«Это кто, тот самый Абрамов?..»

70 лет назад будущий писатель поступил в аспирантуру филфака Ленинградского госуниверситета и начал серьёзно заниматься наукой

Защитил кандидатскую диссертацию. Мог бы стать и доктором наук, но решил уйти на писательские «вольные хлеба».

Диссертант в дырявых туфлях

В июне 1948 года Фёдор Абрамов успешно защищает дипломную работу о творчестве Горького и поступает в аспирантуру. В сентябре приступает к занятиям. Под рукой – особая записная книжка для мыслей, связанных с кандидатской диссертацией “«Поднятая целина» М. А. Шолохова и тема коллективизации в советской литературе 20–30‑х годов». В частности, сделаны такие записи: «В нашей литературе 5% правды житейской и 95% от идеала». «Большинство наших писателей идёт от идеи к жизни, а не от жизни к идее».

Аспирантура закончена в 1951 году. 1 октября этого года получено цензорское разрешение автореферата диссертации на соискание учёной степени. У цензуры Супруги Абрамовы на лечении в Трускавце (1953 год). Фото из первой книги «Летописи жизни и творчества Фёдора Абрамова» Геннадия Мартыновапретензий к соискателю не было. В последующем времени их будет очень много. Они станут отравлять жизнь писателя. Часть купюр восстановит Л. В. Крутикова-Абрамова уже только после смерти мужа, в новое время, бесцензурное.

1 ноября 1951 года на защиту диссертации Фёдор Абрамов пришёл в дырявых парусиновых туфлях – жили супруги Абрамовы скудно. Их коллеги, полагая, что Фёдора не завалят (с чего бы вдруг!), заранее купили ему в подарок новую обувь.

По окончании Фёдором Александровичем аспирантуры ему предлагали хорошие должности в Ленинградском обкоме КПСС. Поскольку отказаться от партийной работы было невозможно, пришлось заполнить анкету. Была надежда на собеседование – там «завалят». И «завалили»: «соискатель» сказал, что его жена находилась на оккупированной фашистами территории. Товарищ из отдела науки заярился: с кем связался – запятнал свою биографию, партия тебе этого не простит!.. Л. В. Крутикова-Абрамова в книге «В поисках истины» напишет, что муж был «несказанно рад» тому, что назначение не состоялось: мысли Фёдора Абрамова были заняты не партийной карьерой, а наукой и писательством.

Будучи аспирантом, Абрамов время от времени брался за эскизы к первому роману. Те часы, когда бумага переставала быть чистой, сильно сомневавшийся в своих способностях будущий выдающийся писатель называл «творческими припадками». Они продолжались. Однажды Абрамов сказал жене: «Ах, Люхен, я так бываю счастлив иногда во время работы, что даже боязно становится».

Роман «Братья и сёстры» впервые будет опубликован в 1958 году.

Фёдор Абрамов был аспирантом, когда будущий литературный критик Александр Рубашкин – студентом филфака. Много позднее Александр Ильич написал: «Как и мои сокурсники, я считал его жёстким, категоричным максималистом. Для этого были основания… Он «приложил руку» к борьбе с «космополитами», среди которых оказались его учителя. Абрамов в дальнейшем сожалел об этом… Его статья о деревенской прозе, которую я прочитал в 1954 году в «Новом мире», удивила и обрадовала меня. Бывшие сокурсники даже усомнились – тот ли Абрамов писал? Оказалось, тот. Потом его долго и усердно ругали. Это была одна из первых проработок Абрамова, которая, однако, не помешала ему занять университетскую кафедру».

Замечу: можно думать, что тут же, в 1954 году, и занял Фёдор Александрович кафедру. Нет, это произошло в ноябре 1956 года. А присуждение ему учёного звания доцента состоялось на заседании учёного совета филфака в июле 1955 года.

