22.03.2018 08:57

«Дело № 120»: отделу краеведения Добролюбовки - 120 лет

Кортеж губернатора Энгельгардта.

Солидную дату в областной библиотеке будут отмечать сегодня, 22 марта, на вечере под названием «Дело № 120: доступ разрешён». Начало в 17:00.  

О значении этого события, а также о том, откуда оно берёт начало, мы говорим с Еленой Тропичевой, заслуженным работником культуры Российской Федерации, которая двадцать лет руководила отделом краеведения областной библиотеки.

Елена Тропичева.– Елена Ивановна, в этом году библиотека отметит 185‑летие. Выходит, что краеведческий отдел возник спустя 65 лет после её образования. С чем это было связано?

– А связано это было с именем главного чиновника Архангельской губернии – гражданского губернатора, действительного статского советника, камергера Двора его Императорского Величества Александра Платоновича Энгельгардта, который так много полезного сделал для развития нашего северного региона, что современники отзывались о нём как о человеке государственного масштаба, при котором наступило «коренное возрождение края». Он много ездил по губернии, знал её проблемы.

– Энгельгардт писал сам из поездок по области? Но его же, видимо, сопровождали и чиновники, и журналисты?

– Конечно, сопровождали – и чиновники, может, были и журналисты. По следам служебных поездок на страницах газеты «Архангельские губернские ведомости» и журнала «Русское судоходство» появились статьи, а некоторые из них вышли в виде отдельных оттисков, причём, действительно, без указания на авторство. Они потом вошли в книгу Александра Энгельгардта под названием «Русский Север. Путевые записки», которая была напечатана в Санкт-Петербурге в 1897 году, а впоследствии переведена на английский язык и издана в Великобритании.

Скромно названная «путевыми записками», она не только представляла собой энциклопедию региона конца XIX века, но обозначала перспективы его дальнейшего развития. Она не утратила своей актуальности и сегодня, когда остро стоит вопрос о дальнейших путях развития Архангельской области, о том широком круге проблем, которые приходится решать её нынешним руководителям.

Именно губернатор основал в публичной библиотеке особый фонд под названием «Отдел «Русский Север», в который пожертвовал свою личную библиотеку, состоящую из правительственных изданий, выпущенных на правах рукописи, записки отдельных лиц и целых обществ по различным местным вопросам. Причём каждое издание этой коллекции было снабжено специальным экслибрисом. К нему затем присоединился архангельский вице-губернатор Дмитрий Николаевич Островский, который пополнил фонд из своей библиотеки. В том же 1898 году был издан первый печатный каталог этой коллекции. Александр Платонович также распорядился – краеведческие книги содержать в одном месте, чтобы они не вливались в общий фонд, и на дом не выдавать, чтобы не потерялись. Так было положено начало нашему краеведческому фонду.

– А в других библиотеках страны такие отделы были?

– Далеко не у всех. Но в Архангельске к краеведению относились серьёзно. Первое провинциальное краеведческое общество в России возникло именно в Архангельске ещё в конце XVIII века. А в начале XX века, в 1908 году, с целью изучения природных условий, истории, экономики, культуры края было создано «Архангельское общество изучения Русского Севера». Свои заседания члены общества проводили в нашей библиотеке. Андрей Николаевич Попов, впоследствии – известный краевед, был в нём библиотекарем. После революции общество разогнали. А в двадцатых годах краеведение вновь стало возрождаться.

– Советское краеведение имело какие‑то особенности?

– Тогда больше изучали ресурсы края и их возможности для его хозяйственного развития, в этом нуждалась экономика Советской России. Новое общество называлось «Архангельское краеведческое общество», его организационное собрание состоялось в помещении нашей библиотеки, ­тогда – Дома Книги. Одним из учредителей и руководителей общества стал Андрей Николаевич Попов, он же в это время исполнял обязанности заведующего библиотекой.

– Такой расцвет краеведения долго продолжался?

– На рубеже 30‑х годов краеведению был нанесён непоправимый урон. Добровольные краеведческие общественные организации заменялись окружными бюро краеведения, выполнявшими лишь административные функции. Архангельское краеведческое общество было распущено, многие краеведы репрессированы. В связи с образованием Северного края библиотека получила статус Краевой научной библиотеки, в ней появился новый отдел – Кабинет Севера. Андрей Николаевич имел самое непосредственное отношение к Кабинету.

– Почему советская власть так поменяла своё отношение к краеведению? Здесь есть политическая подоплёка?

