Удалить всё. Продлить жизнь

Именно так можно «расшифровать» смысл операции «эвисцерация», впервые сделанной архангельскими онкологами в сентябре 2017-го.

Молчание выздоровевших

Уходы прошлого года – Веры Глаголевой, Дмитрия Хворостовского, Михаила Задорнова – в очередной раз напугали всю страну. «Если уж их вылечить не смогли…» Но в онкологии спасённых в тысячи раз больше, чем тех, кому помочь не удалось. Просто пациенты, прошедшие через тяжёлое лечение, не хотят рассказывать об этом. Больно. Страшно. Стыдно.

Да и здоровые, как бы дистанцируясь от болезни, предпочитают неведение знанию. Возможно, отсюда – дикие случаи отказов от лечения, надежды на народную медицину и преобладающее мнение, что рак – однозначно смертельный диагноз. Примеры со знаменитостями – только подтверждение тому. На региональном уровне – в том числе. И хотя наши СМИ лишь осторожно сообщали «после тяжёлой продолжительной болезни не стало…», все помнят, что и бывшего губернатора Анатолия Ефремова, и бывшего заместителя губернатора Алексея Верещагина унесли злокачественные опухоли.

Что касается операций, на которых приходится расставаться с каким‑то органом, всё ещё драматичней. Пациенты легко переживают лишение аппендикса или желчного пузыря. Это не видно, и потом – неощутимо. Когда женщине убирают яичники – тоже не видно. Но в сознание намертво впечатывается женская неполноценность. Удаление же груди способно вообще покалечить не фигуру – жизнь. Сотни женщин, не выдерживая после операции разъедающих мозг эмоций, разводятся потом с мужьями и ставят крест на личной жизни вообще.

Вылечить невозможно? Нужно лечить

Именно поэтому онкология сегодня (в том числе и в Архангельске) вовсю осваивает пластические операции. Ту же грудь уже можно восстановить тремя разными способами. Можно восстановить нос, ухо, щёку, язык – всё, что на лице. Важно не просто сохранить человеку жизнь – важно дать возможность жить полноценно. Однако внедрение даже самых совершенных методик не означает, что рак в себе можно теперь дорастить до любой возможной стадии, а онкологи потом его запросто удалят и что‑нибудь новое пришьют.

Рак был и остаётся опасным заболеванием – процитирую одного доктора: «Рака боится тот, кто ничем другим не болел. Поверьте, бывают болячки и хуже». Возможно, поэтому лечение именно в онкологии пугает всех без исключения. Причём некоторых больше всего – перспектива на короткий промежуток времени остаться без волос. Других – «вдруг я не проснусь после наркоза?» Третьих – неизвестность. Но страхам есть основания, если агрессивная злокачественная опухоль доросла до третьей-четвёртой стадии, если справиться с ней невозможно химиотерапией и лучевой терапией, если для благоприятного прогноза необходимо хирургическое вмешательство. При этом – действительно – даже комплекс мер может оказаться бессильным.

Реально же сложный выбор врачу и пациенту приходится делать, принимая решение: идти ли на операцию, если она не вылечит, но продлит жизнь. Эвисцерация – настолько радикальная операция, что после неё человек остаётся инвалидом: единым блоком удаляется несколько смежных органов малого таза. По статистике, возможная летальность – восемь процентов. Но порой данный шаг – единственный потенциально эффективный, чтобы (пусть даже на время) остановить распространение раковых клеток.

Сложный поиск

Вообще, хирургический метод как самостоятельный вариант лечения в онкологии применим лишь на начальных стадиях заболевания. В основном же используется комбинированное или комплексное лечение. Всё зависит от локализации процесса, структуры опухоли, распространённости, варианта роста, наличия или отсутствия сопутствующей патологии. 65‑летняя пациентка попала к онкологам в 2014‑м с раком яичника третьей стадии. Прошла стандартное лечение: операция плюс химиотерапия.

Многие при этом думают, что если опухоль удаляется вместе с поражённым органом, это – гарантия того, что она не появится снова. Но рак яичника – одна из самых неблагоприятных локализаций, при которой рецидивы чаще возникают, чем не возникают. А всё потому, что больше чем в половине случаев он диагностируется уже в третьей-четвёртой стадиях. И не всегда в этом вина пациенток или врачей. Характерных признаков нет. А слабость или немотивированная потеря веса – симптомы нетипичные. Поэтому на ранних стадиях правильный диагноз можно поставить, только если гинеколог заподозрит патологическое объёмное новообразование или пациентка сделает УЗИ по какой‑то другой причине. Иногда диагностический поиск начинается, если неблагополучие показывает онкомаркер СА-125. Однако и этот анализ не является стопроцентно информативным. Его повышение может быть связано и с иной патологией, в том числе неонкологической. А в ряде случаев уровень СА-125 остаётся нормальным даже при наличии рака яичников.

Трудный выбор

У пациентки рецидивная опухоль появилась через два года. И несмотря на то что она постоянно наблюдалась в диспансере, срочно оперироваться по поводу кишечной непроходимости пришлось по месту жительства. Восстановившись после очередной операции, женщина вновь была госпитализирована в онкодиспансер.

– Иван Павлович, как вы объясняли суть необходимой радикальной операции?

– Так и объяснял: у нас в арсенале не осталось препаратов, способных эффективно бороться с опухолью. Эвисцерация потому и применяется, что в малом тазу процесс распространён, он вовлёк несколько смежных органов, но отдалённых метастазов нет.

– О рисках тоже говорили?

– Я считаю, пациент должен заранее всё знать, чтобы мобилизовать силы на борьбу с болезнью. Поэтому мы обсуждали всё подробно. Операция, действительно, рискованная: единым блоком убираются сигмовидная и прямая кишка, тазовые лимфатические узлы, парааортальные лимфоузлы, связочный аппарат, тазовая клетчатка… Примерно у половины больных неизбежны осложнения: нарушения работы смежных органов, воспалительные процессы. В нашем случае через это тоже пришлось пройти.

– Где вы учились делать эвисцерацию?

– Отдельно каждый этап этой операции мы с заведующей отделением Татьяной Владимировной Кожиной прежде проводили не раз. Но сделать всё в комплексе решились после того, как пациентка отказалась ехать оперироваться на центральные базы – в Москву или Санкт-Петербург где, кстати, эвисцерации тоже нечасты. При этом женщина знала, что подобная радикальная операция для нас станет первой. Её доверие и мотивировало, и вдохновляло. Единодушен был и консилиум: операция.

– Что хирурги отделения планируют освоить ещё?

– Продолжим осваивать лапороскопические возможности с лимфодэноктомиями (сами лапороскопические операции стали рутиной). Будет потребность в эвисцерациях – будем делать. Продолжим совершенствовать технику, оттачивать мастерство, увеличивая объёмы и качество операций.

…Главный врач диспансера Александра Панкратьева показала письмо, адресованное администрации, от той самой пациентки: «…Огромное спасибо Ивану Павловичу за профессиональное лечение, удачно проведённые операции, за заботу, внимание и терпение. За то, что я живу. Он – родной и очень надёжный доктор. Низкий ему поклон…»