Многодетная семья, живущая на окраине Архангельска, оказалась разделённой целой страной
В редакцию пришёл человек и плакал.
Я поехала к нему через день, практически ничего не зная о нём и его семье. Только то, что его одиннадцатилетняя дочка, которую тётя увезла погостить в Комсомольск-на Амуре, сейчас находится там в детском центре и, если её не вернуть, её там же передадут в детский дом.
Взяться за эту тему мне пришлось в отсутствии Натальи Парахневич, нашего обозревателя по социальным вопросам, которая находится на больничном – это заодно и ответ тем читателям, которые заметили, что в последних номерах нет её публикаций, и переживают по этому поводу.
Приехав на место и послушав хозяина дома, я поняла, что имена всех членов семьи следует изменить – в интересах детей.
Живёт эта семья в частном доме, видно, давно не ремонтированном. В кухне, где мы разговариваем, давно не беленная печка, на которой сушится детская обувь. Чувствуется, что здесь нет женской руки. Состояние дома таково, что если это назвать бедностью, то что тогда нищета?
Из дальней комнаты слышен глухой кашель – младший сын моего собеседника Лёша второй день болеет. Он показывается на пороге, и невольно думаешь – как сюда попал этот мальчик? Спокойный, воспитанный, сдержанный. Вежливо спрашивает – можно ли взять печенье? Понимая, что еду к детям, привезла кое-что к чаю. У них к чаю – только чайные пакеты. Вчера по телефону Дмитрий Семёнович, отец многодетного семейства, говорил, что у него нет денег на хлеб…
Под ногами вертятся четверо котов, у которых, видно, та же мысль – что бы поесть…
Про детей
Дмитрий Семёнович рассказывает историю создания семьи:
– Тамара Петровна пришла ко мне семнадцать лет назад с двумя детьми – они тогда жили в такой бедности, что и покушать было нечего. Прибежала со слезами – детей у неё могли забрать. Я сказал ей: «Буду семью обеспечивать – от тебя требуется только внимание и ласка». У нас родилось четверо детей, она девять лет сидела в декрете, бывало всякое, но, в общем, жили нормально.
Прошу рассказать о детях. Дмитрий Семёнович продолжает:
– Старшие двое уже выросли и работают. Со мной живут Марина, она ходит в восьмой класс, осталась на второй год – не хочет учиться, Лёша, который учится в санаторной школе, живёт там целую неделю, а домой приходит на выходные. Учится хорошо, его похваливают. Настя учится в Соломбальской коррекционной школе – домой тоже приезжает только на выходные. А ещё есть Нина…
На этом месте Дмитрий Семёнович плачет. И рассказывает довольно запутанную историю о том, как Нина попала в Комсомольск-на-Амуре:
– Я лежал в больнице – у меня была операция на глазах. В это время жена отправила Марину и Лёшу в Северодвинск в «Солнышко» (детский социально-реабилитационный центр – прим. ред.). Настя жила в коррекционной школе, а Нину увезла сестра жены на Дальний Восток – без документов и доверенности. Сестра жены работает в военном городке, туда Нину не пустили, она жила у бабки и её сожителя, которые всё время пили. В конце концов её отправили в детский центр. Если мы её не заберём, нас лишат родительских прав, а Нина останется там в детском доме.
Дмитрий Семёнович показывает выпускной альбом Нины в детском саду. Весёлая, озорная, очень симпатичная и позитивная девочка в золотистом платье – ещё один контраст с действительностью. Уточняю – а домой она хочет?
Поплакав, Дмитрий Семёнович отвечает:
– А как же! Я сейчас не могу ей позвонить, телефона у неё нет, а письмо идёт целый месяц. Но когда жила она у бабки, я ей звонил, она говорила, что хочет жить со мной.
Потом размышляет:
– Домой ведь всем хочется. Настя приезжает на выходные из интерната – там ей хорошо, там кормят. А здесь бывает так с матерью схлестнётся, что и за ножницы берётся – психика‑то у неё слабая. А ехать из дома не хочет. Как ни плохо дома, а это дом…
Дальше он рассказывает, как предпринимал попытку вернуть дочь домой:
– Занял денег, дал жене, она их отправила сестре, чтобы она забрала Нину из центра и привезла к нам домой, также послали ей доверенность. Сестра жены в марте к нам приехала, но без Нины. Говорит, что не дождалась, когда придёт доверенность, понесла ту, которая пришла по факсу, ей Нину по ней не дали. Тогда она приехала сама…
Снова поплакав, Дмитрий Семёнович рассказывает о собственном плане доставки дочки домой – дать объявление, собрать денег и самому поехать. Для этого требуется минимум 60 тысяч.