– Конечно, есть. Краеведческое движение перестало вписываться в официальную идеологию и политику. Историко-культурное краеведение стало характеризоваться как «гробокопательски-архивное», уводящее от современных проблем к идеализации прошлого, «мешало» социалистическому строительству и формированию советского человека.

– А что случилось с Кабинетом Севера во время всех этих репрессий?

– Кабинет расформировали в конце 30‑х годов, но, к счастью, это не коснулось краеведческого фонда. Андрея Николаевича Попова в 1935 году арестовали, а в 1937-м – расстреляли. В тридцатых годах многие краеведы погибли. А в 60‑е годы в структурах областных библиотек появились краеведческие сектора при справочно-библиографических отделах. Кстати, до 1970 года краеведческой работой в библиотеке занималась Мария Николаевна Шерстнякова, обладавшая большой эрудицией, отличной профессиональной памятью и желанием помочь читателям библиотеки, она пользовалась среди них большим авторитетом. Местные краеведы долго её помнили! А вот краеведческого каталога тогда не было, его тоже в какие‑то годы расформировали, пришлось создавать заново. Ещё одно имя мне бы хотелось назвать. Это Галина Мартемьяновна Кошелева, которая на протяжении многих лет осуществляла руководство краеведческим сектором, а потом и отделом краеведения «Русский Север». Её настоящим призванием была краеведческая библиография. И современное название отдела, которое связывает нас с его истоками – это её идея. Сегодня краеведение – одно из ведущих направлений работы нашей библиотеки, и это заслуга нескольких поколений людей.

– Празднование круглой даты со дня образования отдела краеведения пройдёт завтра, 22 марта. Почему вы так своеобразно назвали это торжество – «Дело № 120: доступ разрешён»?

– Наши молодые коллеги придумали и само название, и оригинальную форму – расследование архивного дела. Есть интрига. Надеюсь, будет интересно и познавательно!

Губернатор и его путевые записки

Александр Энгельгардт в книге «Русский Север» выступил и в роли репортёра, и в роли главы огромной губернии.

Записки губернатора Архангельской области, которые были сделаны более чем 120 лет назад, и сегодня – захватывающее и познавательное чтение. Мы публикуем несколько небольших отрывков из этой книги.

В летаргическом сне

Начинается она описанием границ губернии того времени и оценкой её возможностей:

«При первом, даже поверхностном знакомстве с местными условиями и нуждами Русского Севера, составляющего Архангельскую губернию и обнимающего огромное пространство от границ Норвегии до Тобольской губернии вдоль берегов Северного океана и Белого моря, нельзя не заметить, что экономическая и промышленная жизнь этого края находится в полном застое и как бы в летаргическом сне.

Между тем, по своему географическому положению и своим естественным богатствам край этот обладает всеми данными, чтобы не только развить и упрочить благосостояние местного населения, но и служить на пользу всего государства».

Дом падает, лес кругом, а рубить нельзя

С незаконными рубками леса, оказывается, боролись и в те времена, и весьма беспощадно. Вот какую историю по этому поводу рассказал губернатор:

«На одной станции ко мне с жалобой явился крестьянин на беду, которая стряслась над ним.

– Живу я здесь, – говорит он, – поблизости от станции в вёрстах в двух, лет уж 30 будет. Переселился сюда с семейством из села Койнас, построил дом. Расчистил лес под луга и пашню, завёл скот. Дичи в лесу и рыбы в речках довольно, всегда можно добыть сколько нужно, – так что жили без нужды; сыновья ходили на промысел за белкою, росомахою и медведями. Раз в год отправлялись мы в Койнас, а то в Мезень или на Пинегу, на ярмарку. Проберёмся туда, сбудем добытые шкуры зверей, привезём с собой муки, что нужно из одежды и прочего по хозяйству, справим дела в волости. Повинности какие следует отдадим – и опять домой.

Но пришёл наш дом в ветхость, и вот задумал я в прошлом году ставить новый. Сделал заявку в волость, просил взять, какие следует в казну деньги, но их не приняли, объяснив, что нужно разрешение от лесничего. Делать нечего, сходил в Мезень (за 300 вёрст) к лесничему, чтобы выправить билет, да на беду не застал лесничего дома; попросил тогда знакомого обхлопотать, что требуется по закону, а сам, вернувшись домой, приступил к рубке леса и заготовил 42 бревна».

