В Архангельске прошли межрегиональные Шергинские чтения, посвящённые 125‑летию Бориса Шергина и 105‑летию Евгения Коковина.
С докладом на чтениях выступал Борис Егоров, директор Архангельского Литературного музея, который длительное время занимается изучением жизненного пути и творчества Бориса Шергина. Сегодня мы публикуем его сообщение в сокращённом виде:
– В 1966 году в связи с 70‑летним юбилеем Бориса Викторовича Шергина наградили орденом Трудового Красного Знамени. Награду получал Михаил Аркадьевич Барыкин, богоданный племянник, как называл его писатель. Шергин не поехал – в тот год он не был юбиляром. Ему исполнилось 73 года, и этот факт подтверждает запись в метрической книге Соломбальского Преображенского собора. Там написано о «рождении 16 июля 1893 года сына Бориса у архангельского мещанина Виктора Васильевича Шергина и законной жены его Анны Ивановны». Эта же дата года рождения подтверждена самим Шергиным во время Всесоюзной переписи 1920 года.
Но в Москве, куда Борис Викторович переехал работать в 1921 году, он уже стал на три года моложе. Вероятно, по какой‑то важной причине тому способствовала его мама Анна Ивановна, в это время работавшая инструктором в Архангельском губернском Совнархозе.
К новой дате своего рождения Борис Викторович привык не сразу. В 1922 году, вступая в профсоюз работников просвещения СССР, он указал год рождения – 1897‑й. Хорошо, что никто этого не обнаружил, а то последствия оказались бы печальными.
В личном деле инструктора-художника кустарно-кооперативного отдела Архангельского губернского совнархоза Бориса Викторовича Шергина хранится «Опросный лист» за 1920 год. На вопрос, служил ли он в старой армии, в каком полку и чине, Шергин отвечает: «В 1916 году служил рядовым рабочим 1 батальона Белой армии, 1‑й роты. Уволен в виду потери правой ноги».
Тут он явно оговорился, написав в «Белой». В 1916 году в России была Царская армия, «Белая» появилась в Гражданскую войну. По какой причине Борис Викторович потерял ногу, в «Опросном листе» пояснения отсутствуют.
Неясная «История» с потерей ноги всплыла позже в одной из немногих неопубликованных автобиографий Бориса Викторовича. Вот как он её излагает: «В 1919 году я, попав под трамвай, потерял правую ногу и пальцы левой ноги».
А в доверительной беседе с Владимиром Викторовичем Сякиным (ему посвящён рассказ «Для увеселенья») Шергин как‑то признался, что когда Архангельск заняли «белые», его мобилизовали и послали на строительство насыпи. Там и случилось с ним это несчастье – попал под вагонетку.
Если взять за первооснову доверительное признание Сякину, то получается: Борис Викторович, написав в «Опросном листе», что «служил в Белой армии», не оговорился, а проговорился. Хорошо, что год назвал 1916‑й. Но 1916‑й год Шергин «пришил» к своей биографии белыми нитками. Трудно представить, что в 1916 году он служил в какой‑либо армии, и вот почему. По заданию Академии наук Шергин в тот год ездил по Архангельской и Олонецкой губерниям, где записывал сказителей, изучал местные говоры. Да и не мог он, поступивший в Строгановское училище в 1913 году, окончить его всего за два года и уже в 1916‑м году служить в армии.
Противоречивая биография писателя хранит много тайн. Документов мало. Факты, которыми оперируют исследователи, фактически взяты из биографических рассказов Шергина. А они до того убедительны и сказочно правдоподобны, что невольно забываешь, что перед тобой художественное произведение. Во всамделишной жизни могло быть всё иначе.
