Журналист и библиограф

Андрей Николаевич Попов родился 13 октября 1890 года в Кандалакше Кемского уезда Архангельской губернии. Его имя хорошо известно архангельским историкам и всем, кто занимается историей архангельского Севера.

Замечательный краевед и библиограф, человек активной жизненной позиции, автор более 240 печатных трудов, он был также талантливым журналистом. Активно печатался в дореволюционных газетах «Северное утро», «Архангельские губернские ведомости», «Архангельские епархиальные ведомости», позже, в период существования Северной области, – в изданиях «Возрождение Севера», «Беломор», в советское время был автором газеты «Правда Севера», которая тогда носила название «Волна».

Большая часть этих работ проникнута сильным чувством гражданственности и патриотизма, любви к родному краю. Со времени их выхода в свет прошло много лет, но и сегодня книги и статьи Попова представляют несомненную ценность и, конечно же, востребованы местным сообществом.

Знания и интересы Андрея Николаевича в журналистских и исторических изысканиях были широки и разносторонни. Он был одним из самых деятельных членов местных краеведческих организаций, как дореволюционных, так и советских. Увлеченно и самоотверженно занимался журналистской, библиотечной и музейной деятельностью. Талантливый библиограф, он своими трудами заложил основу библиографических традиций в северном краеведении.

В 1935 году научный сотрудник краевой научной библиотеки (ныне – Архангельская областная научная библиотека им. Н. А. Добролюбова) А. Н. Попов был арестован и в 1937 году по решению тройки УНКВД по Дальстрою расстрелян. Прожив всего 47 лет, Андрей Попов успел сделать удивительно много для Отечества и своей малой родины – Архангельского края.

Памяти Андрея Николаевича посвящен сборник, подготовленный Архангельской областной научной библиотекой в 2014 году в рамках издательского проекта «Северная библиотека». В нем представлены наиболее востребованные печатные труды краеведа по истории православия, северной печати и этнографии, большие статистико-экономические очерки «Архангельский край» и «Город Архангельск», библиографические обзоры, посвященные видным северянам.

С любовью к малой родине и надеждой на ее дальнейшее развитие написан публикуемый очерк «Быт и люди Севера», который был напечатан в первом сборнике статей Архангельского общества краеведения «На Северной Двине» в 1924 году, среди авторов которого – писатели Борис Шергин и Степан Писахов, поэты Иван Молчанов и Владимир Жилкин.

Быт и люди Севера

О том, чего не замечаем и не ценим...

«Кажна сосенка о своем бору шумит». Мезенская пословица

Наш Крайний Север до сих пор не только в представлении большинства россиян, но и фактически является какой-то особенной, отличной от других мест окраиной, где и природа, и люди, и быт, и нравы – все не так, как в остальной Рассеи. Причин этой особливости, самобытности Севера, конечно, много, и в общем ряде их география, история и экономика тесно сплетаются друг с другом.

Но больше всего здесь виновата, конечно, природа, наложившая свой отпечаток на всю внешнюю обстановку северянина и на него самого.

Природными условиями края – лесными богатствами исключительно объясняется характер северного строительства, где даже и в уездных городах – сплошь дерево.

Лесу здесь пока что жалеть не приходится, и северянин широко и светло ставит свое жилье. Дом в пять – семь окон с лица, в два этажа, с чистой половиной – для гостей в праздники, с рублеными надворными постройками – вот типичная по внешности постройка северной деревни, вытянувшейся обычно в две улицы по берегу реки. А на пригорке, на изгибе реки, давно сочетаясь с общим фоном, с синевой леса, с изломами дальних гор, приютилась старая шатровая церковка, что от прадедов осталась.

Стоит она тут вторую, а то и третью сотню лет, храня в себе остатки седой старины, от которой загораются глаза знатоков и любителей… Лес не только кормит северянина, он вошел в его жизнь, украсил ее. Каждый дом убран, украшен резьбой: на коньках, подзорах и наличниках, витых столбиках балконов и крылец – снаружи; в прялках, вальках, в переплете наблюдников, на кромках полиц и во всех мелочах от люльки до братынь, солонок и ложек внутри – всюду видно умение владеть деревом, создавать из него украшение жизни.

