09.09.2016 19:02

Кто шьёт бороды, и почему плачут портнихи

Фото Артема Келарева
Эскизы в пошивочном цеху развешивают, чтобы мастерицы видели картину целиком
Парик для работниц цеха – произведение искусства, и отношение к нему соответствующее
Мария Павлова
Костюмы детям не игрушка. Кристина Евдокимова показывает «сказочный» склад
Пока нет заказов от постановочной части, Валентина Дубинина мастерит шлем забавы ради
Евгения Смородинова

Областной театр драмы готовится открыть 84‑й театральный сезон. А это десять премьер. И мы пошли с чёрного входа, чтобы посмотреть, как идёт производство образов для будущих спектаклей.

Люблю, потому что сочувствую

В самой активной фазе сейчас работа над тремя спектаклями из десяти: «Русской народной почтой», которую впервые представят зрителю 2 октября, «Победительницей», которая стартует 25 октября, и «Грозой» – одной из главных премьер сезона, которая ожидается 27 ноября.

Работа над «Победительницей» по пьесе драматурга Алексея Арбузова вышла на финишную прямую. В июне актёры сыграли эскизную версию спектакля на малой сцене: без декораций, без сценографии. И сейчас труппе и режиссёру Анастасу Кичику предстоит вынести спектакль на большую сцену. Но, пожалуй, главное таинство, тоже своего рода «закулисное», происходит в душе актёра, вживающегося в образ.

Актриса драмтеатра Мария Павлова, исполняющая главную роль в спектакле, рассказала об этом так:

– Непросто играть женщину, которая в жизни совершила столько неоднозначных поступков. Пьеса называется «Победительница», но по факту героиня проиграла по всем статьям. Через сколько человеческих судеб ей пришлось перешагнуть для достижения своих целей!? Она предаёт даже свою любовь. И в свой юбилей она приходит к страшной мысли, что в 40 лет абсолютно одинока. Но я её полюбила, а знаете, почему? Я ей посочувствовала.

По словам Марии Павловой, подгонять себя в работе над ролью нельзя. И даже скорая премьера – не повод спешить.

Ко всему приходишь потихоньку, – говорит Мария. – И не факт, что всё идеально сложится к премьерному показу. Каждый спектакль – по‑своему новый, потому что театр – это живой процесс. Особенно приятно, когда зритель отзывается на игру актёра, тогда ты понимаешь, что сегодняшнюю роль сыграл не зря.

Из белиберды сделать красоту

Очень оживлённо сейчас в пошивочном цехе. Шестеро мастериц во главе с начальником цеха Натальей Кузиной, которая, между прочим, работает в театре уже 32 года, терпеливо и податливо следуют за фантазией художника по костюмам. Дело в том, что штатного художника в коллективе драмтеатра нет, поэтому к работе над костюмами привлекаются сессионные художники.

Такому профессионалу грех не довериться. Ирина Титоренко – московский художник по костюмам, сценограф и педагог по сценической речи. С 1999 года она главный художник театра драмы и комедии «ФЭСТ» в Мытищах. Для нашего драмтеатра она придумывала костюмы к «Щелкунчику», «Садко», «Принцессе Турандот», «А зори здесь тихие…», «За двумя зайцами» и «Морозко». Сейчас же она создала эскизы костюмов к «Грозе», которую ставит главный режиссёр театра Андрей Тимошенко.

– Это волшебницы, которые позволяют мне создать все костюмы для спектаклей, – представляет Ирина Титоренко работниц пошивочного цеха.

Каждая из них называется и говорит, сколько уже занимается волшебством в театре: Вера Нерадовская – сорок лет, Татьяна Шумилова – 13, Лариса Перебийнос – 12, Олеся Пальянова – шесть, Ольга Плюснина – почти 20.

– Все барышни – портные. Они, конечно, прошли курсы и кройки, и шитья, и не по одному разу. А художник попадает к ним, и они плачут потом от этого художника, – рассказывает Ирина Титоренко, а женщины хохочут со слов про слёзы. Потом, конечно, протестуют: «Нет, нет, мы притираемся, привыкаем!»

– Каждый эскиз, как правило, сопровождается техническим рисуночком, на котором отмечены швы, вытачки, сборочки, куда молнию, пуговички пришивать, – всякая белиберда, – объясняет на пальцах Ирина Титоренко. – А из этой белиберды, собственно, всё и состоит. А дальше меня дамы спрашивают: «Подождите, подождите, а здесь сколько, три или три с половиной сантиметра отступ?» Так каждый эскиз детально разбираем.

