Северодвинец Владимир Анциферов умер в десятках шагов от Емецкой больницы. Экспертиза установила: если бы ему поставили верный диагноз и оказали надлежащую помощь, он был бы жив.
В начале апреля по интернету разошлось обращение родных емецкого врача Николая Лохова: его обвиняют в причинении смерти по неосторожности, за время суда он сам перенёс инсульт и операцию, судебные заседания назначают прямо в палате. «Николай Николаевич – единственный анестезиолог и гинеколог на весь район. Чтобы сделать операцию, где требуется анестезия, местным жителям приходится ехать за 250 километров в Архангельск, а если счёт идёт на минуты? Бюрократическая машина сотрёт в порошок профессионала, знатока своего дела, который не раз спасал вас», – писали родственники.
Одновременно появилась их петиция в защиту сельского доктора, адресованная губернатору, президенту, генеральному прокурору и другим высоким инстанциям. За две недели её подписали более 1600 человек.
В обращении и петиции утверждается, что пациент, в смерти которого обвиняют врача, «не ограничивал себя в употреблении горячительных напитков» и поступил в Емецкую больницу с острой болью в животе «после недельного запоя». «На вторые сутки у пациента развился алкогольный психоз, на фоне которого он отказался от лечения и самовольно покинул больницу. Через несколько часов пациент скончался за территорией лечебного учреждения», – утверждают авторы.
Этого пациента звали Владимир Борисович Анциферов, ему было 56 лет. И у него тоже остались родные – вдова Елена Витальевна, две дочери и сын. Мы обратились к ним, чтобы узнать их версию трагических событий августа 2016 года.
«Мы ведь доверяем врачам, понимаете?»
Семья Анциферовых живёт в Северодвинске. Человек, которого сейчас на всю страну пытаются представить хроническим алкоголиком, 34 года отработал на Севмашпредприятии. Награждён грамотами за добросовестный труд. На пенсию вышел в 2015-м и с тех пор большую часть года проводил в родительском доме в деревне Сельцо Холмогорского района. Там ему было хорошо – охота, рыбалка, мужские плотницкие дела. Елена Витальевна тоже планировала поселиться в деревне, но пока не могла из‑за работы. Кстати, в Сельце они с будущим мужем и познакомились – у неё там жили родственники.
– Пятого августа, в пятницу, муж позвонил и сказал, что ему очень плохо: сильные боли в животе. Сразу после работы мы с сыном поехали в деревню. По дороге я позвонила нашему соседу и попросила его вызвать мужу скорую. Мы были на месте примерно в 22 часа, и минут через пятнадцать приехала скорая помощь. Муж лежал бледный, весь в поту. Фельдшер Кирилл Луценко осмотрел его и сразу сказал: «Прободная язва». Он позвонил в Емецк врачу, сообщил, что везёт пациента в тяжёлом состоянии, – плача, вспоминает Елена Витальевна.
Поехали все вместе. Дорога до Емецка заняла сорок минут, в больнице полтора часа ждали, пока придёт врач – заведующий стационаром Николай Лохов дежурил дома. По словам родных, фельдшер при них передал врачу, что предполагает у пациента прободную язву. Но сигнальный листок с указанием этого диагноза, который скорая помощь передаёт в стационар, то ли вовсе не появился, то ли загадочно исчез. А в упомянутой выше петиции подчёркивается: «Дежурный фельдшер не написал карту вызова и не передал доктору».
– Врач, осмотрев мужа, поставил другой диагноз – острый панкреатит. Сказал нам ехать домой, успокоил: «Всё будет нормально, через пять дней я его выпишу». Мы ведь доверяем врачам, понимаете? Если бы в Емецкой больнице нам сказали, что помочь не смогут, мы бы сами увезли Володю в Холмогоры…
Настали выходные. Жена и дети периодически звонили Владимиру Борисовичу, в воскресенье Елена Витальевна с сыном навестили его. Он по‑прежнему жаловался на постоянные боли в животе. Медсёстры отвечали – «делаем капельницы». Как потом выяснилось, пациенту проводили обезболивающую терапию. А ему требовалась операция. И это была именно та ситуация, когда счёт идёт на минуты.
