К 100-летию Фёдора Абрамова. Чем жили-кормились

40 лет назад автор письма землякам бил в набат, говоря о проблемах деревни. Набат мог быть мощнее, но не писателя в том вина

«А где это письмо можно опубликовать?»

30 октября 1981 года Фёдор Александрович Абрамов выступал в телестудии «Останкино», отвечал на вопросы своих читателей. Один из вопросов был таким: «Дорогой Фёдор Александрович, что заставило вас написать открытое письмо землякам «Чем живём-кормимся»?» Писатель ответил, что толкнула его «на это дело прежде всего жена, неисправимая идеалистка, которая до сих пор верит, что словом, писательским словом, можно многое изменить в этой жизни. за рабочим столомКонечно, были и другие мотивы. И самый главный из них – это равнодушие, безразличие, которое я наблюдал в нашей жизни и с которым нередко сталкиваюсь. И тут речь идёт не только о моих земляках».

Летом 1979 года восемь совхозных телят пали в Верколе от истощения. Узнав об этом, Фёдор Абрамов и его друг Дмитрий Клопов обошли весь загон при телятнике, увидели, что травы много, но не все бедные животинки на воле, а в помещении – 50 теляток в зловонной душегубке, вокруг мухи, навоз… Это и подобные вещи не давали писателю – публицисту от Бога жить да поживать.

Как верно сказано Олегом Лариным в очерке «Помните, у Абрамова…», Фёдор Александрович не из тех писателей, для которых «малая родина является чем‑то вроде санатория, где они поправляют своё профессиональное здоровье. Гуляют по лесам и лугам, встречаются с земляками, пьют парное молоко и, обогащённые впечатлениями, уезжают в свои столичные квартиры, чтобы засесть за новый роман…»

Абрамов не находил себе покоя, видя в Верколе безобразия. Потому и разговаривал с начальством и рядовыми работниками, ходил на собрания, ездил на сенокос вместе с земляками. Потому и за открытое письмо взялся. Но долго сомневался – браться или не браться? Спрашивал себя: не будет ли письмо выпендрёжем? (Его слово). Решился. Написал. Хотел, чтобы письмо опубликовала «Правда Севера».

О том, как начинались события, связанные со ставшим знаменитым письмом, рассказал в горбачёвское время редактор журнала «Партийная позиция», многолетний руководитель областной писательской организации Николай Андреевич Журавлёв.

Секретарь обкома КПСС Ю. Н. Сапожников позвонил Н. А. Журавлёву уже поздним вечером: мол, надо посоветоваться, приезжай.

Партийный шеф дал Журавлёву машинописную копию абрамовского письма: «Прочти».

Как только Журавлёв поднял голову от текста, услышал: «Как относишься к этому обращению? У вас, конечно, писательская солидарность…» – «В «Правде Севера» будет публикация?» – «Нет». – «Почему?» – «Тут много неточностей». – «Детали можно уточнить… – «А где это письмо можно опубликовать?» – «Да хоть где». – «Почему так думаешь?» – «Потому что написал его Абрамов».

В обкоме решено было «спустить» письмо в Пинежский райком: пусть там Поздеев голову ломает, как быть.

«Абрамов не знает деревню!»

Как рассказал мне ветеран пинежской журналистики Николай Северьянович Нехорошков, пинежская часть истории публикации абрамовского письма – такая. Первый секретарь райкома КПСС М. Г. Поздеев вызвал редактора газеты В. П. Земцовского: дескать, ты не только редактор, но и член бюро райкома – тебе тоже отвечать придётся, если что… В общем, думай.

Земцовскому разжёвывать, что к чему, не требовалось: Валентин Павлович не только в «Правде Севера» и в районной газете работал, но и (с 1966‑го по 1975 год) в райкоме, да не кем‑нибудь, а секретарём. То есть очень хорошо знал, что осторожность не повредит. Поэтому, не один раз прочитав письмо, собрал журналистов: дескать, необходимо коллективное мнение – печатать или не печатать? Газетчики слушали письмо в полной тишине. «Ну, что скажете?» Ответ был единодушным: «Публиковать». И 18 августа 1979 года, в субботний день, письмо под названием «Чем живём-кормимся» вышло. О нём понеслась молва сначала по всем газетам Архангельской области. (Районки обменивались газетами по почте). Они хотели перепечатать письмо. Но только две газеты успели сделать это – Шенкурского и Вельского районов, «Ленинец» и «Ленинский путь». Остальным обком КПСС запретил «перепост» – по звонку из сектора печати, радио и телевидения.

