В истории читательского бытования абрамовской тетралогии на Пинежье он является первым, опубликовавшим в карпогорской районной газете «Лесной фронт» (потом «Пинежская правда», ныне «Пинежье») статью-рецензию, посвящённую роману «Братья и сёстры» – «Эта книга про нас…» (25 октября 1959 года): «Читаешь книгу и думаешь: возьмись за перо не местный, прикомандированный писатель – не получилось бы так талантливо и глубоко. Может быть, и удалось бы ему написать всё правильно, но не было бы той органической слитности автора, его творения с колоритом деревенской жизни Севера, с обычаями и нравами его жителей… И какое чувство удовлетворения овладевает тобой, когда узнаёшь, что Фёдор Александрович Абрамов, автор романа «Братья и сёстры», родился в деревне Веркола… и жил в родном районе много лет…
Огромная заслуга автора в том, что он добился такой правдивости, такой глубины показа жизни тружеников нашего района, что очень многие страницы читаешь, как воспоминания, как документальную хронику. Они заставляют задуматься о жизни…»
А. М. Москвин прочитал роман в Москве, где в то время учился в Военно-политической академии имени В. И. Ленина, причём достался он ему случайно. Согласно его статье «Главный герой – правда», напечатанной в «Пинежской правде» (20 ноября 1975 года): «Как‑то утром подошёл к газетному киоску… и попросил подобрать «что‑нибудь почитать». Киоскёр, интеллигентный старичок в старомодном пенсне, неторопливо обозрел свои владения, на минуту задумался, а потом сказал:
– На днях двенадцатый номер «Роман-газеты» получили. Возьмите, почитайте. Автор, правда, неизвестный, но, может, и понравится…
Только вечером, дома, я обнаружил вдруг, что журнал мне попался не простой: в нём был напечатан роман… «Братья и сёстры». До того дня имя этого писателя мне тоже известно не было… А тут целое открытие: писатель оказался земляком-пинежанином…
На следующий день я обошёл многие газетные киоски в центре Москвы, но напрасно: роман земляка в Москве разошёлся за 2–3 дня, остальная часть полумиллионного тиража была разослана во все уголки нашей страны…
Роман Фёдора Абрамова и ошеломил, и пленил. Я прочитал его за две ночи. Возникло неудержимое желание написать о книге, поделиться теми мыслями, которая она вызвала, обратить на неё внимание земляков. На это потребовалась ещё одна ночь… А 25 октября 1959 года районная газета «Лесной фронт» напечатала первую в моей жизни рецензию».
Постоянно читавший районку Фёдор Абрамов, разумеется, мимо отклика не прошёл – 15 ноября он написал автору письмо, положившее начало их многолетней переписке и дружбе: «Прочитал Вашу статью о «Братьях и сёстрах», и хочется от всего сердца поблагодарить Вас. Славно Вы написали – просто, задушевно и очень толково. И дело не только в том, что это о моём романе говорится. Мне приятно было бы читать это и в отношении другого произведения. Приятна сама манера письма.
Чем Вы занимаетесь? Кто по профессии? Судя по фамилии, Вы уроженец Шотовой».
Москвин ответил «длинным» письмом – в личном архиве писателя, сохранявшемся Людмилой Владимировной Крутиковой-Абрамовой, оно, к сожалению, отсутствует, и о его содержании сейчас можно судить только по ответу самого Абрамова (7 декабря 1959 года): «Я рад с Вами познакомиться. И надеюсь, мы станем друзьями. Да и у меня сейчас к Вам дружеские чувства. И напрасно Вы извиняетесь за «длинность» письма. Всё, что Вы написали о себе, очень интересно. И, перефразируя Ваши слова о моём письме, можно даже сказать, что не менее интересно, чем Ваша статья о моём романе.
Кстати, Ваша статья получила высокую оценку читателей. Вот что мне, напр<имер>, пишет о ней мой земляк – полковник в отставке из Винницы: «Вы читали, конечно, в «Л<есном> ф<ронте>» статью о «Бр<атьях> и сес<трах>”? Она лучше любой «квалифицированной» рецензии».
Таким образом, получается, что поначалу Абрамов и Москвин полагали, что раньше никогда не встречались. Однако на самом деле это не так.
Абрамову, хотя и получившему портрет Москвина, признать его, действительно, было мудрено – и 22 февраля 1960 года он ответил: «Спасибо за фотографию. Моя жена сказала: «Очень славное лицо!» Я полностью присоединяюсь к ней, хотя, признаться, я представлял себе Вас несколько моложе».
Больше подробностей узнаём из публикации Москвина в журнале «Москва» (№ 2/3/4 за 1992 год): «Весной 1942 года в нашу Карпогорскую среднюю школу пришёл новый учитель – раненный в ногу фронтовик. Он стал преподавать литературу в 10‑м классе. Мы, подростки, ловили каждую возможность, чтобы пообщаться с ним, разглядеть его гимнастёрку, простую деревянную трость, обменяться репликами (первым всегда приветствовал нас сам учитель). Мы гордились тем, что этим учителем-фронтовиком был выпускник нашей школы Фёдор Абрамов, до войны – студент Ленинградского госуниверситета, а с её началом – ленинградский ополченец-доброволец…
В начале <19>50‑х годов я учился на заочном отделении истфака Ленинградского университета. Не раз видел и слышал одного из преподавателей соседнего филологического факультета. Обратил на него внимание, а вернее – на характерный пинежский говор. Не раз порывался познакомиться с ним, но не хватило на это мужества, да и учёба потом неожиданно прервалась (я как кадровый военный поступил на учёбу в Военно-политическую академию имени В. И. Ленина в Москве…). А тем педагогом с пинежским говором и был сам Фёдор Абрамов».