У завстационаром три специальности – терапевт, анестезиолог и акушер-гинеколог. Анциферову нужна была консультация хирурга и гастроэнтеролога. Но хирург осмотрела его лишь через два дня – в понедельник, 8 августа. К тому времени процесс зашёл так далеко, что установить правильный диагноз было уже невозможно. Да и драгоценное время для спасения ушло.
У больного стало путаться сознание. Он звонил сыну и как ни в чём не бывало звал его на рыбалку. А в 16 часов с небольшим сообщил супруге, что ушёл из больницы.
– Я сразу позвонила туда. Мне ответили: «Это ваш муж и ваши проблемы, он не ребёнок». Сказали, что он написал расписку, а потом выяснилось – не было её. Я дозвонилась до полиции, объяснила ситуацию и попросила найти мужа. До самого Володи я дозвониться не могла – видимо, его уже не стало…
Полицейские нашли Владимира Борисовича в паре сотен метров от больницы. Он стоял на коленях, обхватив живот и уткнувшись головой в забор. Рядом на траве лежал пакет с вещами.
Не алкоголь, а боль
Почему он ушёл из больницы? То состояние, которое авторы петиции называют «алкогольным психозом», на самом деле могло стать следствием сильнейших болей и развившегося отёка мозга. Сами медики признали в суде, что такое возможно.
– Кроме того, эту ситуацию можно объяснить с точки зрения психологии, – говорит адвокат потерпевших Анатолий Зазулин. – Когда человек находится в больнице, а ему становится всё хуже, он способен на что угодно. Возможно, отчаявшись получить помощь в стационаре, Владимир Борисович решил искать её в другом месте. И всё это – на уровне подсознания, потому что сознание уже не работает. Может, он надеялся, что дома ему полегчает.
Вскрытие показало, что причиной смерти стала перфоративная язва желудка с развившимся осложнением – перитонитом. Уход из стационара уже ничего не решал, пациент без должного лечения скончался бы и на больничной койке.
Когда родные узнали, что Владимир Борисович умер совсем не от того, от чего его лечили, они обратились в прокуратуру. Следственные органы СКР возбудили уголовное дело о причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения профессиональных обязанностей.
Судмедэкспертиза установила, что «неправильная интерпретация данных анамнеза, жалоб пациента и клинической картины привела к неправильной постановке диагноза». Что «не был предпринят весь комплекс мероприятий для спасения жизни пациента». Что «в случае своевременного выявления перфорации язвы желудка, а также при условии проведения необходимого лечения имелась реальная возможность избежать неблагоприятного исхода».
Проще говоря, Владимир Борисович был бы жив.
Стандарты не выполнены
На следствии Николай Лохов полностью признал вину. В суд поступило ходатайство о рассмотрении дела в особом порядке, то есть без исследования доказательств. Но в суде всё изменилось. Обвиняемый отказался от сказанного на следствии и стал настаивать на своей невиновности. Помимо профессионального адвоката, его защитником стал главный врач Холмогорской ЦРБ Александр Парфентьев. Емецкая больница – структурное подразделение этого медучреждения.
В конце марта исполнился год, как Холмогорский районный суд рассматривает это уголовное дело. Процесс уже подошёл к судебным прениям – и забуксовал. Заседания постоянно откладываются из‑за неявки подсудимого по болезни. В этом году ещё не состоялось ни одного. Суд пытался провести выездные заседания в больнице, но от её руководства каждый раз поступали ходатайства о невозможности этого.
– То говорили, что обвиняемый не может присутствовать, то ссылались на отсутствие помещений, – рассказывает сын погибшего Борис. – Мы всегда ездим на заседания, но последние полгода в основном впустую. Раз тридцать уже съездили.