В 1949 году «партбюро обязало его выступить на собрании, где подвергались критике наши профессора еврейской национальности, – вспоминала Л. В. Крутикова-Абрамова. – Мы оба были в растерянности. Но партийный приказ заставил его подчиниться. Мы вместе думали о выступлении, подбирали факты и цитаты из книг и лекций, которые можно было критиковать по существу. Например, преувеличенное влияние западной культуры на русскую. Фёдор выступил на том злополучном собрании гораздо более мягко, не «громил» профессоров, как иные партийные деятели».

Смысл в той идеологической кампании был (то же «преувеличенное влияние западной культуры …»), но велась она по‑сталински – грубо, зло, с навешиванием ярлыков, с политическими обвинениями. В прежней обстановке страха… Но Абрамов не перестарался, за что «безродные космополиты» были ему благодарны. Студенты же не особенно разбирались, кто виноват больше, кто меньше. Впрочем, не только студенты.

Юрий Рытхэу однажды удалось «расшевелить» находившегося в зените славы Абрамова воспоминаниями о времени борьбы с космополитизмом. Рытхэу так передал слова коллеги: «…вернулись мы в наш родной университет ещё молодые, радостно и удивлённо уцелевшие, с огромным желанием мира, мирной работы. Хотелось совершить что‑то новое, своё… Вернулись и видим: на наших кафедрах продолжают восседать те же старые профессора и долдонить о величии и превосходстве европейской культуры и литературы. Той самой культуры, которая попёрла на нас в сорок первом под знаком фашистской свастики».

В начальники не пошёл

В журнале «Вестник Ленинградского университета» (1949 год, № 3) появился первый литературный опыт Ф. Абрамова – статья о «Поднятой целине» М. А. Шолохова.

В том же 1949 году Ленинградскому университету дали задание построить летом в Ленинградской области на реке Ледь Медведковскую межколхозную гидроэлектростанцию и достроить на реке Тушемелька Шульгинскую ГЭС. Партийный комитет вуза утвердил совет строительства в составе 11 человек. Один из них – Фёдор Абрамов. Создано было 40 бригад – землекопы, плотники, электрики. Непосредственное руководство работой осуществляли начальники смен и бригадиры. В номере за 28 июля газета «Ленинградский университет» опубликовала информацию о том, что «Красное знамя строительства Медведковской ГЭС» получила смена «тов. Абрамова, которая наряду с высокой производительностью труда добилась исправления недостатков и более чёткого выполнения внутреннего распорядка дня».

3 августа в университете прошёл вечер, на котором чествовали строителей гидроэлектростанций. «Ленинградский университет» рассказал об опыте спортивной работы на Медведковской ГЭС: в лагере строителей «было оборудовано много спортивных сооружений – турник, яма и стойки для прыжков в высоту, беговая дорожка, кольца и полоса препятствий» и так далее. Аспирант Абрамов делал «всё возможное, чтобы обеспечить успех и массовость спорта на стройке».

Похоже, были у Фёдора Александровича незаурядные организаторские способности, и он мог бы проявить их в дальнейшем на тех должностях, на которые его «сватали». К примеру, в то время, когда он уже был известным писателем, сам первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Г. В. Романов настойчиво рекомендовал Абрамову взять на себя руководство областным отделением Союза писателей, но полный творческих планов Фёдор Александрович в начальники не пошёл.

5 марта 1953 года умер Сталин. Его смерть «мы по наивности восприняли как страшную трагедию и оба плакали навзрыд», – вспоминала через много лет Л. В. Крутикова-Абрамова.

Не имея в Ленинграде постоянной работы, Людмила Крутикова «перебивалась» рецензиями и статьями в газетах и журналах. Вместе с мужем написала рецензию на первый роман Константина Симонова «Товарищи по оружию» – о событиях 1939 года в монгольской степи, у реки Халхин-Гол. Это был разбор нового произведения знаменитого писателя. Название рецензии – «Роман о мужественных и сильных людях» (журнал «Звезда», 1953 год, № 5).

Других произведений, написанных мужем и женой совместно, нет. Но Людмила Владимировна будет первым советчиком и критиком, первым помощником, соратником Фёдора Александровича все 34 года их очень непростой жизни.