А старинный бытовой уклад и в его оправе сами хозяева дома: чин и степенство в движениях, деловитость и резон в размеренной своеобразной речи. Куда еще не дошли Гомза, Гум и Цулп, и даже «исполком» звучит иначе, мягче; простая строгость досельной одежды – все вместе взятое человека из России, из наших центров, где строится новый мир и темп жизни уже давно иной – ошеломляет, уносит к пережитым сказкам детских лет, пожалуй, к временам царя Гороха… И таких живых музеев старой Руси, не учтенных и не известных ни Главнауке, ни Главмузею, у нас на Севере не один и не два… Но старая Русь жива на Севере не только в семье, под кровлею старых домов.

В престольные праздники, в гулянья, заревом штофников, переливами кованой парчи, алым цветом лент в косах ниже пояса – выходит она на улицу, на околице или среди села, где собираются молодицы и белые лебедки-девушки: людей посмотреть, себя показать, в игре-гулянье пройтись… Грани веков тут уходят, стираются, и очарованный глаз жадно вбирает в натуре то, что можно видеть только у Маковского и других, в картинах старой Руси.

А наши северные песни и старины, в которых и сейчас, когда у нас XX век и в небе летают стальные птицы, еще живы князь Владимир Красное Солнышко, Илья Муромец, вся семья богатырей. И в устах «сказителя»: «Ай во славном было городи, во Киеве, Собирал то князь Владимер – от почесен пир …» – все еще так же естественно, как и четыреста – триста лет назад, звучит на карбасе, на покосе над гладью Кулоя, Сояны и других рек и речушек из тех, что на карте генеральной и искать не стоит… Думается, не надо особенно доказывать, что у нас на Севере, в наших северных песнях, обрядах и обычаях, во всем укладе северной жизни мы имеем для словесников, для этнографов, пожалуй, для художников целый ряд в своем роде «магнитных аномалий».

И нельзя не пожалеть, что для этих «аномалий» пока еще очередь не дошла. А когда дойдет – то не оказалось бы поздно.

Жизнь идет вперед, и как ни далеко от Москвы до Мезени и Пинеги, но отзвуки этого движения доходят сюда и северная деревня зацветает побегами новой жизни.

Всегдашняя самостоятельность и независимость, создавшаяся исторически от времен новгородских ушкуйников и Марфы Посадницы, всегда выгодно отличавшая северянина от соседей, его упрямство в достижении раз намеченной цели, к мирским общинным порядкам служат гарантией прочного внедрения и развития новых идей в толще народных масс.

Косностью мысли и действия северянин никогда не грешил, а обстановка, в которую он поставлен, для того чтобы жить – заставляет проявлять массу энергии, труда и изобретательности. Тот именно тип, своеобразный, не похожий на других, тип северного крестьянина-промышленника, закаленного в лесу и в поле, помора-рыбака и морехода, на которого дули ветры всех румбов и плескал льдом и солью сердитый старик Океан – этот тип сложился исторически, и он известен всем и каждому.

Ученые исследователи и путешественники, близко подходившие к населению края, наблюдавшие его в повседневной трудовой жизни, дают о нем лучшие отзывы.

Так, один из них – доктор С. В. Мартынов – признает, что население Архангельского края «по сравнению с крестьянами центральной полосы России заметно отличается большой самостоятельностью, сметливостью и предприимчивостью», а по словам другого – д-ра Рихарда Поле, – оно «является превосходным человеческим материалом, который при соответственном воспитании и направлении мог бы сделать очень многое в экономическом отношении и вообще своими качествами, физическими и умственными, далеко превосходит жителей средней части России».

Если эта лестная оценка верна, то, право же, за будущее Севера беспокоиться нечего… Мы будем жить…