Архангельский журналист Лидия Мельницкая – о счастливых встречах в Верколе с выдающимся писателем
«Давайте поговорим»
1 марта 1972 года в «Правде Севера» была опубликована моя рецензия на повесть Ф. А. Абрамова «Алька» – «Озиминка из этой озими». А вскоре на моё имя в редакцию пришла бандероль из Ленинграда от Фёдора Александровича – там была его книга «Деревянные кони» с дарственной надписью: «…от Алькиного отца с благодарностью». А в письмеце писатель благодарил за «добрые слова о взбалмошной, непутёвой, но в чём‑то и обаятельной моей девке».
В 1974 году мне посчастливилось познакомиться с Фёдором Александровичем в Верколе, где я была в командировке. Посчастливилось – это я позже поняла и стала чувствовать всё острее. А тогда, в первые минуты встречи, мне захотелось повернуться и уйти от дома, который Абрамов строил со своими помощниками, – благо, были в Верколе и другие дела… Он шёл к незваному журналисту с крайней неохотой, словно его волокли ко мне.
Он был в ватнике и резиновых сапогах. С лицом хмурым, даже сердитым. И ещё топор из рук не выпускал. «Зарубить, что ли, хочет?!» – помню, пошутила я про себя уныло и глупо.
Потом‑то уж я поняла реакцию Абрамова на слова о том, что его ждёт «корреспондентка». Человек, которому четыре года, как перевалило за пятьдесят, строит, наконец, своё «гнездовье» (его слово) в своей деревне. И не сараюшку же строит, а дом, пусть и скромный, и всецело поглощён своей стройкой, – а тут отрывают от работы!..
Увидев, что я как‑то странно держу себя с ним, Фёдор Александрович спросил мою фамилию – после чего сразу потеплел. Подтвердил, что, как и писал мне, намерен поговорить – и не ради каких‑то публикаций, а из‑за общей любви к Северу, к деревне. (Он выписывал «Правду Севера», читал не только «Озиминку…», но и другие мои материалы.) Топор был отставлен в сторону, – впрочем, не без сожаления. Однако я, разумеется, не мешала Абрамову заниматься строительством.
Общались мы в течение нескольких дней на разные темы. Вечерами, в компании с другом Абрамова Михаилом Федосеевичем Щербаковым («Федосеичем»), помощником Фёдора Александровича на стройке, и учительницей Александрой Андреевной Постниковой, у которой писатель жил тогда в «боковушке».
Собеседником Абрамов был очень внимательным; поспорить любил, но всегда выслушивал и противоположную точку зрения, его можно было переубедить. Так, к примеру, получилось в споре по поводу собирательницы фольклора, писательницы Ольги Эрастовны Озаровской. Сначала он: «А что такое сделала ваша Озаровская кроме того, что открыла нашу Кривополенову?!» А закончилось тем, что он поднял вверх руки: «Сдаюсь, сдаюсь. Согласен – нужна отдельная книга об Озаровской…»
Матрёна – не икона
Не могли мы не говорить об опальном Солженицыне. Фёдор Александрович рассказал, что во время антисолженицынской кампании (перед тем, как увезти Александра Исаевича из страны) к нему, Абрамову, обратились с предложением поставить свою подпись под очередным коллективным письмом. Собеседник сказал нам, что ему не близко творчество Солженицына – конечно, он отдавал должное «Одному дню Ивана Денисовича», но вот уже героиня «Матрёнина двора» вызвала его неприятие, желание противопоставить ей, кроткой страстотерпице, судьбы и поступки северных крестьянок. Абрамов считал, что Солженицын «зря сделал из Матрёны икону». И не только в этом Абрамов был с Солженицыным не согласен, что, видимо, знали вездесущие глаза и уши, поэтому и было предложено Фёдору Абрамову подписать «коллективку» писателей.
И добивались от него этого настойчиво, так как он был в то время секретарём партийной организации Ленинградского отделения Союза писателей. Но Фёдор Александрович не только не подписал письмо, но и выразил – в письме в секретариат правления Союза писателей – своё несогласие с позицией писательского руководства.
Абрамов сказал также своим собеседникам за веркольским столом, что не подписывал, не подписывает и не подпишет никаких коллективных писем – ни осуждающих, ни одобряющих. И вовсе не потому, что «на своей шкуре» испытал, что это такое – «открытые коллективные письма» и какие бывают последствия в судьбах: писатель может и должен выразить то, что думает, в своём творчестве.
Фёдор Александрович гордился своим неучастием в травле Солженицына: «Моя совесть чиста».
У каждого писателя – своё право
Чуть не поссорились мы из‑за Михаила Булгакова, точнее – из‑за «Мастера и Маргариты». Я сразу, с момента выхода романа в 1966 году в журнале «Москва», навсегда попала в плен к этому булгаковскому творению. А Фёдор Александрович заметил, что не в восторге от этой вещи, что она ему даже чужда, он не может принять в душу все эти выдумки, фантасмогории, так как в реальной действительности куда как страшнее «всех этих фантазий» события происходили…
Тут я взвилась, взглядывая на Абрамова чуть ли не как на «классового врага». Фёдор Александрович, мне показалось, несколько даже растерялся. Но мы сошлись (не могли не сойтись) на том, что право каждого писателя – выбирать близкий ему жанр, удобную ему форму для выражения своей индивидуальности. Однако, видя, что я ещё не остыла, Абрамов осторожно спросил: «Ну а Белов‑то вам нравится?» – «Очень! Очень!» – ответила я горячо и совершенно искренне. Фёдор Александрович явно обрадовался и озабоченно посетовал, что вот только зря Вася стал пьесы писать, не его, мол, это дело, – а ведь столько ещё может сильных, правдивых вещей создать о северной деревне, о том, что хорошо знает и глубоко понимает.
Через год в Ленинграде, в абрамовской квартире, я увидела искусно сделанную из бумаги куколку с раскосыми глазами. «Это Витя Конецкий подарил, привёз из Японии», – пояснила Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова.
Через некоторое время после смерти Абрамова я познакомилась с Конецким. Напомнила ему про эту куколку. Он погрустнел: «Теперь в наше отделение Союза писателей заходить не хочется – скучно там без Феди… Без Фёдора Александровича».
На мой взгляд, замечательный маринист В. В. Конецкий был одним из связующих звеньев между Архангельском и Ленинградом-Петербургом. Нет уже этих связующих звеньев – Фёдор Александрович Абрамов, Виктор Викторович Конецкий. Слава Богу, есть художественный руководитель Малого драматического театра Лев Абрамович Додин, его актёры, их спектакль «Братья и сёстры».