Про деньги
Дмитрий Семёнович рассказывает, за счёт чего живёт его семья:
– Пенсия у меня 13 тысяч, плюс разные доплаты – за детей, за инвалидность. В целом получается 20 тысяч. Когда работал, брал и по две смены, а ещё шла пенсия, семью содержал. У жены доходов никаких, устраивалась на работу, но быстро бросала. Недавно взяла кредит на 70 тысяч, а платить нечем, пошли проценты. Чтобы её выручить, взял кредит на себя, теперь его выплачиваю, а ещё в январе купил ей куртку – не хотела ходить в старой.
Спрашиваю, из чего состоит их семейный бюджет. Раскладка нехитрая:
– Пенсия – двадцать тысяч. Четыре кредита, в общей сложности каждый месяц за них я плачу десять тысяч. А ещё у меня долг, который я брал, чтобы вывезти Нину. Нину не привезли, деньги сестра жены проездила, а долг на мне остался.
Спрашиваю – чем он сегодня кормил детей?
– А чем я могу их кормить? Сварил рассольник и кашу.
– Чем кормите собаку и котов?
– А что сами едим, то им и даём. Иногда думаю – чем собаку кормить? Она, конечно, всегда голодная. Коты тоже похудели, но ведь не убегают же из дома.
Та же история – как бы ни было дома плохо, всё же это дом… Котов это тоже касается.
Про жену
Рассказывает, что у жены есть приятель, с которым она живёт.
– Он очень настраивает её против меня – он долго сидел, жизнь не сложилась. Она очень податливая, его слушает. Пишет на меня заявления в полицию, уже три написала. В школу сегодня нажаловалась, что я Лёшу побил.
Обвинения в заявлениях, кстати, очень серьёзные. Не вдаваясь в подробности, скажу, что они связаны с насилием и детей, и жены. Сейчас идут проверки, которые начались ещё в прошлом году, в том числе, медицинские освидетельствования и экспертизы.
– Она уверена, что меня посадят, – говорит Дмитрий Семёнович. – А я уверен, что нет.
Спрашиваю – бывает ли жена дома?
– Сейчас каждый день приезжает, – отвечает он, – такое условие ей поставили, иначе будет платить алименты. Но денег она совсем никаких в семью не даёт. Приедет, поспит и уезжает. Сегодня утром приехала, три часа поспала, и снова её нет. Думаю, что она жить с нами не собирается. Поэтому я подал заявление о лишении её родительских прав.
– Она выпивает?
– Дома – нет. По телефону слышу по голосу, когда звоню, что выпившая, а дома не позволяет – пьёт только джин-тоник.
Потом он снова пускается в рассуждения:
– Новый сожитель называет её: «Девочка моя». Она и воспринимает. А у этой «девочки» шестеро детей. Она говорит: «Я ещё молодая». Ей 45 лет, она долго сидела с детьми, и я понимаю, что у неё, как говорится, «крышу сносит», особенно весной. И ничего сделать нельзя. Никто ничего сделать не сможет… Думал, что она на путь истинный направится, но этого и близко не видно.
Про миллион
А между тем, это известная семья. Шесть лет назад о ней написали все региональные СМИ, была о ней информация и в «Правде Севера», снимались телесюжеты. Эта семья попала в программу поддержки многодетных семей и получила сертификат на миллион. Но там было условие – за эти деньги надо купить автомобиль. Такие условия, видимо, придумал какой‑то федеральный чиновник-затейник, видевший многодетные семьи из глубинки только в рекламных роликах. Конечно, среди них есть разные, и те, для которых автомобиль за миллион является не роскошью, а необходимостью. Но для большинства всё же важнее «живые» деньги. Поэтому авто сразу продавали – так поступили 70 процентов из тех, кто получил такой сертификат. Но если продавали сразу, хотя бы вернули пусть не полную стоимость автомобиля, но близкую к начальной цене.
А эта семья отличилась – купила трактор с плугом и прицепом. Говорим с Дмитрием Семёновичем о судьбе этой очень дорогой для откровенно бедной семьи покупки.
– Почему вы купили именно трактор?
– Не знаю… Ей стукнуло в голову – давай трактор, и всё!
