Фёдор Абрамов: медаль за город Ленинград

А ведь это благодаря им, гражданским людям, построены линии обороны, включившие в себя окопы, траншеи, дзоты, доты, блиндажи, проволочные заграждения, наблюдательные пункты… Участвовал в оборонных работах и Фёдор Абрамов.

Июнь 1941 года. Студент третьего курса филологического факультета Ленинградского государственного университета Фёдор Абрамов участвует в строительстве оборонительных рубежей на Карельском перешейке – вместе с сокурсниками роет противотанковые рвы. Через много лет в рассказе «Потомок Джима» писатель скажет о том, что представляла собой та работа: надо было с утра до ночи рыть лопатой раскалённый песок, долбить ломом «заклёклую, ставшую каменной в то лето глину», «надрываться над стопудовой тачкой». Спать «приходилось под открытым небом, прямо на земле, а потом и вообще пошли холодные ночи – замерзай, щёлкай зубами до самого утра».

Недавний деревенский житель Абрамов спокойно взялся за орудия труда. Запросто таскал носилки и тачку с песком. И думал: «Разве косьбу ручную с этим сравнишь или лесоповал – летом в жару. На оводах? Несчастные горожане…»

Непривычные к нелёгкой физической работе, горожане взвыли уже в первый день. Один из них к полудню уполз в кусты. Абрамову как старшему – кого ж ещё было назначать старшим? – пришлось отчитывать неумеху: «Видите ли, песок ему в туфли попал! Голову он нажарил!.. Кто за тебя врагу отпор давать будет?!.»

У одних уже мозоли, у других – волдыри… Но постепенно все приноровились к необходимому труду.

…Пройдут годы, писатель Фёдор Александрович Абрамов о войне будет размышлять часто. 25 марта 1975 года в Эгейском море пассажир теплохода «Латвия» размышлял – во время туристического круиза вокруг Европы – над записной книжкой о том, что разделяло на войне молодёжь городскую и деревенскую. Горожане, не из рабочих, а из интеллигентов – книжные мальчики, не умевшие развести костёр, чтобы согреться и не заболеть. А деревенские парни прошли через коллективизацию, через голод тридцатых годов – это много. Они были практическими людьми. Юрий Бондарев таких не любит. «Деревенского человека он клюёт везде, – строки из записной книжки. – В „Тишине“ следователь с „деревенским лицом“». Обидно было Фёдору Александровичу за деревенского человека.

…А в сорок первом году по возвращении в Ленинград студент Абрамов записывается в народное ополчение и ищет профессора Марию Александровну Соколову, чтобы досрочно сдать ей экзамен по русскому языку. Дома её не было. Он узнал, что Соколову можно найти по адресу профессора Валентины Александровны Приходько. Студент не отступал от секретаря деканата: «Дайте мне адрес Приходько! Я не хочу иметь „хвост“!»

Экзамен он сдал, как всегда, на отлично и с чистым матрикулом поехал в казарму.

Не хотели иметь «хвостов» и другие студенты. Многие были уверены: «малой кровью, могучим ударом», как в песне Лебедева-Кумача и братьев Покрасс, разделаемся с немцами и вернёмся в аудитории продолжать образование. Торопились на фронт, торопились совершать подвиги, о которых мечталось перед войной. И не понимали, почему притихли, почему плачут пожилые люди…

В начале июля Фёдор Абрамов шагал в колонне, двигавшейся под пули и осколки. Шагали парни «необученные, необстрелянные, в новых непригнанных гимнастёрках, в страшных солдатских башмаках», как вспоминал писатель.

Среди военных наград Фёдора Александровича Абрамова – медаль «За оборону Ленинграда» и орден Отечественной войны второй степени.