Дальше губернатор объясняет, на каких условиях крестьянам дают лес для своих нужд – не обременительно по деньгам, но обременительно по сбору справок, что вынуждает их обходить закон. И тут же Энгельгардт вносит предложения, как ситуацию изменить, чтобы не плодить «чёрных лесорубов». А потом возвращается к истории «злополучного крестьянина», как он сам его называет. Вот как тот рассказывает о развитии событий:

– Спустя некоторое время приезжает лесничий, останавливается у меня и видит заготовленные мною брёвна. «Покажи, говорит, билет». А у меня никакого билета нет. Я объяснил, что ходил к нему за билетом и в волости объявлял. Но он этого в резон не взял, составил акт и сказал, что с меня за самовольную рубку штраф в 75 рублей, срубленные брёвна заарестовал, сдал мне их на хранение и больше мне рубить не велел. Тем временем, хата валится, зиму негде будет жить, да и штрафа заплатить не могу, не продав последнего имущества.

Осмысляя эту ситуацию, Александр Платонович рассуждает:

«Вот один из многочисленных примеров тех неудобств, которые представляет существующий порядок пользования лесом. За вырубленный крестьянином лес по таксе ему пришлось бы заплатить всего по 4 коп. за бревно, следовательно – 1 руб. 68 коп.; а тут одного штрафа 75 рублей, заарестование нарубленных брёвен, приостановка необходимой постройки, и, пожалуй, полное разорение, несмотря на то что крестьянин хлопотал, ходил за 300 вёрст, исполняя требования закона.

В этом случае, положим, всё обошлось благополучно, – я разрешил крестьянину приступить к постройке, рассказал управляющему государственными имуществами обстоятельства дела, и по его распоряжению дальнейшее производство дела о штрафе было прекращено».

Почтальон-сноп, бабы – десятские и их арестанты

На одной из станций губернатор обнаружил почтальона, спящего таким крепким сном, что его не могли разбудить, и он мог не вложиться в сроки доставки почты. «Из дальнейшего выяснилось, что один и тот же почтальон сопровождает почту от Мезени до Усть-Цыльмы, с лишком 500 вёрст, во всякую погоду, не отдыхая ни днём, ни ночью, а дорога такая, что на пути в телеге не заснёшь. Немудрено, что разбитый и несколько дней не спавший почтальон свалился, наконец, как сноп».

Также губернатор рассказывает о разных, даже его удививших, встречах:

«Идёт по дороге мужик, а следом за ним с бляхой на груди тщедушная бабёнка: встреча с человеком в такой глуши дело вообще исключительное. Спрашиваю: кто, куда и зачем? Оказывается, баба, изображая собою десятского, ведёт здоровенного мужика-арестанта, который препровождается в тюрьму, в Мезень; она должна сдать его ближайшему полицейскому десятскому, а этот полицейский чин находится в Койнасе, то есть в 250 вёрстах, которые баба без всякой опаски идёт себе с арестантом в безлюдной тайболе, по невозможной дороге.

В Архангельской области, в Поморье и других отдалённых местах, где на лето все мужчины уходят на промыслы, которыми исключительно живёт население, нет никакой возможности удержать на службе сельских должностных лиц… Поэтому издавна установился обычай, что женщины исполняют служебные обязанности за своих мужей или братьев и надевают при этом их служебные знаки. Надо отдать им справедливость – службу они несут добросовестно и, во всяком случае, не хуже, если не лучше мужчин.

Узнав, что я губернатор, баба-десятский обратилась ко мне с просьбою, нельзя ли её освободить от дальнейшего сопровождения арестанта до Койнаса, объясняя, что арестант ведь и один найдёт дорогу, и она уже предлагала взять у неё пакет, с которым он препровождался, и самому явиться с ним куда следует; но он не соглашался, говоря, что арестанту одному идти не полагается и его должен сопровождать десятский. Я распечатал пакет – арестант оказался не из важных. Поэтому я отпустил бабу-десятского, передав арестанту бумагу, сказав, чтобы он отправлялся в Мезень один и явился в полицейское управление, да по дороге не засиживался… «Слушаюсь, – отвечал арестант, – беспременно буду поспешать, самому не расчёт мешкать. Благодарю покорно, а с бабами да с провожатыми всё задержка». Впоследствии я справлялся, пришёл ли своевременно арестант в Мезень. Оказалось, что по дороге он уже нигде не требовал десятского или сопровождения, а явился прямо в полицейское отделение и отдал пакет. «А где же арестант?» – спросили у него. «Я самый и есть», – ответил он изумлённому чиновнику и рассказал о встрече со мной».

Книгу Александра Энгельгардта вы сможете найти на сайте библиотеки имени Добролюбова в разделе «Интернет-проекты»: webirbis.aonb.ru/irbisdoc/kr/04kp021_2. pdf.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Светлана ЛОЙЧЕНКО