– Это и значит «читать эскиз», – подсказывает завцехом.

Как и любая работа в театре, мастерство костюмера – дело тонкое и эмоциональное, без нюансов и азов психологии не обойтись:

– Ещё ведь надо учитывать, что у каждого артиста своя стать, и с возрастом стать иногда меняется, а артисткам всё хочется выглядеть, как в 18, – говорит художник. – Вот девочки и начинают придумывать, в каком месте ужать, в каком – расширить, чтобы создать иллюзию невероятной красоты. Вам же нравятся артистки на сцене? Они же всегда красавицы, и это благодаря девушкам.

Сейчас Ирина Титоренко приехала раздать задания цехам. И, само собой, обсудить с Андреем Тимошенко концептуальные моменты по постановке «Грозы», ведь художник по костюмам «пляшет» от режиссёра – единственного человека, который видит всю картину целиком.

По словам художника, действие пьесы перенесено на раннюю весну, аккурат к Пасхе.

– Это начало апреля, когда ещё прохладно, что даёт сделать людей более закутанными, неуклюжими, – рассказывает художник. – В этот раз я измучаю всех созданием фактуры. Все костюмы задуманы как будто из мятой ткани. Мы будем варить, мять, топтать, тереть! Вообще, фактура на сцене очень важна. Иногда можно увидеть хороший спектакль, одетый в ткани такие, знаете, остро, железобетонно синтетические, блескучие и противные. И типа это XIX век. Нам бы такого не хотелось. Мы возьмём всякие тряпки, и мешковину возьмём, и кирзу. И из них мы попробуем наваять красоты.

Буколька к букольке

Собственно, все художественные цеха заняты тем, что ваяют красоту. Вот кудесницы из парикмахерского цеха – заведующая Тамара Захарова и гримёр Залина Гаргаулова – работают с самыми важными для артиста частями тела – с лицом и с головой. То, что в итоге получается – парики, бороды, – называется не реквизит, а «постижёрные изделия».

Сейчас в театре редко шьют парики сами, но это не значит, что не умеют. Например, те же бороды так и так приходится делать вручную.

– Готовых бород в продаже нет, – говорит Тамара Захарова. – Точнее, есть, из натурального волоса, но они очень дорогие, поэтому бороду и усы мы шьём сами. Умеем мы это делать! И парики шить умеем, дреды умеем делать.

Шьётся парик из натуральных волос на основе из тюля. Волосы нашиваются на сетку, а пробор в конце выщипывают крючком – по волосочку, по два.

А вообще, в театре раз на раз не приходится: каждый раз что‑нибудь новенькое придумывают.

– Это таинство создания художественного образа, – говорит гримёр. – Нет какой‑то усреднённой формулы. Что ни спектакль, всё какая‑то своя специфика и индивидуальность. Приходится даже придумывать какие‑то новые технологии. Классический пример – это дреды для «Волшебной флейты». Надо было, чтобы и парик был не тяжелыё, и чтобы на настоящие дреды было похоже. И мы придумали делать их из шерсти для валяния. Сделали! Какое‑то время в Москве было даже модно такие цветные дреды носить.

В шкафах в самом парикмахерском цехе хранится порядка 50 постижёрных изделий. В действительности же их много, много больше – в общей сложности около 500.

К парикам здесь относятся как к произведениям искусства, а оттого и живут они долго. Некоторым экспонатам по 20 лет, и завивка до сих пор сохраняется!

Смешались в кучу кони, люди

В костюмерном цехе простой человек нет-нет да и затеряется. Невольно кажется, что роскошные одеяния развешаны без всякой системы! Впрочем, висят они строго по науке: по спектаклям и по составам. Костюмеры их настолько разучили, что каждое платье и кафтан знают по имени. Актёра, разумеется.

– Это костюм Женьки Нифантьева, этот – Миши Андреева, этот – Вани Морева, – рассказывает про наряды из «Скупого» костюмер Галина Пименова. – А в «Принцессе Турандот» очень много одинаковых костюмов, тут не угадаешь. Хотя вот костюм Кристины Ходарцевич, вот – Кости Феофилова…

Помимо того что работники цеха разносят костюмы по актёрским гримёркам, а после – собирают, они ещё и ревностно следят за состоянием костюмов, тем более что некоторые из них видали виды.