В Шенкурске, по воспоминаниям районного журналиста Александра Чеснокова, было так. Прежде чем перепечатать письмо, редакция показала его первому секретарю райкома В. В. Шебунину. Валерий Васильевич прочитал и сказал: «Прав Абрамов. Печатайте». Поглядев на Шенкурск, Вельск сделал то же самое.

Обе газеты предложили своим читателям высказать своё мнение о письме писателя. Я, перелистав недавно подшивки, не увидел в районках ни одного отклика. Сомневаюсь, что никто из шенкурян и вельчан не высказался… А что печатали? Материалы о необходимости улучшать идеологическую работу, о том, как готовить и проводить партийные собрания, о громадном историческом значении новой Конституции СССР, о гуманизме социалистической демократии, о плохом благоустройстве населённых пунктов, о людях хороших… А также – призывы ЦК КПСС к 62‑й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции (в «Ленинском пути» они заняли всю первую полосу и половину четвёртой): «Да здравствует 62‑я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции!», «Да здравствует марксизм-ленинизм – могучее идейное оружие трудящихся всех стран в борьбе против империализма, за победу социализма и коммунизма!», «Да здравствует ленинская коммунистическая партия Советского Союза – вдохновитель и организатор победоносной Октябрьской революции, руководящая и направляющая сила советского общества!».

Кто читал эти призывы? Наборщики, корректоры и редакторы. По должности.

На семинаре редакторов районных газет заведующий отделом пропаганды и агитации Архангельского обкома КПСС заявил: «Абрамов не знает деревню!..» Мол, не много вы и потеряли, не перепечатав письмо. Редакторы молча не соглашались: и они сами, и их журналисты письмо читали – и одобряли. Одобряли и в Верколе. На той же встрече с читателями на всесоюзном телевидении Фёдор Абрамов сказал: «Представьте себе, выходит газета, я ни жив ни мёртв, и ко мне является депутация старух: «Спасибо, Фёдор Александрович. Давно знаем, что вы писатель, а вот что настоящий писатель, узнали только сегодня»… У нас всё в деревне закрутилось… С риском в клуб попадали – крыльцо отремонтировали. Школа как сарай была, без вывески – вывеску наколотили. За два месяца ясли построили. Много сделали… Но некоторым товарищам показалось, что у нас и так инициативы хоть через край, нечего о развитии инициативы народной беспокоиться. Короче говоря, письмо должного обсуждения не получило».

Сор из избы

Что же могло не понравиться «некоторым товарищам»? Ну, в начале‑то «идеологически выверено»:

«Как не порадоваться тому достатку, который пришёл на Пинегу, в нашу деревню… Свыше ста новых домов построено за последние десять лет в нашей деревне, за то время, что на Пинеге совхозы. Да каких домов! Просторных, светлых, благоустроенных – с электричеством, с холодильниками, телевизорами и даже с телефонами – любой горожанин позавидует.

Изменились и условия труда. Тракторы, комбайны, грузовики и прочее железо, как некоторые остряки коротко называют разную технику, которая уже прочно вошла в быт деревни».

Далее – тоже верно: надо ведь подстегнуть народишко справедливым словом!.. «Но за счёт чего все эти отрадные перемены? За счёт надоев, привесов, урожаев?

Увы, нет. Увы, за счёт государства. За счёт всё возрастающих государственных вложений и дотаций, которые по совхозу достигают почти двух миллионов рублей».

Два миллиона в то время – это очень и очень большие деньги.

Дальше – ещё терпимо: к примеру, надои молока на корову лишь 2254 килограмма в 1978 году. Да, так и есть. Хотя Финляндию, в которой «бурёнку, дающую молока меньше 5000 литров, вообще не держат», в пример можно было бы и не приводить. Ещё догоним и перегоним, успеется!..

