Тамара Харченко, заместитель главного врача Первой городской клинической больницы по организационно-хозяйственным вопросам, считает, что главное достоинство её службы – быть невидимой…
Тамара Семёновна – заслуженный работник здравоохранения РФ, в прошлом году отметила солидный юбилей. А в этом – 40 лет работы в Первой горбольнице (из 48 – в здравоохранении). И всё это время она оставалась «за кадром» прославленного учреждения. Сегодня Тамара Семёновна рассказывает о себе и своей службе, которая должна быть незаметной. Но с которой начинается больница….
«Участковая больница – военный лазарет – ФАП»
Медицинское училище я окончила в казахстанском Целинограде. Замуж вышла за студента авиационного института, ставшего военным инженером, поэтому дальше место жительства не выбирала, следовала за ним по авиационным гарнизонам. Начинала работать медицинской сестрой в участковой больнице в Африканде Мурманской области. А участковая больница – это, считай, все виды помощи – от акушерства до несложной хирургии, от детей до стариков. Затем был военный лазарет, заведование ФАПом в авиационном гарнизоне в Карелии. Лечила всё гражданское население. Потом нас перевели в Архангельск.
«На год, Тамара…»
И вот в 1977‑м идём мы с дочкой в Архангельске по городу (а нам дали квартиру у Казармы Восстания) мимо Первой горбольницы, и я думаю: чего ж где‑то ещё работу искать, когда вот она – рядом. Так, почти в 30 лет попала процедурной сестрой в урологическое отделение. За всю мою жизнь лишь там девять месяцев работы были спокойными и размеренными. Потом меня начали уговаривать на старшинство в отделении. Я отказывалась: только приехали с гарнизона, ребёнок – в начальной школе, города не знает, а муж по командировкам.
Но… Иду однажды по коридору, навстречу – главный врач и главная сестра. И Еликанида Егоровна тут же озвучила, видимо, давно принятое решение: «Валя (Валентина Гринблат. – Прим. ред.), ставь с завтрашнего дня Харченко старшей сестрой отделения». Так начались семь лет «старшинства». Раньше восьми вечера домой не уходила: новая должность – это ведь не только за себя отвечать.
Когда уволилась заместитель по АХЧ и я услышала, что меня хотят на её место, буквально разрыдалась: да что ж такое! Что хотите со мной, то и делаете. Волосевич «утешила»: «У меня тоже обком партии согласия на главного врача не спрашивал». И опять – решение партийного бюро – должность «зам по АХЧ». «На год, Тамара».
А я‑то надеялась ещё вернуться в медицину – в смысле в профессию.
«Слесарь вообще жил в больнице»
А что такое перейти с медицинской и общественной работы на хозяйственную? Я ж вообще ничего в новой сфере не понимала. Надо, например, было продумать, как строить все службы, как сформировать квалифицированные комплексные бригады специалистов. Нужно было пересмотреть штатное расписание с учётом нормативной нагрузки на одного работника. И я раскопала закон, в котором нашла нормативы обслуживания электрических точек, сантехнических, формирования ставок. Раньше мы нанимали на эти работы сторонние организации: седьмое РСУ занималось электрикой, четвёртое – сантехникой, Медтехника – медицинским оборудованием, автотранспорт арендовали… За всё это платили деньги, и немалые.
Мы активно развивались тогда, приобретали много оборудования. А персонала на его обслуживание не хватало. У нас один электрик тогда работал на всю больницу. Попробуй найди его в случае чего – без мобильников‑то. Доходило до того, что слесарь Коля Шабанов вообще тайно жил в больнице. Круглые сутки на работе проводил и механик Николай Михайлович Некрасов. Редко какой ночью мы с ним не встречались. А теперь у нас на все случаи жизни свои бригады.
У меня нет строительного или экономического образования. Поначалу слово «швеллер» слышала – думала, надо мной смеются. Я и сейчас не знаю, какой проводочек к какому подсоединить. Но когда мне требовалось, чтобы вот ЭТО было, я под ЭТО искала людей. Или возможность договариваться с ними. Например, сторонние строители любят большие объёмы. А у нас они были разные. И спрашивали мы за работу строго. Я сама всё руками щупала. Первым учителем моим был прораб с «Отделстроя» Владимир Андреевич Ермолин. Приду пораньше на работу и звоню: помогай мне!
