Несколько эпизодов из жизни сказочника и художника С. Г. Писахова (25 октября 1879 – 3 мая 1960)
Только не в художники!..
Сын средней руки ювелира, владельца магазина, заработавшего в Архангельске два дома, Степан Писахов учился не в гимназии, о чём жалел, так как не получил основ фундаментального классического образования, а в городском училище: этого хотел отец, родом из могилёвских евреев. (Мама Ирина Ивановна, соломбальская красавица с пинежскими корнями, занималась воспитанием детей – выросли два сына и пять дочерей). Григорий Михайлович Писахов не хотел также (решительно возражал), чтобы младший сын, его надежда, повторил путь старшего – пошёл в художники. Дескать, Павел бог знает кем стал, покинув родное гнездо, и ты туда же!.. Да будь хоть сапожником, говорил глава семейства, это ремесло тебя прокормит, а разве краски и кисти – надёжный хлеб?!. «Он был прав, – напишет Степан Григорьевич, – правым и я себя считал».
Чтобы заработать на поездку в Петербург для поступления в училище барона Александра Штиглица (ныне государственная художественно-промышленная академия имени Штиглица), Степан Писахов работал на лесозаводе купца Якова Макарова, убирал хлам на лесобирже. Немного денег, чуть смилостивившись, дал отец. Немного и посылал сыну. Средств настолько не хватало, что снимать будущему художнику пришлось даже не комнату, а угол.
Позже учился Степан Григорьевич и в Риме, Париже. Сам Илья Репин его заметил…
По рассказу одного из старожилов Архангельска, Степан Григорьевич приносил в комиссионный магазин на Поморской свои картины на продажу «за копейки» – жил он скудно, хотел получить хоть какую‑то прибавку к пенсии, а работы его почти не покупали. Ныне бы состоятельные горожане сколько денег не пожалели?..
Интервентов не встречал
11 октября 1981 года Фёдор Абрамов встречался с архангельской интеллигенцией в клубе Всесоюзного театрального общества. Разговор писателя и его почитателей шёл о многом. В частности, о Степане Григорьевиче Писахове. Фёдор Александрович сказал:
«Мне бы хотелось, чтобы в нашем городе все знали и все помнили наших больших писателей. Писахова, который является одним из великих сказочников мира... Ну Андерсена, боже мой, с детских лет знаем. А то, что у нас в России есть сказочник непомерной мощи и фантазии, которая и не снилась Андерсену, – этим, конечно, я отнюдь не хочу принижать его, Андерсен – великий сказочник…»
«Я надеялся, конечно, что будет отмечен юбилей Писахова на родине, в частности в Архангельске. Но, к сожалению, этого не случилось. Это очень прискорбно…» – сказал также Абрамов. На самом деле столетие со дня рождения Писахова в Архангельске было отмечено, но не так масштабно, как хотелось Абрамову. 27 октября 1979 года «Правда Севера» сообщила, что «литературная общественность» не забыла о памятной дате; в том же номере опубликована сказка Степана Григорьевича «Не любо – не слушай».
Отчего же масштаб не тот? Дело отчасти в том, что в городе были живучи слухи (о них знали, разумеется, и во власти), что 2 августа 1918 года, когда интервенты высадились в Архангельске, Писахов то ли стоял в толпе, встречавшей «освободителей от власти большевиков», то ли даже хлеб-соль им подносил. В действительности же его и в Архангельске‑то в то время не было – находился в Москве. По предположению дотошного краеведа Михаила Лощилова, поехал туда для подготовки выставки картин, в чём ему хотел помочь будущий классик советской литературы Леонид Леонов. Однако, узнав о высадке инстервентов (так сказочник будет называть «освободителей»), друзья уехали из столицы в Архангельск.
Вот в какой‑то мере из‑за тех слухов власть, во главе которой стоял первый секретарь обкома КПСС Б. В. Попов, и не хотела отмечать писаховский юбилей широко.
«Ведь все приятели»
Степан Григорьевич много путешествовал, особенно до 1917 года. Побывал в Турции, Сирии, Египте, Греции. В советское время охотно продолжил познавать родной Север. Много раз брал в руки этюдник в Арктике. Только с Новой Землёй было у него не меньше 16 встреч. В Арктике, которую назвал «утром земли», купался, что засвидетельствовано в 1913 году фотографией в петербургском журнале «Аргус».
В 1928 году на ледокольном пароходе «Седов» Писахов участвовал в поисках экспедиции Умберто Нобиле: итальянцы отправились к Северному полюсу на дирижабле, который потерпел катастрофу… На Земле Франца-Иосифа художник сделал десятки этюдов, которые разошлись сначала по пароходу, а потом по белу свету.