Большая часть рецензии (почти пять журнальных страниц) – положительная. Речь идёт, в частности, о «возмужании и росте писательского таланта и опыта К. Симонова – автора многих очерков и рассказов о Великой Отечественной войне и замечательной повести о Сталинградской битве «Дни и ночи».

Авторы рецензии не промолчали о «некоторых довольно серьёзных недостатках романа», написанного литературным генералом (Симонов был в ту пору заместителем генерального секретаря правления Союза писателей СССР) и шестикратным лауреатом Сталинской премии. «Так, бросается в глаза отсутствие в романе глубоко очерченного, яркого образа рядового советского воина, который бы стоял в центре произведения наряду с героями-командирами». «Недостаточная индивидуализация героев определила известное однообразие и бедность речевой характеристики героев…» И так далее.

Не с учётом ли этих и других критических замечаний Константин Симонов через годы сделал новую редакцию романа?

16 марта 1954 года – большая рецензия Фёдора Абрамова в «Ленинградской правде» на второй номер журнала «Звезда». На взгляд рецензента, номер «при всём разнообразии материала не сможет полностью удовлетворить читателя». Отчасти потому, что «тема колхозной деревни крайне слабо освещалась и в предыдущих номерах журнала».

В той же рецензии автор два слова оказал об отделе публицистики – назвал его самым слабым в номере. «Статья В. Терешкина «Великое массовое движение современности» даёт богатый перечень основных фактов из истории борьбы народов за мир и решительно ничем не обогащает читателя».

Оказалось, что Терешкин – сотрудник ЦК; в обкоме занервничали, и «Ленправда» в номере за 25 марта опубликовала «опровержение»: «…«Ленинградская правда» поместила 16 марта ошибочную рецензию Ф. Абрамова на «Звезду» № 2. Ф. Абрамов не разобрался в существе статьи В. Терешкина и дал ей неправильную, необъективную оценку. Его заявление о том, что статья якобы ничем не обогащает читателя, голословно».

В связи с этим Абрамов записывает в дневнике, что к такой критике «надо привыкать». Вряд ли он привыкнет к ней, но удары её постарается держать мужественно.

«Весь в слезах и горе»

В сентябре 1952 года в аспирантуру филфака ЛГУ по кафедре советской литературы поступал архангелогородец Шамиль Галимов, будущий друг Абрамова. Шамиль Загирович оставил воспоминания о Фёдоре Александровиче.

Послевоенная деревенская проза – вопрос Галимову по литературе при поступлении в аспирантуру. В экзаменационную комиссию входил и доцент Абрамов. Как показалось Галимову, Абрамов «слушал ответы более сочувственно, чем другие экзаменаторы. Но дополнительный вопрос (чего так боятся все экзаменующиеся) – о негативных явлениях в развитии деревенской прозы – задал всё‑таки он…» Галимов заговорил о «последствиях пагубного воздействия на многие произведения о деревне «теории бесконфликтности», это вызвало одобрение всей комиссии…»

В четвёртом номере журнала «Новый мир» вышла статья Абрамова «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе», за которую автор подвергся уничтожающей критике.

«Фёдор Абрамов держался мужественно, – написал Ш. Галимов. – Появлялся тогда в университетских аудиториях не часто. Проходил иногда по коридорам молчаливой тенью, избегая лишних разговоров, робкого выражения сочувствий. Но, думается мне, он не только крепко чувствовал свою правоту, он не мог не ощущать и молчаливую поддержку огромной массы своих единомышленников. Это помогло ему держаться. И очень скоро глубокая правда суждений критика стала широко очевидной…»

В своей книге об Абрамове Игорь Золотусский так сказал об этой статье Абрамова: «Он взял для разбора книги, увенчанные лаврами, расхваленные и возвеличенные критиками, – уже одно это было величайшей дерзостью.

Книги, причисленные самим Сталиным к «золотому фонду», никто не решался трогать». «По книжке «Нового мира» со статьёй Ф. Абрамова был открыт огонь. Имя неизвестного ранее критика было внесено в проскрипционные списки».