Больница начинается с хозчасти
Всегда хотела подобрать команду, которой можно было бы доверять. Специалистов искала долго. Зато потом они на мои призывы откликались. Хотя люди очень изменились за последние годы. Словно на Россию бросили какую‑то микробу, сожравшую много чего общественного, бескорыстного. Мы перестали быть социальными и стали очень индивидуальными.
Но я всегда говорю: пришёл работать в больницу, видишь, что администрация для тебя делает всё, что может, – старайся и сам. Да, у нас труд порою рутинный, его не видать. Ведь наша цель – создать условия для лечения больного и обеспечить условия работы медицинскому персоналу. Любой специалист должен войти в операционную, провести там регламентные работы, и чтобы завтра врач и духа его в операционной не учуял. Врач вообще не должен знать, что мы существуем. Хотя вся больница начинается с нас.
Мы в хорошем смысле самодостаточны сегодня: в больнице свои водители, маляры, плотники, слесари, швеи, прачки, медтехники – около 250 человек. Мы экономим на том, что почти всё можем делать сами и сразу – качественно. Мы выучили своих специалистов, работающих с высокотехнологичным оборудованием. Инженерная группа продлевает сроки службы диагностическим приборам, стерилизационному, наркозно-дыхательному, реанимационному, эндоскопическому, хирургическому оборудованию. Своя служба отопления и кондиционирования воздуха обслуживает 130 приточных, вытяжных вентиляционных установок, готовит к отопительному сезону 20 тепловых пунктов, своевременно подключает к отоплению все 14 корпусов больницы.
Не с тем уклоном…
Каждый год задачи, стоящие перед нами, только усложняются. Например, до 2014 года хоть какие‑то средства выделялись на капитальный ремонт зданий. С 2014 года статья «капитальный ремонт» исключена из бюджета больницы, эта функция передана ГУКСу. Но он за свои деньги делать ничего не будет. Кто‑то их должен дать. Наверное, минздрав. А наши старые корпуса быстро ветшают. В приёмном покое обвалились плиты перекрытия на первом этаже. Главный врач давно мечтает о современном приёмном отделении. Хочется сделать уютными палаты, переходы, ординаторские. В самом новом, семиэтажном корпусе второй лифт не можем построить. Случись что – больных придётся по лестницам на операции доставлять. То есть ежедневных проблем – вал.
Несколько лет подряд у нас топило подвал четырёхэтажного корпуса. А там – электрощитовая. Зальёт – и что будет с двенадцатью больными на искусственной вентиляции лёгких в реанимации? Мы и шланги в реку кидали, и МЧС вызывали. «Водоканал» пытался доказать, что у нас «уклон не тот». Представляете: десятилетиями канализационная сеть – от Комсомольской до Суворова – была с тем уклоном, а стала с другим? Я настаивала: надо прочистить коллектор, колодцы нечистотами забиты. И вот в какой‑то день восемь машин приехали с «Водоканала». И всё прочистили. До сих пор с ужасом думаю, сколько мы могли потратить на земляные работы ради нового уклона. Ведь сети теперь тоже на балансе больницы.
Секреты Волосевич
Еликанида Егоровна выучила людей, которых ответственность и сегодня не отпускает день и ночь. Помню, как она наставляла: вспомни день перед сном. Что сделала, что хотела сделать, что не получилось и по какой причине. До сих пор мне не даёт уснуть эта выучка.
Второе её уникальное качество – она чувствовала людей. Видела, кто для какой должности пригож. Туда и ставила. При этом она не назначала тех, кто рвался на должности, карьеристов. Каждую санитарку главный врач знала по имени. Была знакома с семьями сотрудников, помогала решать их проблемы.
Третье её удивительное качество: характер Волосевич позволял вписываться в любое время, в любую экономику. Нас, моложе себя, журила: «Вы, девки, ещё в прошлом веке живёте!» А знаете, как это тяжело выходило изнутри. Столько было несогласия, непонимания в ельцинские времена! Я видела негосударственную заинтересованность в переменах. А Еликанида Егоровна убеждала: «Прошлое не вернуть. Надо перестраиваться. Время под вас подстраиваться не будет».
Как‑то одна сотрудница сказала мне: «Тут можно ещё сколько захочешь работать, работы‑то у вас нету…» Я не обиделась даже: раз наша работа невидима, значит, мы её делаем вовремя.