Чуть ниже – тут уж нетерпимо: «Почему чахнет общественное хозяйство в Верколе? С кого спрос в первую очередь?

Конечно, с руководства – с дирекции совхоза, с райкома партии – это азбучная истина».

Злопыхатели обобщать будут: от Верколы, от райкома партии к области, Москве и всей стране «мостики» перекинут. Об этом Абрамов думает или нет? На чью мельницу воду льёт?!.. Пинежский район – из лучших в области; ну неважны дела в его разлюбезной деревне – так это же паршивая овца, которая всё стадо портит!.. И опять Финляндию притаранил: видите ли, там на какой‑то швейной фабрике брак – явление редчайшее, «из десяти тысяч сшитых костюмов лишь 25 оказались с изъяном». И отдела технического контроля там нет: «ОТК у каждого рабочего в крови»… И снова сор из избы на погляд выносит: «Редкий год в Верколе хватает на зиму кормов для скота. В прошлом году, например, по 2 кг сена на день давали корове, а весной даже солому с Кубани завезли (это в край‑то бескрайних трав!). И где уж тут надои наращивать. Сохранить бы вживе скотину».

Нечестивцы

А молва о письме ещё дальше понеслась. (В частности, благодаря тому, что в Архангельске его копировали на ротапринте и передавали верным людям. Как подпольщики). Не только в Архангельской области стало известно об абрамовском «слове к народу»: «Молвлено на Пинеге, аукнулось по всей стране», – написал Абрамову читатель из Калинина, нынешней Твери. И пришлось главной газете Советского Союза, «Правде», перепечатать письмо. Однако сделано это было далеко не один к одному.

Письмо «правдинское» вышло через три месяца после «пинежского» – 17 ноября. С таким предисловием: «Писатель остро поставил вопросы об ответственности селян за судьбу нашей деревни. Не со всеми суждениями автора можно согласиться. Предлагая эту публикацию читателям «Правды», просим их высказать своё мнение по поводу затронутых вопросов».

Сказано также, что письмо «печатается с некоторыми сокращениями».

Что же сократили в «Правде» из абрамовского обращения? Как я и предполагал, убрали предложение «Почему чахнет общественное хозяйство в Верколе?» (Не может оно чахнуть!). Убрали и строки про высокие надои коров в Финляндии, про отсутствие там ОТК. И так далее. Однако же и многие острые моменты оставили.

Была в «Правде» и правка. В начале своего письма Абрамов напомнил землякам о их открытом письме ему (1963 год): «Немало было в том письме запальчивости и несправедливых упрёков…» В редакции сняли частицу «не» – упрёки стали «справедливыми».

Ещё одна «поправочка»: в «Пинежской правде» в пассаже о пенсионерах (их было 207 в Верколе, «огромная сила!») говорится о том, что иные из них, не достигшие ещё и шестидесяти лет, не выходят в погожие дни на сенокос для помощи Веркольскому отделению советского хозяйства. Однако личным хозяйством занимаются усердно. В связи с этим Абрамов задал вопрос: «Не потеснило ли в Верколе своё личное наше, общее?» (В «Правде» вписали «кое у кого» и стало: «Кое у кого в Верколе…»).

Читательских откликов поступило много. Мешки. Но напечатали только оргинап (на журналистском жаргоне – «организовал и написал», то есть работала чья‑то профессиональная рука, а может, и две-три руки) братьев Чистяковых из Калининской области, звеньевых колхоза имени Ленина, Героев Соцтруда, лауреатов Госпремии СССР. Большой материал называется «Долг перед полем», опубликован 25 декабря. Это отповедь писателю: «В любой, даже самой хорошей семье, как говорится, не без урода. Возможно, нашлись нерадивые в Верколе. Есть они в нашем колхозе, да, наверное, и в других местах».

«Правдистов», имевших отношение к письму землякам и «Долгу перед полем», Абрамов назвал в дневнике «нечестивцами».