– Но вы как‑то собирались на нём работать, зарабатывать?
– А как это сделать? Я работал тогда, трактором заниматься было некогда. Ну мусор вывезти или что‑то ещё… Собирался распахать участок земли, но она не захотела на нём работать, а сам я не потянул бы. Поэтому он у нас и стоял. А в прошлом году я его продал.
– За сколько?
– За 250 тысяч, сами понимаете – с рук. Жалко его было продавать – красивый такой был трактор. Она говорит: «Дай мне сто тысяч, я куплю детям одежду». Дал, она, может, на десять тысяч купила, а остальные прогуляла. А я купил нужные вещи – мотоблок и генератор.
– Они вам нужны?
– Как не нужны?! Лопатой копать или мотоблоком? Есть разница.
– А что вы собирались копать, картошку выращиваете?
– Картошки нет – это большое поле надо копать для картошки. Яма-то есть. Ничего не выращиваю, есть только парник. Пытался один раз раскопать участок на тракторе, но тогда не получилось, думал, что мотоблоком этот участок раскопаю. На участок электричество не протянешь, думал, что поставлю генератор, буду что‑то там делать.
– Так что, эти агрегаты в деле?
– Нет, продал. Мотоблок – за 15 тысяч, генератор – за десять. Сами понимаете – с рук ведь… Но деньги, конечно, все потратил на нужды детей…
Про запах нищеты
Выходим из дома. Весна, капель… Из будки выглядывает породистый пёс по кличке Граф… Он глухо лает, тоскливо глядя на меня. Хозяин объясняет, что просит есть… Даже если ему очень плохо в этом доме – он не убежит. На цепи ведь…
И именно глядя на этого благородного пса, выпрашивающего корку хлеба, подумала: почему это мы так бедно живём? Или – так по‑разному живём?
Дмитрий Семёнович провожает меня до остановки. То, по чему мы идём, дорогой назвать нельзя – грязь, лужи, колдобины.
– Я ведь почти слепой, – говорит он. – Понимаю, что тёмная полоса – это дорога…
Прикидываю – сколько ему лет? Осторожно спрашиваю:
– Вы ведь немного постарше жены? Он оживился:
– Немного? А сколько мне дадите?
– Ну, за пятьдесят, – говорю расплывчато.
Дмитрий Семёнович радуется моему ответу, как ребёнок, и слегка обнимает меня за плечи:
– Да мне уже за семьдесят!
Потом он говорит, что ему очень тяжело без жены, он к ней привык, если бы она вернулась, он бы старался долги погасить, а потом войти в нормальную жизнь. По поводу Нины он уже договорился со школой-интернатом, куда и Лёша ходит. И жизнь бы наладилась! И Лёша маму любит и хочет, чтобы она жила с ними…
Подходим к шоссейной дороге, понимаю, что мой попутчик и правда очень плохо видит – то и дело выходит на проезжую часть, где мчатся машины. Потом он садит меня в автобус и машет как хорошо знакомому человеку.
Сижу в автобусе, вдруг чувствую своеобразный запах – такой исходит от людей с неопределённым местом жительства, другими словами, нищих. Оглядываюсь вокруг – все прилично одетые люди. И тут понимаю – это пахнет моя одежда! Хватило и двух часов, чтобы пропитаться этим запахом нищеты – он, оказывается, такой въедливый. Правда, одежду можно постирать. А что делать, когда он въелся в саму жизнь?
– Мы знаем о проблемах этой семьи, о том, что один из детей находится в другом регионе, очень далёком от нас. Сейчас девочка проживает в центре социальной помощи семье и детям в Комсомольске-на-Амуре. Девочка с лета 2018 года проживала у родственников в Комсомольске-на Амуре, а 22 января 2019 года помещена в центр для организации реабилитационной работы с ней как с ребёнком, оказавшимся в трудной жизненной ситуации, и проведения проверки следственными органами в отношении её отца. С девочкой в центре работали психологи, а буквально на днях мне сообщили, что проверка завершена. Она показала, что против этого ребёнка противоправных действий со стороны отца совершено не было.
Я переговорила с начальником управления по вопросам семьи, опеки и попечительства администрации города Архангельска Ольгой Валерьевной Дулеповой о возвращении ребёнка домой, планирую связаться со своей коллегой – уполномоченным по правам ребёнка в Хабаровском крае, попрошу у неё содействия, уверена, что вместе, при участии отца девочки, мы найдём решение данного вопроса.