Когда процесс ещё продвигался, защита ссылалась на то, что заболевание у пациента протекало якобы в атипичной форме, и пыталась поставить под сомнение результаты судмедэкспертизы. Хотя прободную язву сразу предположил обычный фельдшер. Предпринимались и попытки выставить пострадавшего в негативном свете – обвинить в злоупотреблении алкоголем. При этом врачи не отрицали, что в больницу пациент поступил трезвым.
– Но даже если бы это было не так – по закону надлежащую медицинскую помощь должны оказать пациенту в любом состоянии, – утверждает Анатолий Зазулин. – Есть стандарты оказания этой помощи. Однако в данном случае они не были выполнены, хотя условия медицинского учреждения позволяли провести все необходимые исследования. Если же вдруг не позволяли – предположим, не было специалистов – пациента можно было направить в Холмогорскую ЦРБ или обратиться за помощью к санавиации и доставить его в Архангельск. Даже возможности телемедицины не были использованы. Неоказание этой помощи привело к тому, что человека нет.
Как установила судмедэкспертиза, пациенту требовалось безотлагательно сделать гастроскопию, рентген и УЗИ. Но у него взяли лишь общие анализы. Дети Владимира Борисовича говорят: «Если бы папа умер на операционном столе, нам было бы легче это принять».
А каково родным сейчас слышать, что якобы из‑за пьянства их мужа и отца судят заслуженного врача?
– Я не понимаю, почему распространяют слухи, что мой муж был алкоголиком, – недоумевает Елена Витальевна. – Он работал на Севмашпредприятии в реакторном отсеке. Разве на таком производстве стали бы держать пьющего человека? Мы воспитали троих прекрасных детей. Нас многие в городе знают. Дочь и сын тоже работают на «Севмаше».
– На предприятии комиссия из узких специалистов ежегодно проверяет состояние здоровья, – отмечает дочь Владимира Борисовича Марина. – Папа ни на что не жаловался, у него не было никаких серьёзных заболеваний, иначе его не допустили бы к работе.
Срок истекает в августе
Позиция защиты Николая Лохова изложена в петиции, где отрицается прямая связь между действиями доктора и смертью пациента, а само дело сравнивается с «делом врачей 1937 года» (на самом деле та печальная кампания развернулась в пятидесятые).
Мы попытались узнать у самого врача и его родных их точку зрения на происходящее – не из петиции, а из первых уст. Дочь врача Мария – официальный автор петиции – сказала, что не владеет информацией, и направила к матери. Надежда Викторовна сообщила, что муж всё сделал правильно, а пациент пил и сам ушёл из больницы, не подписав отказ от лечения.
– А с вашим мужем можно поговорить об этом?
– Нет, он сейчас в больнице, говорить не может.
Официальные структуры – областной минздрав и региональное СУ СКР – на данном этапе комментируют ситуацию одинаково: надо дождаться решения суда.
А в суде перспектива такая: в августе истекает двухлетний срок привлечения к ответственности за причинение смерти по неосторожности. И скорее всего, обвиняемый будет освобождён от наказания. Но – по нереабилитирующим основаниям.
Чем выше цена профессиональной ошибки в какой‑либо сфере, тем большего уважения достойны люди этой профессии, будь то врачи или строители подводных лодок. Они сознательно пошли на этот риск, когда выбирали дело всей своей жизни. Но если ошибка всё‑таки произошла – встаёт вопрос о достойном принятии её последствий. Человека не стало. Даже отрицая свою вину, можно и нужно сделать самое простое – принести соболезнования. Но за два года Анциферовы их так и не услышали.
по версии следствия
Не организовал и не обеспечил
В августе 2016 года в Емецкую больницу поступил 56‑летний мужчина. По версии следствия, заведующий стационаром – по специальности врач-терапевт – не организовал неотложный осмотр пациента хирургом и гастроэнтерологом, не обеспечил необходимую медицинскую консультацию и безотлагательное проведение диагностических исследований.
Это привело к постановке неправильного диагноза и неверной тактике лечения. В результате через два дня пациент скончался, сообщила пресс-служба областной прокуратуры.
Следственные органы СКР возбудили уголовное дело о причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения своих профессиональных обязанностей. Точку в деле поставит суд.