В очерке о хождении на ЗФИ Писахов написал, что 5 августа «мокрые ноги не позволяли остаться писать этюды. Набрали цветов: бледно-жёлтые маки. Приятелям я сказал, чтобы взяли по два-три камня плоских. Сообразили, в чём дело, и взяли не только по два. Обратно дорога короче. Спуск с глетчера был прост, я просто скатился на подставленную спину капитана. На пароходе переоделся – и снова на лёд. Написал этюд – «Седов» у Земли Франца-Иосифа» и потом на камнях более 50 раз повторил».
Что же на тех камнях? Дымит «Седов», льды подбираются чуть не к самым его надстройкам; и маки те скромные написаны, и птицы морские.
В этом же очерке автор сказал: «Писать было легко – ведь все приятели!»
Один из этюдов попал в своё время из поморского села Койда в Мезенский историко-краеведческий музей.
В 1939 году президиум Союза писателей СССР принял Степана Писахова в этот творческий союз. Его руководители, перед тем как принять решение о приёме, вдоволь нахохотались на своём заседании, читая вслух сказки северного кудесника слова.
«Они сохранили мне жизнь…»
Всю Великую Отечественную войну Степан Григорьевич провёл в любимом городе, – без него не мыслил своей жизни, – в доме на улице Поморской, 27. (Увы, он не сохранён.) Голодал, как и другие архангелогородцы. Иногда выступал в госпиталях, где его подкармливали: супчик из перловки, кашка, хлебушек. Такой гонорар. Был гонорар и от «Правды Севера», где 7 ноября 1943 года опубликован небольшой рассказ «Дети».
25 октября 1944 года Писахову исполнилось 65 лет. Попробуй вроде бы отметь эту дату!.. Но писатели Александр Миронов и Юрий Герман расстарались. (Оба носили военную форму – у них возможностей организовать юбилей было побольше, чем у штатских.) Вот как вспоминал о том дне ответственный секретарь «Правды Севера» военного времени Борис Семёнович Пономарёв: «В редакции военной газеты собралось человек пятнадцать-двадцать. Тепло, от души поприветствовали юбиляра, пожелали ему долгих лет жизни и творческих успехов. После этого все пошли в ресторан, помещавшийся в деревянном здании на самом берегу Северной Двины. На улице было холодно и темно, хоть глаз выколи. За парапетом внизу, разбиваясь о валуны, глухо шумели двинские волны.
Уютный небольшой зальчик обрадовал нас теплом и светом. Столы уже были накрыты. Нам подали водку и более чем скромный ужин… С. Г. Писахов – трезвенник, ему принесли стакан чаю. Сколько приветливых, тёплых слов было сказано в адрес юбиляра! Степан Григорьевич растрогался, стал торопливо рассказывать новую бывальщину.
Вечер подходил к концу. Александр Миронов и Юрий Герман с таинственным видом исчезли на кухню и через несколько мгновений вернулись с блюдом, покрытым салфеткой.
– А сейчас, – нарочито торжественно сказал Миронов, – юбиляр нас будет потчевать кулебяками.
Сказочник на секунду растерялся, но тут же продолжил в шутливом тоне: «Буду, буду. Кушайте, дорогие гостюшки». Ох, до чего же были вкусны эти кулебяки!
Так и осталось тайной, где Миронов и Герман достали деликатесную красную рыбу».
17 марта 1946 года в областной писательской организации состоялось собрание, на котором о проделанной работе за время войны отчитались руководители писателей Александр Чирков и Александр Миронов. Участники собрания поставили им нераспространённую оценку «хорошо»… Степан Григорьевич Писахов сказал о руководителях-коллегах: «Они сохранили мне жизнь заботой обо мне… Нет слов, чтобы поблагодарить за это наших товарищей».
Прогулка с Писаховым
В своё время Степан Григорьевич стал, как он шутил, «чудом-юдом Архангельска»: именитые гости, дескать, сначала город осмотрят, потом ко мне идут.
Горожане относились к сказочнику и художнику почтительно: в трамвай подсаживали, в гололёд поддерживали, в магазине к продавцу без очереди пропускали, с досужими разговорами не приставали. Но находились и докучливые люди. Иной нетрезвый читатель подойдёт и спросит: «А сколько же вам лет? Вы такой старый…» Находчивый Писахов отвечал: «Я родился в 1879 году. Считайте…» Пока несостоявшийся собеседник считал, Степан Григорьевич отходил подальше.
Но немало было земляков, с которыми Степан Григорьевич общался охотно. Один из них – писатель Н. К. Жернаков, который хорошо запомнил прогулку с почти восьмидесятилетним Писаховым в белую ночь по набережной Северной Двины. Слушая сказочника, он подумал: «Вот и пойми: Писахов ли идёт рядом со мной, или Сеня Малина. Ночь ли колдует вместе с ним – шепчет ему на ухо новую небывальщину?»
«Слушаешь Степана Григорьевича, и не стоит прикидывать, где у него выдумка, где жизнь доподлинная. Ни к чему это. Радость общения с живой поэтической душой ни с чем нельзя сравнить».
