Константин Симонов: командировка на Север
В ноябре поэту, прозаику, драматургу, публицисту Константину Симонову исполняется сто лет. О командировке Симонова на Север, которая оказалась во многом связана с Архангельском, «Правда Севера» рассказывает вместе с областной библиотекой имени Добролюбова.
Константин Симонов. Фото из архива Олега Химаныча.В октябре 1941 года Константина Симонова командировали на Север. Вместе с фотокорреспондентом Михаилом Бернштейном они решили добираться на Кольский полуостров через Вологду и Архангельск.
Из газеты «Правда Севера» писатель узнал, что вечером в архангельском драматическом театре будет представлена его пьеса «Парень из нашего города».
«Самолет на Мурманск шел утром, - вспоминал Константин Михайлович, - и мы, выпросив у дежурного катер, переправились в Архангельск. Посмотрели спектакль».
А на следующий день Симонов вылетел в Мурманск. На Севере писатель пробыл полтора месяца. Вскоре он отправился на полуостров Рыбачий – самую северную точку фронта, где наши части, несмотря на отчаянные попытки фашистов прорвать оборону и захватить полуостров, не отступили от государственной границы.
В последний вечер на Рыбачьем командир 104-го артиллерийского полка Е. С. Рыклис рассказал Симонову о лейтенанте Иване Лоскутове, сыне своего старого друга.
Летом 1941 года на участке фронта, который обороняли артиллеристы, создалось очень трудное положение. Фашисты вели ожесточенный обстрел из орудий, скрытых за скалами. Было решено послать в тыл к немцам, на одну из высот, где оставалось наше боевое охранение, разведчика, который смог бы оттуда корректировать по радио огонь наших артиллерийских батарей. Выполнить эту задачу вызвался Лоскутов.
Немцы открыли по высоте, где находился Лоскутов, артиллерийский и минометный огонь, бросили туда большую группу пехоты. Тогда Лоскутов вызвал огонь на себя. Фашисты были разбиты. Симонову не удалось в тот вечер встретиться с Лоскутовым: он выполнял новое боевое задание. О подвиге смельчака писатель кратко рассказал в очерке «На Рыбачьем и Среднем полуостровах». А позднее история, о которой писатель узнал от майора Рыклиса, была положена в основу поэмы «Сын артиллериста».
Константин Симонов принял участие в морском рейде советских разведчиков на мыс Пикшуев, в тыл врага. Опасной была не только сама разведка, но и путь к Пикшуеву. Идти надо было на морском катере по заливу, который обстреливали немцы, так что двигаться можно было только ночью. Эти события отражены в очерке Симонова «В праздничную ночь».
В предисловии к очерку писатель особенно подчеркивал его документальность: «Здесь записаны события одной ночи – на 7 ноября 1941 года – так, как я пережил и как записал несколько недель спустя для памяти в свою записную книжку… Мне повезло: как раз в эту ночь я пошел с разведчиками на территорию врага».
Из Кандалакши в Архангельск Симонов добирался на пароходе «Спартак», где ему пришлось провести почти две недели. На борт судна Симонов поднялся 15 ноября, но лишь через пять суток пароход отошел от причала и взял курс на Архангельск.
Сначала в Кандалакше ждали, пока подвезут архангелогородцев, которые были заняты в оборонных работах на Кольском полуострове. Потом более двух суток пробивались сквозь лед, уже покрывший Кандалакшский залив. И снова застряли во льду уже в устье Северной Двины, недалеко от Архангельска. Лед был такой, что ни на лодке, ни пешком к берегу было не подойти. Кончилось продовольствие.