Бюро Архангельского обкома КПСС надо было отреагировать на письмо Абрамова, напечатанное в «Правде», – таков был порядок. И 11 января 1980 года бюро рассматривает на своём заседании вопрос «О работе Пинежского райкома КПСС по руководству сельским хозяйством». В свою очередь отреагировал Пинежский райком – и 6 февраля того же года провёл партийный актив совхозов и других сельхозпредприятий района. Доклад сделал М. Г. Поздеев. Цифры, приведённые им, ужасают: «Хотя в 1979 году падёж крупного рогатого скота сократился по сравнению с 1978 годом на 17 процентов, он всё ещё велик. В целом за год пало 513 голов…»

То есть каждый день в районе дохли одна-две животины. Это в передовом‑то районе!.. Из 62 голов КРС, павших в совхозе «Быстровский», 31 пришлась на Веркольское отделение. Как же мы хорошо плохо жили!..

По чьей вине?..

Абрамов давно пришёл к убеждению, что нельзя «кадить» народу, об этом и говорил устно и письменно. Поэтому как было не написать в письме землякам: «Нельзя без боли смотреть, как по заливным лугам – знаменитым пинежским наволокам – вдоль и поперёк разъезжают тракторы, начисто уничтожая травяную подушку луга. Ничего не стоит иному механизатору прокатить и по хлебному полю». Или: «Когда это было, чтобы в страду работоспособные мужики были в отпуске? Секретари райкома годами не бывают в летнее время на отдыхе, а в Верколе до чего додумались? В июле, в самый разгар страды, дали отпуск шести самолучшим мужикам. Ну недосмотр, ну молодой управляющий… А сами‑то мужики? У них‑то совесть есть?»

Абрамов о совести говорил часто. Это своего рода идеализм. Но и понять‑то писателя-публициста можно: он же потому криком кричал, что лучше совсем не жить, чем без совести, на неё напирал, чтобы внести свою лепту в улучшение жизни и в Верколе, и в стране, верил, что словом сделать это возможно. Ведь и удавалось порой. А на него смотрели с высокомерием и члены ЦК, и члены Союза писателей. Не отсюда ли отчасти и одиночество его, о чём говорили хорошо знавшие писателя люди.

Разумеется, коллеги Абрамова, очно и заочно споря с ним, оправдывая народ, приводили свои веские доводы: и жестокая коллективизация, и непродуманные меры в сельском хозяйстве – всё сказалось. Да разве Абрамов этого не знал? Не меньше их знал. Но не обо всём сказать мог, как и другие, в ту пору, до горбачёвской гласности. А душа‑то его требовала: достучись, докричись до людей, которые неразумно живут, мало что делают для улучшения жизни!.. Ведь всё больше выветривается любовь к земле, к делу, теряется уважение к себе. Так что, в этом тоже только Сталин, Хрущёв и Брежнев виноваты?! Нет же!..

После слов «уважение к себе» читатели «Пинежской правды» прочитали: «И не в этом ли одна из причин прогулов, опозданий и пьянства, которое сегодня воистину стало национальным бедствием?» В «Правде» же опять внесли «поправочку»: пьянство стало только бедствием.

…В статье «Веркола: путь длиною в 10 лет» («Пинежская правда», 28 ноября 1989 года) управляющий Веркольским отделением совхоза «Быстровский» с пятилетним стажем, а прежде механизатор Н. Фролов рассказал о переменах, состоявшихся в Верколе после публикации письма «Чем живём-кормимся». По его словам, в Верколе и во всём совхозе «началась перестройка, вернее, строительство» как раз в связи с обращением писателя к землякам. И много чего было построено в одной только Верколе – жилые дома («решён вопрос с жильём»), три фермы на 600 голов с почти полной механизацией труда и так далее. Но молока‑то коровы давали так же мало, как и десять лет назад. Но не зря было написано Абрамовым письмо, подчёркивал Н. Фролов. «…Отношение к земле у механизаторов изменилось. Сами строят полевые дороги, сами занимаются культуртехническими мероприятиями, сами следят, чтобы никто по их полям, лугам не ездил». Однако пройдёт не так много времени, и круто изменится жизнь в стране и, конечно же, в Верколе.

Готовя своё письмо землякам, Фёдор Абрамов опять пытался быть – по мысли своей – не правдоискателем, а правдоустроителем. Не очень‑то получилось. Не его в том вина.