– У нас есть склад запаса, где находятся костюмы списанных спектаклей, – рассказывает заведующая цехом Юлия Сядей, – и когда мы готовим новый, мы иногда берём что‑то из запасника. Бывает, что спектакль полностью делается из запаса. Например, фиолетово-жёлтое платье из «Сна в летнюю ночь» было сделано из церковной ткани…

– И это происходит в театре, который стоит на месте собора! – добавили костюмерши.

Причём это – только «взрослый» склад. Костюмы из детских, сказочных, спектаклей хранятся отдельно. Там, помимо нормальной человеческой одежды вповалку лежат костюмы коней, оленей, а ещё хвосты и шляпы – всё, что вручную делают бутафоры.

Кристина Евдокимова, кстати, совмещает работу костюмера и бутафора. Но первое ей больше по душе.

– С костюмерами интереснее. Бутафоры сидят одни в здании, их никто не трогает. А здесь больше общения, с теми же актёрами…

Чего не купишь в магазине

Бутафоры, действительно, находятся несколько в отдалении от всех остальных работников театра – в отдельном крыле, через переход.

Окна каморки завцехом Валентины Дубининой выходят на площадь перед драмтеатром: оттуда она свадьбы постоянно наблюдает. Но путь в это помещеньице лежит через залитую светом и пахнущую лесом студию-склад с деревянным полом, вход в которую охраняют два синих манекена.

Сейчас Валентина Дубинина уже отработала по «Русской народной почте». К спектаклю она изготовила шестерых кукол. И сейчас может поработать для души: например, ради интереса смастерить сложнейший средневековый шлем.

– Я с детства люблю что‑то руками поделать, – рассказывает Дубинина. – Здесь всегда что‑то новенькое. Художники – люди интересные, у них фантазия буйная, задачи сложные ставят…

Как правило, бутафоры делают то, что в магазинах не купишь. Своими руками получается дешевле, к тому же такие изделия – не штамповка. Хотя московские театры всё закупают.

– В магазине особо не купишь того, что художник нарисовал, вот мы и делаем. Самые экзотические вещи делали для «Принцессы Турандот». Там было много разных головных уборов – больших, на каркасах. На сказку «Золушка» делали огромную тыкву.

Валентина Дубинина работает в театре тридцать лет. Наш драмтеатр – четвёртый на её счету. Причём изначально она училась на гримёра.

– Гримёров много, сейчас же все визажисты, поэтому я переквалифицировалась в бутафоры, – объясняет завцехом.

Есть что новенькое?

Путешествие по театральным цехам мы заканчиваем в кабинете заведующей художественно-постановочной частью Евгении Смородиновой – той, кто курирует работу всех цехов – и производственных, и постановочных, – а ещё следит за состоянием декораций, костюмов и работников!

– Бывают такие спектакли, – рассказывает Евгения Смородинова, – когда работники монтировочного цеха сами должны участвовать в спектакле, для них даже костюмы шьются. Это помимо монтажа сложных декораций: иногда он по шесть часов идёт! Для работника простой театральной профессии это такое напряжение! Ладно актёр, который готов к тому, что придётся выходить на огромное количество зрителей. А монтировщик? Тяжело ему. Некоторые ни в какую не соглашаются на сцену выходить, настолько сердце колотится. Приходится уговаривать.

Но даже эту работу – сложную, местами рутинную, местами нервную, – представители рабочих профессий в театре не променяют на любую другую.

– Даже уходя из театра, многие потом возвращаются, – говорит Смородинова. А потому, что там неинтересно.

Собственно, рутина и театр – вещи, вообще, несовместимые. По словам Евгении Смородиновой, – а она работает в театре 15 лет! – ощущение новизны не проходит:

– В театре никогда не может быть повторов. У нас есть режиссёры, художники-постановщики, художники по костюмам, которые с нами давно сотрудничают. Мы вроде бы как знаем, чего от них ожидать. Но каждый год они чем‑нибудь да удивят! Всегда другие задачи, и это не останавливается. А ещё после Нового года у нас планируется работа с абсолютно неизвестными для нас людьми. Думаю, мы опять многому научимся. Слава Богу, процесс не останавливается.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Мария АТРОЩЕНКО