Откуда пошли «Пряслины»?
«Повторное» знакомство, переросшее в тесную дружбу, состоялось 24–25 июля 1960 года. Эти два дня по приглашению Москвина писатель провёл в его родительском доме в Шотовой. Вместе с ним приехал Анисим Прокопьевич Никулин – участник боёв Гражданской войны на Архангельском Севере, в 1918 году прошедший с красноармейским отрядом по реке Пинеге. Вместе с ним Абрамов повторил этот маршрут на плоту в начале июля 1960 года.
В воспоминаниях «Встречи с Ф. А. Абрамовым», помещённых в газете «Пинежская правда» (28 февраля 1984 года), Москвин свидетельствует об этих двух днях: «Бродили по окрестностям деревни, вели всякие разговоры, фотографировались. То и дело наши беседы <вновь> возвращались к книге «Братья и сёстры».
Писатель рассказал подробности того, как возникла фамилия семьи Михаила: «Ему хотелось вложить в неё всю хлебосольскую сущность, всю крестьянскую обстоятельность такой семьи. После долгих поисков писатель остановился на фамилии Пряслины. А натолкнул на это мимолётный разговор. Однажды кто‑то из односельчан сказал писателю:
– Видишь, стоит в поле одинокое прясло. Стоит тихо, в сторонке от дороги и никому не мешает. И люди до поры до времени как бы не замечают его. Но это только до поры. Да и как же иначе: ведь наше пинежское прясло, как и сама земля, основа крестьянской жизни…
– Как это так?
– Очень просто, – ответил собеседник, – ещё прадеды говаривали: земля-мать даёт людям хлеб, а прясло спасает снятый хлеб от гибели…
Эти слова, пусть и излишне категоричные, крепко засели в сознании писателя… Так появилась неведомая до той поры фамилия Пряслины… В неё автор вложил своё отношение, свою любовь к труженикам деревни. И без колебаний нарёк ею самых любимых своих героев, которые всей своей сутью олицетворяют наше русское крестьянство и которым фамилия Пряслины к лицу…»
Говорили они тогда и о новом замысле, для которого Абрамов как раз в это время активно собирал материал. Об этом Москвин пишет в уже названной публикации в газете «Советская Россия»: «Книга эта названия пока не имеет, – сказал он. – Но по содержанию это будет исторический роман, а может быть, и не один. Я хочу охватить и разобраться в путях движения России к революции 1905 года, буржуазной и Октябрьской 1917 года, художественно осмыслить их… Меня интересует очень и такой пласт истории, как Гражданская война и иностранная военная интервенция… А вообще, события в этой книге будут доведены до Отечественной войны 1941–1945 года, а может быть, до года смерти Сталина… Мне необходимо понять, что произошло с нашей горемычной Родиной за последние 65–75 лет…
Эту задуманную вещь Фёдор Александрович <впоследствии> назвал «Чистой книгой».
А тогда в Шотовой он сделал подробную запись: «Дом Северьяна Кыркалова» – местного богатея, зятя купцов Володиных, богатейшего пинежского купца: «Большой, лобастый (широко в передке), с чердаком в три окна, под которым был балкон. Суровый, по‑мужицки аскетичный. Единственное украшение – фигурные окошечки… по бокам чердака, да крашенные в красный сурик торцы… Окна простые, без украшений. Огромная поветь. Внутри тоже крепко, добротно, по‑крестьянски просто. Пол жёлтый (густая краска). Потолки штукатурные. Обои. Когда смотришь на передок, так и видишь Северьяна-мужика…», – и сфотографировал этот дом, черты которого угадываются в описании дома Губиных в черновиках к роману «Чистая книга».
…Из Шотовой Москвин, Никулин и Абрамов поехали в Карпогоры, где 26 июля 1960 года состоялась первая на Пинежье встреча писателя с читателями – районная конференция по роману «Братья и сёстры».
Опять же свидетельство Москвина из статьи «Главный герой – правда»: «Более двухсот жителей райцентра пришло тогда на встречу с писателем-земляком. Состоялся взволнованный разговор о его книге…
На конференции выступил и Фёдор Александрович. Он сердечно поблагодарил земляков за добрые слова в его адрес, за доброжелательную критику, поделился своими творческими планами.
– Сейчас я уже работаю над продолжением своего романа, – сказал писатель. – Это будет книга о северной колхозной деревне послевоенного периода.
Ф. А. Абрамов говорил, как мы знаем теперь, о второй книге задуманной им трилогии – о романе «Две зимы и три лета», вышедшем в свет в 1968 году».
