роден, самое главное для художника – быть взволнованным, любить, надеяться, трепетать, жить. Быть прежде всего человеком, только потом - художником. И это такой способ жить – пропускать то, что ты видишь, через себя.
Рисуем подводный мир – у каждого ребёнка свои рыбы. Этого нет в методичках, это их личный мир. И если что‑то мешает им рисовать, то моя задача – помочь справиться с этим. Например, у меня есть девчонки, у которых все образы угловатые, колючие, как ёжики. Они рисуют, как чувствуют. И пока они эту колкость, панцирь от мира не изрисуют – бесполезно давать технику. Такой подход намного эффективней, чем зубрёжка.
– А вот интересно, как ты одновременно концентрируешься на полотне и «держишь» всех участников группы? Такое распределённое внимание.
– Мне кажется, это врождённое. А развить помогли в колледже культуры, Сергей Павлович Шадрунов. На рисунок сильно влияет доминирующее полушарие мозга. Левополушарные хорошо видят детали, но не композицию. Правополушарные видят картинку целиком, как водители дорогу. Этот навык тоже из рисования. Вижу боковым зрением, что ребёнок отвлёкся – подойду, поглажу, успокою. Им это очень помогает.
– Значит, занятие рисунком учит детей не только рисовать?
– Да, это на всей жизни отражается. Строгая академическая база плюс психология – вот и весь рецепт.
Но именно психология рисунка. Если у человека обычная психологическая проблема – это к специалистам. Вообще, за рисунок и за игру отвечают одни и те же зоны мозга. Все рисунки мы и проживаем, и проигрываем, как актёры. Это развивает их интеллект, кстати. И эмпатию – по позе могут сказать, что у человека на душе.
– Ну а если брать конкретные задачи – ты ведь и к конкурсам готовишь, и к «художке»?
– Да, конечно. У меня есть и победители конкурсов всех уровней, и грамота от департамента культуры за подготовку стипендиата. Многие в художественных университетах учатся теперь. Но сейчас интересней просто работать с ребятами. Бывает, что талант есть, а желания добиваться чего‑то в рисунке нет. Не потащишь ведь на аркане. Реализуют его где‑то ещё, многие в танец вот уходят, музыкой занимаются. А рисуют для удовольствия.
Но требовать от ребёнка достижений совсем необязательно. Кого‑то высокая планка стимулирует, а кого‑то заставит съёжиться. Творческая работа педагога-художника в этом и заключается: увидеть и развить.
– Что лучше: групповые занятия или индивидуальные?
– Групповые эффективней: ребята учатся друг у друга, общаются, взаимодействуют. А индивидуальные – если есть сложности с концентрацией или коммуникацией.
– Обучение – процесс обоюдный. Чему учат тебя твои ученики?
– В работе дети помогают мне составлять задания, например. Часто я даю им то, что придумала другая группа. Вне работы – радоваться жизни, быть открытой, любить и быть собой. Быть не правильной, а живой.
А со взрослыми у нас получился такой небольшой клуб, куда приходят порисовать, поучиться и пообщаться, конечно. С одной стороны, мне постоянно говорили, что я занимаюсь ерундой. А с другой – после жёсткой академической школы художник порой боится рисовать просто так, для души. И здесь меня учат преодолевать комплексы, работать с самооценкой, выстраивать общение и творить.
– Многие таланты покидают город, рвутся в столицы. Не думала попытать счастья?
– Нет. Тут мои друзья, любимые ученики. Архангельск – самый душевный для меня город, несмотря на то, в каком он сейчас состоянии. Здесь чудесные люди. Променять всё это на бешеный ритм бездушного мегаполиса? Зачем?
– Занятия у Саши нужны мне для работы. Сейчас мы ставим много спектаклей, сами делаем и декорации, и кукол, поэтому навык рисунка стал попросту необходим. Задачи прикладные: живопись, графика, работа с цветом, с перспективой. А кроме того, мы здесь собираемся всей семьёй и занимаемся одним делом. И для нас с мужем, и для детей это возможность отложить дела и побыть вместе в атмосфере творческого созвучия.
По детским работам, что я здесь видела, заметна и работа педагога: умение видеть ребёнка, вовремя чем‑то напитать, но потом отдать ему волю в том, что он творит. А то в последнее время детей так много учат, что не дают раскрыться.
А о своей преподавательской деятельности я тут даже не вспоминаю. Я здесь ученица, и мне это очень нравится.