«Спартак был лесовозом. Никаких приспособлений для перевозки людей на нем не было, - писал Константин Симонов в своем дневнике. - Две тысячи человек разместились в трюмах, а пятьсот – прямо на палубе, в надежде на то, что переход продлится немногим больше суток, и это время они как-нибудь перетерпят. Все это были архангельские жители, пробывшие два-два с половиной месяца на тяжелых работах, оторванные от семей, не слишком сытно питавшиеся все это время… Кандалакшский залив затянуло льдом; мела поземка, и минутами казалось, что мы стоим замерзшие в лед где-нибудь в Арктике…»
Несмотря на такие условия и голод, Симонов, продолжал работать. «Я написал за эти дни семь или восемь стихотворений… На душе было скверно, а в животе пусто. И все это вместе взятое делало меня злым и работящим», - писал он позднее в «Записках молодого человека».
Ледокол «Спартак» подошел к причалу 26-го лесозавода 28 ноября. В Архангельске Симонову пришлось задержаться в ожидании самолета на несколько дней. И здесь он написал поэму «Сын артиллериста», которая впервые была опубликована в Архангельске в газете «Патриот Родины» третьего декабря 1941 года.
В апреле 1942 года Симонов снова выехал на Северный фронт и задержался в ожидании транспорта в Архангельске. Именно здесь Константин Михайлович узнал о присуждении ему Государственной премии за пьесу «Парень из нашего города».
Во время весенней поездки на Север (в апреле-мае 1942 г.) Симонов написал очерки «По оленьим тропам» и «Американцы». В ноябре 1942 года Константин Симонов в третий и в последний раз за годы войны побывал в Заполярье.
В последний раз Константин Симонов приехал в Архангельск в июле 1975 года. Писатель направлялся на Карельский фронт, работая над книгой «Разные дни войны», и решил снова проехать по местам своих журналистских командировок военного времени.
Симонов прожил в Архангельске всего четыре дня и поразил всех своей удивительной работоспособностью. Несколько часов он провел в архиве, выступил по телевидению и на большом творческом вечере в клубе «Маяк». На встречу с писателем пришли сотни архангелогородцев.
Он вспоминал, как был на Севере, очень тепло говорил об Архангельске, встречался с коллективами предприятий, с моряками, побывал в Малых Карелах.
В Архангельске писатель собирал материал о подвигах моряков-североморцев. Посетив Архангельск, писатель совершил рейс в восточные районы Арктики вместе с женой и дочерью. После прибытия ледокола в Тикси, он дважды выступал перед жителями города, читал много стихов военных лет.
Очерк «В праздничную ночь»
Вечером 6 ноября маленький отряд разведчиков уходил в глубокий тыл врага. Начальник разведки собрал участников в тесной комнатке штаба.
- По последним сведениям, немцы здесь, на побережье, совершают перегруппировку. Вы высадитесь ночью и проверите, по-прежнему ли их батарея и прикрытия находятся на Северном мысе. Если их там нет, то уничтожите все, что ими там построено, а если они там есть, то уничтожите, все это вместе с ними.
Начальник окинул взглядом присутствующих. Эту ночь, с 6 на 7 ноября, вам придется провести в тылу врага. Постарайтесь, чтобы она была праздничной для нас и печальной для них.
Разведчики строились во дворе, уже здесь почти невидимые в своих белых халатах на фоне снега.
… Маленький катер бросало то вверх, то вниз. Заливаемый водой, он все же шел полным ходом, чтобы удлинить время разведки, высадив людей на берег точно к наступлению полной темноты.
Командир отряда Люден, бывший кавалерист и веселой души человек, неприязненно поглядывал на всходившую над горизонтом полную луну.
- Вот она, диалектика, заметил он, показывая на широкий лунный свет, расплывавшийся по волнам, то, что радовало в молодости, огорчает в зрелые года. Луна… Вот уже пятый месяц, как она мой личный враг, а ведь когда-то бывало… Э, да что там вспоминать. Катер уже шел вдоль вражеского берега. Неделю назад на моих глазах оттуда два часа немцы расстреливали шрапнелью один из наших мотоботов. Но сейчас все было тихо.
Только в стороне еще дальше на запад были видны короткие вспышки орудийных выстрелов.
