Алексей Мочалов, врач и известный исполнитель романсов, прервал десятилетнее молчание и готовит концерт в Архангельске.
– Алексей, твои концерты собирали аншлаги в Архангельске, а романсы транслировались по «Радио России». И вдруг всё оборвалось. С чем это связано?
– Трудно сказать. Знаешь, видимо, у меня не было потребности…
– Но раньше ты же сам организовывал гастроли по области, у тебя много поклонников, для них твой приезд – большое событие.
– Тогда батарейка какая‑то работала. Я себя вообще без гитары не представлял. Несмотря на усталость, приходил с работы, брал гитару и пел. Как только наступала весна, сам планировал гастроли, за свои деньги покупал билеты, разрабатывал маршрут, рассчитывал только на помощь любителей романса. Ездил по деревням, посёлкам, мне не просто этого хотелось, это была потребность.
– Наверное, организовать концерт не так‑то легко…
– Конечно, нелегко. Прежде всего, мне надо привести себя в вокальную форму, каждый день репетировать, составить репертуар, договориться с залом, заказать хоть маленькие афишки, потом самому их разнести. Может, я, действительно, устал. А ещё сказались другие увлечения – охота, рыбалка. И, конечно, у меня много работы. И я говорил друзьям – ну всё, артист во мне умер.
– И вот ты решил снова дать концерт в Архангельске, он намечен на 5 декабря. Что подвигло?
– Сын сказал: «Папа, хватить отсиживаться в окопах!» И взялся сам организовать мой концерт в АГКЦ. Первоначально мы его планировали на 31 октября, но перенесли на 5 декабря потому, что мне надо было закрыть навигацию, а ещё строю дом, не успел бы все эти дела закончить к концу октября.
– Строишь дом? Можешь рассказать – какой он.
– Дом строю в дельте Северной Двины. Это ещё одно увлечение. В этом году уже вырастил картошку, огурцы, помидоры, кабачки.
– Трудно тебя представить за такими занятиями.
– Мне бы кто год тому сказал – не поверил бы. А началось всё с того, что мне надо было решить, где хранить охотничью лодку-байдарку. В прежнем месте, где она находилась, в деревне Чубола-Наволок, сарай разобрали, и я отправился на остров Чубола, где живёт мой друг Александр Корельский, резчик по дереву, народный мастер России. Он сказал: «Лодку твою, конечно, пристрою. Но лучше строй здесь свой дом». И показал участок, весь заросший травой. Всю зиму думал – надо ли мне это?
– Дача же хорошо…
– Как раз дачу я никогда не хотел. Я же катерник. Если построить дачу, о катере придётся забыть. А тут всё сошлось – 35 минут идти на катере от гавани. Чубола – последняя деревня перед выходом в море. Тут мы ещё с отцом охотились. Заехал весной после охоты, постоял на участке – тишина. И вдруг кукушка закуковала. И я решил, что это знак! Всё – буду строить!
– Это дача или дом?
– Это небольшой деревенский дом, в котором можно будет жить круглый год. Мы вместе с сыном острогали всю внутреннюю сторону бруса, а это 40 кубов леса. Это такое удовольствие! Заходишь в дом – деревом пахнет, а не каким‑то гипсокартоном. Собираюсь приезжать каждые выходные, даже зимой. Мечтаю сделать здесь «Чубольские вечера». Чтобы в большой гостиной собирались друзья, общались, пели под гитару, читали стихи. Как было у моих родителей – приходили друзья, папа доставал трофейный аккордеон, все пели, танцевали. У нас в семье никогда не было скучно.
А у меня здесь уже целый «хуторок» сложился – дом, банька, сарай, теплица. Ещё хочу насадить много кустов: смородины – чёрной и красной, малины. Чтобы все, кто приедут, угощались ягодами прямо с куста и ели столько, сколько захочется.
– Как будто внутри чеховской пьесы оказалась…
– Я всю жизнь прожил в хрущевке, может, поэтому хочется простора: чтобы в доме – красивая печка, лавочки, чтобы всем места хватило.
– Известно, что у тебя родители – врачи, преподаватели мединститута.
– Отец – первый в области радиолог. Никто ведь тогда ничего не знал об изотопах, и он в чемоданчике, в отдельном купе (!) возил их в Архангельск. Поэтому сам и заболел лучевой болезнью. И он внедрил и поставил на ноги лучевую терапию в Архангельске.
– Дед – ведь тоже известная личность…
– Дед был главным ветеринарным врачом Северного речного пароходства.
– Так что профессия наследственная.
– У меня никогда не возникал вопрос – кем быть? Конечно, врачом. Были потом возможности поменять работу, больше зарабатывать, но никогда не возникало таких желаний. Я люблю свою профессию.
– Твой отец внедрял лучевую терапию в Архангельске, а ты был непосредственно причастен к становлению магнитно-резонансной томографии в нашей области, написал кандидатскую диссертацию…
– Чтобы создать лабораторию магнитно-резонансной томографии, пришлось четыре месяца учиться. Я хотел влезть во всё, даже в ядерную физику, и – влез, всё изучил. К тому же надо было по‑новому выучить анатомию.
– Понятно, почему было не до романсов.
– Но всё это время музыка звучала во мне, я не могу жить без музыки. И у меня есть большая мечта – записать романсы из репертуара Вари Паниной. Она умерла в 1911 году, половина романсов, которые она исполняла, потерялись, хотя они прекрасные, очень светлые. Я нашёл пластинку в фонотеке отца, как и всё хорошее, что я нашёл в своей жизни. Слушал эту старую затёртую пластинку, через шипение стараясь разобрать слова. Сидел, расшифровывал ночами, давал послушать друзьям – это какое слово? Вдруг всё сходилось! Это такое упоение… Хочу выпустить диски с её романсами и сборник стихов и нот. Понимаешь, просто мне хочется, чтобы это осталось. Ведь это наша национальная культура.
– Скажи несколько слов о предстоящем концерте. Там будут и старые, и новые произведения?
– Да, конечно, то, что полюбилось моим друзьям.
– Признаться, больше всего люблю в твоём исполнении «На сопках Манчжурии». По-моему, здесь с тобой никто не сравнится. Ты снова исполнишь это великое произведение?
– Не думал… Но теперь точно исполню. В начале 90‑х на «Радио России» была передача «Мне напомнил старый патефон», которую вёл Евгений Ефимович Шумский. Тамара Гуменюк – мой друг, вдохновитель и главный звукорежиссёр – послала ему записи моих романсов. Он восхитился, сделал не одну передачу со мной. Время от времени ставил «На сопках Манчжурии». Я как‑то спросил его, почему так много «Сопок», ведь мы ему послали и другие, на мой взгляд, неплохие мои романсы. На что он ответил, что у меня лучшее, по его мнению, исполнение этого романса из тех, которые он слышал, а все остальные «Сопки» – «сапоги».
– Как ты сам думаешь, в чём особенность твоей интерпретации?
– Да я не знаю… У меня же голос не поставлен, как у профессиональных артистов, спел, как душа велела. Оригинал взял из фонотеки отца. Там вокал идёт в сопровождении духового оркестра. Я просто взял и, как смог, переложил на гитару. Вот так и получилось.
– На днях ты отметил 60‑летний юбилей. Концерт – это некий отчёт?
– Нет, это концерт для друзей. Чтобы их порадовать. Я же не артист. Я – доктор. Просто пою.