Неизвестностью окутаны и биографии его родных. К примеру, не найти объяснения, почему бабушка писателя Мария после смерти мужа Василия в сопровождении немца Менка переехала с сыном Виктором, будущим отцом писателя, и сестрой мужа Глафирой из Вологодской губернии в Архангельск. Один из исследователей биографии писателя предположил, что этот Менк – известный художник. Но это не так. Будущему художнику Владимиру Карловичу Менку в пору переезда Шергиных в Архангельск было годков 8–9. А того Менка, который сопровождал Марию Шергину во время переезда, звали Георгием Карловичем. И что интересно, именно Георгий Карлович Менк был восприемником при крещении сына Леонида у отца писателя и его первой жены Елены Константиновны.(Младенец прожил всего один месяц. А вскоре умерла от горячки и его мама.) Тот же Георгий Карлович Менк был поручителем со стороны жениха при бракосочетании родителей писателя, Виктора Васильевича и Анны Ивановны.
Немало белых пятен – назову их ребусами – и в произведениях Шергина. В 1959 году вышла его книга «Океан-море». Там впервые напечатаны сказы «Пинежский Пушкин», «Пушкин Архангелогородский», «Слово о Ломоносове».
Вот цитата из сказа «Слово о Ломоносове»: «Один из русских членов Академии, сподвижник Петра Карпов жаловался Ломоносову: «Накрыл нас горстью Шумахер. Жужжим, да бьёмся!»
Шергинское «Слово о Ломоносове» завораживает, мы так увлечены повествованием, что вполне естественно рядом с действительно существовавшими Ломоносовым и Шумахером принимаем за реального и академика Карпова. Но с такой фамилией в то время академика не было!
Кого же на самом деле имел в виду Борис Викторович? О том подробно изложено в комментариях к книге Бориса Шергина «Избранное», изданной Архангельским Литературным музеем.
Борис Викторович лишь слегка изменил фамилию реально существовавшего академика, сподвижника Петра I Андрея Константиновича Нартова. Того самого, которого по просьбе академиков назначили на место снятого с должности скупого немца Шумахера. Но Нартов оказался ещё прижимистее. И через полтора года (опять же по просьбе академиков) Шумахера вернули на прежнее место.
Шергин изменил фамилию Нартова не механически, а с глубоким смыслом. При этом он использовал фамилию реально существовавшего сподвижника Петра I Карпова, воспетого Ломоносовым в поэме «Петр I».
К приступу Карпов,
вождь Преображенских сил,
Всех прежде начал бой,
всех прежде смерть вкусил.
Волшебник русского слова Шергин чародействует осмысленно, на основе глубоких знаний. Невозможно им не восхищаться! Например, в «Дневнике» 1941 года Борис Викторович пишет: «Почему я люблю эту страну? Страну, коей границы обширны, так что и ум растекается, и трудно мысленно охватить, и которой конденсация, сила и угодье, душа и сущее коей для меня сосредоточены в местах, где живёт и действует имя Винчи Леонардо. Винчи – “ангел России”. Он сердце Руси. Да как не любить земли, освящённой его стопами?!»
Можно догадаться, что речь идёт о Сергии Радонежском. Я задался вопросом: почему Сергий Радонежский скрыт Шергиным под именем Леонардо да Винчи, а Сергиев Посад – под именем Фиренце, то есть Флоренция? Ведь у Бориса Викторовича ничего случайного не бывает. Стал сравнивать биографии Сергия Радонежского и Леонардо да Винчи и обнаружил в них удивительные параллели. Леонардо жил во Флоренции – колыбели Ренессанса, Радонежский – в Сергиевом Посаде – духовном центре Православия. Леонардо называют «Винчи» по одноименному местечку вблизи Флоренции, а Сергия – «Радонежским», по местечку Радонеж, что недалеко от Сергиева Посада. Во Флоренции центром монастыря ордена Валломброза является церковь Святой Троицы, а в Сергиевом Посаде главная святыня Троице-Сергиевой лавры – собор Святой Троицы. До чего проникновенно видение у Бориса Викторовича!
В том же «Дневнике» за 1941 год зашифровано и имя русского иконописца Андрея Рублёва. Он скрыт под именем итальянского художника дель Сарто. Рублёва звали Андреем, дель Сарто – Андреа. Андрей Рублёв создал знаменитую «Троицу», Андреа дель Сарто – «Диспут о Троице». Разумеется, чтобы ТАК шифровать, надо самому быть человеком всесторонне эрудированным, каким и был наш земляк Борис Викторович Шергин.