Начинался отлив. Катер дошел до гряды подводных камней и ближе подойти не мог. На воду спустили крошечную лодочку с ласковым названием «Тузик» и с катера перекинули на нее трап. Второй трап опустили с «Тузика» прямо в воду. Он все равно не доставал до берега. Тогда двое краснофлотцев из команды катера, не дожидаясь чьего-либо приказания, cпрыгнули в ледяную воду. Они стояли по пояс в воде для того, чтобы помочь высаживающимся разведчикам.
Разведчикам предстоял поход. Они должны были идти в него с сухими ногами, и краснофлотцы одного за другим заботливо, как детей, выносили на берег своих товарищей. Это была дружеская услуга, безмолвная и не претендующая на благодарность, одно из проявлений благородной солдатской дружбы.
Был сильный накат волны, и многим, в том числе и мне, не повезло. Мы набрали полные сапоги воды, но от купания по пояс все-таки были спасены. Безмолвно собравшись на берегу, мы пошли длинной цепочкой. До цели нашего путешествия было отсюда 8 – 10 километров по крутым, занесенным снегом и обледеневшим прибрежным скалам. Намокшие в воде полы халатов мгновенно обледенели и, коробясь, гремели и шуршали при движении. Восстанавливая драгоценную для нас тишину, мы на ходу разминали халат пальцами.
Впереди шла тройка, бывавшая здесь уже не один раз. Они шли, вглядываясь в каждую щель, в каждое пятно на снегу, ища следов. Но следов не было – только мелкая заячья пропись, да похожие на человеческий след полоски в снегу там, где по крутому склону скатывались к воде выдры.
Скалы громоздились одна на другую. Издали каждый раз казалось, что здесь не пройти, но подходили ближе и находили какую-то щель, уступ, по которому можно вскарабкаться еще на 10 метров выше. Хуже всего были голые, почти отвесные скалы, где снег ровным слоем покрывал скалу. Обдутый ветром, он тверд как камень и отчаянно скользок. Достаточно одного неудачного движения, и человек, скользя по спуску, летел вниз на добрых десять метров.
Шедший впереди меня Люден поскользнулся и мгновенно полетел далеко вниз. Разведчик Храбрин, бросившийся ему на помощь, не удержался и полетел еще на 5 метров ниже. Когда они наконец вскарабкались, кто-то шепотом заметил:
- Прямо тебе суворовский переход.
Прихрамывавший после падения, но по-прежнему не унывающий командир повернулся.
- Запрещаю это слово, - сказал он.
- Почему?
- Потому что сначала надо добиться суворовских результатов, а потом уж говорить о суворовских переходах.
Наконец, был дан короткий привал. Легли в снег в тени огромной скалы. Кто-то посмотрел на часы, было ровно 12 ночи.
7 ноября…
Да, седьмое, и кто-то шепотом начал вспоминать, как он проводил эту ночь в прошлом году у себя дома в Днепропетровщине.
Впереди далеко в белом тумане виднелся противоположный наш берег. Очень далеко мгновенно погасшей синей искрой там мелькнули фары машин.
- Наши ездят, - сказал кто-то. И в эту минуту всем было очень важно знать, что где-то там, на нашем берегу, на наших машинах ездят наши, свои.
Обледеневшие халаты теперь сослужили нам хорошую службу, они стояли торчком, закрывая нас от продувавшего насквозь ветра.
Едва мы двинулись снова, как шедший впереди Ковалев наткнулся на линию связи.
Этот тонкий провод соединял немецкие передовые позиции со штабом. Подложив камень, провод разрубили кинжалом, и на несколько метров обрезав, затоптали концы в снег. Пусть теперь найдут. На протяжении следующего километра, не поленившись, повторили эту операцию еще три или четыре раза.