Критиковал Фёдор Абрамов произведения С. Бабаевского («Кавалер Золотой Звезды»), Г. Медынского («Марья»), Г. Николаевой («Жатва») и другие. В то время как деревня едва сводит концы с концами, писатели «соревнуются между собой, кто легче и бездоказательнее изобразит переход колхоза от неполного благополучия к полному процветанию». А развитие коммунистической сознательности колхозников совершается «с необычайной лёгкостью».

В подтексте той критики – старая шутка: «Социалистический реализм – это благодарность партии и правительству доступными им средствами».

15–26 декабря 1954 года в Москве прошёл Второй Всесоюзный съезд писателей. Абрамов читал в «Литературной газете» стенографический отчёт со съезда – и соотносил положения выступлений литературных бонз со своей статьёй. В частности, обратил внимание на то, что один из содокладчиков, критикуя Бабаевского, повторил статью «Люди колхозной деревни».

Неприятные для себя вещи Фёдор Абрамов читал в разных изданиях. В противовес – Абрамов знал это – номер «Нового мира» с его статьёй был у читателей библиотек нарасхват. А ещё – ссылались на него «тайно» и явно. В частности, в 1955 году в издательстве «Учпедгиз» вышло пособие для учителей В. В. Гуры «Жизнь и творчество М. А. Шолохова». В этой книге – ссылки на работы Абрамова по Шолохову.

В октябре 1955 года Абрамова «воткнули» в партбюро факультета. «Плакал мой роман», – думает он. Манкировать партийными поручениями не полагалось.

Вскоре состоялась общеуниверситетская партийная конференция. Фёдор Александрович давно уже тяготился партийными сборами, поэтому запасся журналами. Однако они не понадобились – конференция делегату Абрамову нравилась – время несколько другое, не совсем сталинское. Он и сам выступил: «Беда наша в том, что мы привыкли думать штампами и часто всякую критику глушим убийственными ярлыками: оппозиция, враг народа, группировка. Не спекулируем ли мы при этом на лучших чувствах наших людей?»

Продолжая трудиться над «Братьями и сёстрами», Абрамов отодвигал подготовку к лекциям. И писал порой «весь в слезах и горе, в радости и умилении, – сердце в сердце» с земляками. Жена говорит, что у него происходит «очеловечение героев». Ещё никому не известный писатель 15 ноября 1955 года пишет в дневнике о Мишке Пряслине: «Кажется, у нас такого подростка ещё не было в литературе, да притом в литературе для взрослых. Детский мир у нас глухой стеной отгорожен от взрослого. А ведь в жизни не так – одна бурлящая повседневная гуща».

14–25 февраля 1956 года состоялся ХХ съезд КПСС. Внимательнейшим образом следил Абрамов за его ходом: «Слово «исторический» давно скомпрометировано. Но ХХ съезд – поистине исторический. Произведена великая переоценка ценностей». Далее: «Программа строительства громадная. Но как будет жить народ? Доход колхозников к 60‑му году вырастет на 40 процентов. Каких колхозников, по отношению к чему? В Верколе получили на трудодень 200 гр. Неужели в 60‑м получат 280? Судя по выступлениям секретарей обкомов, почти во всех областях плохо с сельским хозяйством. В этом году цены на мясо повысились на 25 процентов. Как это понимать? Почему об этом ни слова?»

А вот ещё: «30 лет кровавого беззакония, лжи и фальши... Чего стоит вся наша болтовня о решающем значении народных масс в истории».

Статья «Люди колхозной деревни…» и первый роман «Братья и сёстры» вышли из‑под пера Фёдора Абрамова в комнатушке профессорско-преподавательского дома. Там же написаны первая повесть «Безотцовщина», повесть-сказка «Жила-была сёмужка», рассказы «Последняя охота», «Сосновые дети», пьеса «Один бог для всех».

В 1960 году Фёдор Абрамов принят в Союз писателей СССР. В 1962 году уволился из университета и перешёл на профессиональную писательскую работу.