17.10.2019 09:00

Кого ждёт время?..

«К 95-летию Александра Исаевича Солженицына». Фото с сайта hro.org.

В первых произведениях Александра Солженицына Фёдор Абрамов увидел крупного писателя. Фёдор Александрович стал читать и последующие его вещи, уже запрещённые в Советском Союзе. Взгляд Абрамова на коллегу изменился

Недруги обрадовались

За рабочим столом. 1975 год. Фото из комплекта открыток «Фёдор Абрамов». М., «Планета», 1990 год18 ноября 1969 года – после размышлений о том, выступить ли против исключения Солженицына из Союза писателей – Фёдор Абрамов записывает в дневнике: «…что важнее: протест Абрамова или его вещи. Ибо последствия могут быть самые неожиданные. Может вообще ничего не быть, а можно и оказаться за бортом литературы, вернее, журналов – ведь существуют же проскрипционные списки… Ну а если действительно тебя на несколько лет вычеркнут из литературы? Кому это выгодно? …И потом, надо в конце концов уяснить себе раз и навсегда: зачем ты живёшь? Кому служишь? Народу? Так народу в тысячу раз важнее, чтобы ты «Коней» своих напечатал, нежели вспыхнул на минуту. Да, втаптывают в грязь человека на виду у тебя. А миллионы не втаптывают ежечасно и ежедневно? За Солженицына вступится интеллигенция, а за миллионы кто?.. Сегодня повсеместно – не только у нас – растаптывается человек…Вот и решай, как тебе быть. За Солженицына вступиться легко, для этого требуется мужество на минуту, а вот для того, чтобы Абрамовым быть в литературе, требуется мужество на всю жизнь…»

Через непродолжительное время Абрамов перечитал написанное – и «взвыл от ужаса: во что же мы превратились? Поймут ли нормальные люди, из‑за чего мы дрожали от страха? И куда же ещё дальше?»

Письмо в защиту Солженицына Фёдор Александрович, не любя этого автора журнала «Новый мир» как человека, всё‑таки отправил, решив, что «никакими соображениями и доводами нельзя оправдать рабское молчание. И мой голос в защиту Солженицына – это прежде всего голос в защиту себя. Кто ты – тварь дрожащая или человек?»

Настроение тех дней у Абрамова скверное. Поэтому в дневнике он пишет: «Думалось: идём вперёд, старое невозможно, прогресс набирает силы, а потом – хлоп – Чехословакия, хлоп – Солженицын».

Что в этом письме, направленном в секретариат правления Союза писателей СССР? Оно короткое, – но для поступка бывает достаточно и двух слов.

«Исключение А. Солженицына из Союза писателей РСФСР глубоко встревожило меня. А. Солженицын – выдающийся русский писатель, и отлучение его от советской литературы может обрадовать только недругов за рубежом. Хочу надеяться, что правление СП СССР исправит эту ошибку».

Недруги, конечно же, обрадовались и продолжили делать биографию главному диссиденту СССР. В Союзе писателей СССР состояло в ту пору несколько тысяч человек. Голос протеста против исключения Солженицына подали единицы. В Ленинграде – ещё только двое: Давид Яковлевич Дар и Леонид Иванович Пантелеев.

«Звонили из горкома – надо откликнуться» – «Нет»

В семидесятые годы Фёдор Абрамов будет готовиться к написанию статьи «Кого ждёт время. Шолохов и Солженицын». Работа останется незавершённой, к изданию – с комментариями – подготовит её для журнала «Нева» Л. В. Крутикова-Абрамова (публикация состоится в четвёртом номере за 2010 год).

Отношение Абрамова к Солженицыну изменилось после шестидесятых годов. Однако Фёдор Александрович по‑прежнему отдавал должное яростному противнику Советской власти, сравнивая его с теми, кто выступали её показными апологетами, создавали тенденциозные, «лишённые соков произведения». Но в пятидесятые годы «в литературе возникает оппозиционный дух. Совесть просыпалась. По каплям, по ручейкам. И наиболее ярким выражением стал Солженицын». Но Абрамов же провидчески написал о том, что не фанатику Солженицыну суждено сказать то вещее, спасительное слово, в котором нуждается Россия.

В устном споре с критиком В. Я. Лакшиным Ф. А. Абрамов говорил о том, что романы Солженицына сырые, что сцены со Сталиным и Абакумовым «В круге первом» – это фельетон, а образ крестьянина Спиридона, ушедшего с немцами в Германию, – «возмутительное отношение к народу».

Не думаю, что у романа Солженицына «В круге первом» много читателей. Но у фильма с одноимённым названием (по сценарию Александра Солженицына, режиссёр – Глеб Панфилов) зрителей немало. Зрителям невозможно не обратить внимание на то, что главный герой Володин (Дмитрий Певцов) звонит в американское посольство и выдаёт государственную тайну. На этом и завязано основное содержание картины, снова показанной недавно по телевидению в связи со столетием «великого Солжа», как назвали его диссиденты. В чём же тут соль? В том, что нам не был нужен ядерный щит? Не нужен все те прошедшие десятилетия – уже 70 лет, что мы имеем ядерное оружие? Мы бы жили-поживали без него? Фильм о патриотизме?..

В одном из набросков к статье, мысленно продолжая спор с Лакшиным, Абрамов написал, что если по сути говорить о Солженицыне, то дело не только в том, что он «не знает народной России (чего стоит только одно его псевдонародное словотворчество!). И не в том, что он неважный мыслитель (ну как можно всерьёз взывать сегодня к церковной авторитарности и монархии…). Дело ещё в его собственной натуре. В Солженицыне клокочут сатанинская гордыня, неудовлетворённое тщеславие. Он одержим фанатической идеей мессианства. И это ослепляет его, лишает мудрости и объективности, приводит к тем крайностям, которые возникают при отсутствии глубокой этической культуры.…Ему ли, не излечившему собственную душу, врачевать души других людей, пролить на их жизнь свет той нравственной мудрости и чистоты, в которых так нуждается наше время?»

31 августа 1970 года Фёдор Абрамов пишет в дневнике: «У Солженицына рядовой человек только жертва существующего режима. А на самом деле он и опора его. В этом вся сложность. Именно только освещение нашего человека с этих двух сторон позволит художнику избежать односторонности в изображении жизни».

Об этой сложности Абрамов говорил в своих произведениях. В частности, Михаил Пряслин («Две зимы и три лета») собирал в Пекашине подписи в защиту председателя Лукашина, которому грозило несправедливое уголовное наказание, – совсем мало защитников нашлось…

В начале 1974 года в стране развернулась ещё одна кампания против Солженицына. На этот раз – в связи с выходом на Западе книги «Архипелаг ГУЛАГ». К Абрамову обратился один из литературных начальников: «Фёдор Александрович, звонили из горкома – надо откликнуться». Но Абрамов, несмотря на критическое отношение к будущему «победителю коммунизма», отказался. Размышлял: «Солженицын, утверждает пресса, выступает против социализма. Но почему же сталинский террор, культ личности – это социализм?» Пытался поймать по радио «вражий голос», чтобы услышать «Архипелаг». Поймал. Но только дошло до чтения текста, – гром и грохот: заработала глушилка. Слушатель испытал унижение: «Я червяк? Мне нельзя знать, как палач-марксист 30 лет расправлялся с народом?!.»

Тут наука не нужна…

Псевдолиберальная интеллигенция молчит о том, что Солженицын возносил Фёдора Крюкова как автора «Тихого Дона». Для неё на «солнце» под названием «Солженицын» пятен нет.

Ф. А. Абрамов никогда не сомневался в авторстве «Тихого Дона». 15 ноября 1978 года он написал выдающемуся норвежскому слависту, профессору Университета Осло Гейру Хьетсо, который одним из первых в мире стал применять методы компьютерного анализа в литературоведческих исследованиях: «Спасибо за работу о «Тихом Доне». Должен сказать, что читал её с превеликим волнением: всё боялся, что не сработают, оскандалятся Ваши машины. Но они, слава Богу, оказались на высоте, и авторство Шолохова отныне доказано по самому последнему слову науки и техники.

Я не случайно пишу в несколько игривом тоне, ибо для меня, как, впрочем, думаю, и для всякого непредубеждённого читателя, никогда не существовало этой проблемы. Шолохов и Крюков… Да неужели надо прибегать к науке, пускать в ход все достижения современной техники, чтобы отличить гения от рядового писателя? В старину во всём этом разбирались без машин.

А впрочем, мы живём в машинный век, когда люди доверяют больше машинам, чем себе, и благодарение Вам, искреннее спасибо за то, что Вы рассеяли сомнения и недоразумения, посеянные в умах европейского читателя».

Фёдор Абрамов искренне восхищался талантом Михаила Шолохова. «Тихий Дон» считал лучшим романом ХХ века. Радовался присвоению Михаилу Александровичу Нобелевской премии. Вместе с тем наш земляк не всё принимал – и обоснованно – в писателе и личности Шолохова.

Из набросков Абрамова к упомянутой статье: «Шолохов – это буйство социальных и биологических страстей, не одухотворённых светом философско-нравственных идей и исканий... По густоте замеса жизни, по накалу и ярости людских страстей, по язычески щедрой живописности слова Шолохов не знает себе равных в русской литературе. Да, может быть, и в мировой. В искусстве двадцатого века он взмыл, как Василий Блаженный, и мир ахнул от восторга и изумления». Однако, по мнению Фёдора Абрамова, Шолохов как художник кончился в 35 лет, чему причиной, возможно, отсутствие у него «с самого начала большой духовной культуры, высоких общечеловеческих нравственных идеалов…»

И «вражьи голоса» Абрамов слушал, и самиздатовскую и тамиздатовскую литературу читал. Потому и написал, что Солженицын «призывает капиталистические страны обложить Советский Союз, как медвежью берлогу, порвать всякие связи… Но христианское ли это дело?»

Солженицын, основательно считал Абрамов, был ослеплён ненавистью к России, поэтому не мог понять, почему начертан стране тяжкий жребий, какова в судьбе России наша собственная вина.

И горько было Абрамову, что Александр Твардовский (его уже не было на свете), который проложил Солженицыну путь в литературу, не мог знать, что Солженицын «хочет мирового шума, славы, что его ни в коем случае не устраивает роль одного из тех, кто идёт в русле Твардовского. Не мог предполагать Твардовский и того, что со временем он предаст циничному осмеянию его личные слабости и прямо скажет: мне было с ним не по пути».

Не по Солженицыну…

Преподаватель Ленинградского института театра, музыки и кинематографии (теперь Санкт-Петербургская академия театрального искусства) Аркадий Кацман сказал, что, читая роман «Дом», проревел всю ночь. «Большой подтекст. Студенты читают по ночам и тоже ревут».

Отчего же рёв и слёзы? Отчасти оттого, что жизнь странная: тихо-мирно, деньги селянам платят неплохие, а работать по‑настоящему мало кто хочет, и вспоминают те, кто войну на себе вынес, как робили, сколько сил было, откуда и брались, какое было братство!.. А теперь? Надеяться приходится на нового управляющего, который, как немец работает – от сих до сих, не перетрудится; команды чётко выполняет, зерно посеет, как положено, а положено плохо, на погибель урожаю…

Впечатлительные читатели в особенности «ревели», наверно, над Дунаевыми – мужем и женой, в истории которых – десятилетия истории страны с Гражданской войной, индустриализацией, политическими репрессиями. Но не все поняли этих героев. В частности, американский адресат Абрамова – И. В. Дудник, эмигрировавшая в Штаты ленинградка (вышла замуж за иностранца). В Америке, в Сан-Франциско, и познакомился с ней Абрамов. Он жалел её: материальный достаток есть, но семейная жизнь не задалась, детей нет, и собака умерла, с которой хозяйка разговаривала по‑русски…

«Милая Ирина! – прочитала американка. – Вы, боюсь, привыкли уже на всё смотреть глазами Соло. (Глазами Солженицына. – СД) А по Соло (я понимаю его значение) нельзя изучать нашу многострадальную историю. У С. – всё дёготь, всё сплошная ночь. А ведь в действительности‑то были и великие порывы, была русская вселенская мечтательность. Был святой идеализм. И старики Дунаевы, этот своеобразный русский вариант Дон Кихота и Санчо в юбке – нет, это, извините, не выдумка, не дань церберам, стерегущим врата в царство печати (я такими делами не занимаюсь)».

В других письмах Дудник Абрамов сказал, что без Дунаевых жить на свете скучно, что «мир стоит на обывателях, миром правят обыватели (и это, наверно, даже хорошо), и всё‑таки да здравствуют Дон-Кихоты. Без них – лучше в петлю».

К 95‑летию Ф. А. Абрамова «Литературная газета» напечатала статью Александра Боброва «С этого угора Россия видней» – это признание в любви и уважении к Фёдору Александровичу. Автор отвечает на вопрос, которым задался писатель Николай Коняев: «Как получается, что на страницах произведений Солженицына, который позиционировал себя как православный человек, живёт сатанинский дух разрушения, а произведения Абрамова, всегда считавшего себя коммунистом, проникнуты духом православия, любви и смиренномудрия?» Одна из разгадок этой загадки, по мнению А. Боброва, «состоит в том, что Абрамов был истинным сыном северной деревни, матери-земелюшки, наконец, русским солдатом. И этот дух, исконный, впитавший века веры, преданности, отчелюбия, пронизал всё его творчество».

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