Теперь было уже близко, гряда высоких каменных сопок спускалась к далеко выдававшемуся в воду острому мысу. Разделившись на три группы, мы поползли, обходя сопки с трех сторон и постепенно поднимаясь на них. Ночь была светлая. Кроме луны, по небу, переливаясь от края до края, полыхало северное сияние. И все-таки в 30 шагах на снегу ползущие люди казались просто заснеженными уступами скал. Даже темные пятна сапог и автоматов не выдавали нас. Здесь, на этой каменистой почве они казались кусками камня, выступившими из-под снега.
Мы поднимались по склону все выше и выше. Теперь, если немцы были здесь, они должны были уже в эту светлую ночь заметить нас. Но все было тихо. Наконец, мы доползли до первых землянок. По всем признакам они были оставлены день или два назад. В землянках висели фонари и лампы, в сложенных из кирпича печках лежали недогоревшие дрова. Ближе к мысу, на скале высилось несколько построек складского типа. Все двери были наглухо закрыты.
Кто-то торопливо попросил «рвануть их гранаткой». Но, избегая преждевременного шума, Люден запретил это. Его помощник Инзарцев, взяв несколько бойцов, прикладами в 15 минут расправился с дверьми.
Помещения действительно оказались складами, в них были навалены отруби, мука, завернутые в прозрачную бумагу с немецкими штампами кирпичи пополам с отрубями приготовленного хлеба. Рядом были свалены мешки кофе, цикория, яичного порошка, большие плетеные бутыли со спиртом. В общем склады были наполовину полны.
Недалеко от складов за прикрытием была брошена искалеченная горная пушка. Брошенная немецкая пушка - это было еще понятно, но брошенные немецкие склады с провиантом – это было удивительно. Нет, конечно, немцы не совсем ушли отсюда. Они, очевидно, только меняли части, и не сегодня-завтра новая рота должна была прийти на этот пустынный участок фронта. Именно для нее был оставлен этот провиант, с великим трудом завезенный сюда по единственной вьючной тропинке.
Да, конечно, это так. Я невольно вспомнил немецкого капитана, на днях взятого нами в плен. Я его видел три дня назад в штабе на допросе. Он сидел грязный, обтрепанный, в тощей шинели и неопрятном белье. Его уже сутки кормили нашим сытным пайком и все-таки он, улучив минутку (когда допрашивающий склонялся над протоколом) и воровато вытащив из кармана данный ему в запас сахар, жадно грыз его. Поймав мой взгляд, он вдруг стыдливо заторопился, ему, офицеру германской армии, видимо, было неудобно и все-таки он грыз этот сахар, он отъедался.
Я невольно вспомнил эту сцену, когда увидел склад с немецким продовольствием. Конечно же, они вернутся сюда. Если бы они ушли совсем, они бы выскребли здесь все, до последней горсти муки, до последнего зернышка кофе.
Люден отдал приказ дать сигнал отстаивавшемуся где-то далеко в море катеру.
Склады решено было сжечь. Когда катер по нашему вызову подошел к берегу, все было уже готово к поджогу. Разведчики один за другим взбирались на катер. Дождавшись, когда закончится посадка, мы вчетвером, оставшись последними на берегу, облили бензином доски и ящики, в пирамиду сложенные нами посреди склада, и подожгли.
Спускаясь к берегу, перепрыгивая с камня на камень, мы видели, как сквозь щель дверей проникают пока еще едва заметные, тусклые, красные языки огня.
Было еще темно, но дело близилось к рассвету.
Катер тихо отвалил от берега. Мы уже полчаса шли по бурному заливу, когда, наконец, склады разгорелись вовсю.
Неожиданно для нас пожар принял внушительные размеры. Над берегом высился огромный столб огня. Он то падал, то высоко поднимался. Внутри что-то рвалось с большой силой. Очевидно, кроме продовольствия, где-то в подвалах, у немцев находились еще и боеприпасы. Ну, что же, тем лучше. Дольше будут помнить эту праздничную ночь.
Мы шли к своим берегам.
Действующая армия, Северный фронт, 7 ноября 1941 год.
Читайте о Константине Симонове на сайте Архангельской областной библиотеки:
