Архангельскому клиническому противотуберкулёзному диспансеру исполнилось 95 лет.
Сегодня в поморской противотуберкулёзной службе региона трудятся более 40 врачей и 130 медсестёр. Благодаря им, начиная с «нулевых», удалось к 2017 году выйти на четвёртое место по стране по низкому распространению заболевания среди постоянного населения.
На вопрос главному врачу диспансера Дмитрию Перхину: «Как удалось достичь таких результатов?» – можно получить очень долгий ответ. Потому что этого результата здесь добивались с 1998 года.
В конце 1990‑х – начале 2000-х показатели заболеваемости превышали общероссийские. Тогда, вспоминает главврач, туберкулёзом болели представители всех слоёв населения.
– У меня были пациенты – банкиры, предприниматели, что уж говорить об учителях и врачах, – рассказал Дмитрий Перхин. – Со временем инфекция переместилась туда, где, как говорят, она и зарождалась, – в социальные слои, которые имеют определённые стигмы.
Необходимо было решить, каким образом будет развиваться служба, и тогда в регионе была внедрена международная стратегия DOTS: упор был сделан на выявление тех, кто уже болел и заражал остальных. Палочку Коха выявляли под микроскопом: этот скрининговый метод был достаточно дёшев и позволял относительно быстро принять решение об изоляции заражённого. Во все лечебные учреждения региона были закуплены современные бинокулярные микроскопы.
Другое дело, что на выявление заболевших средств хватало, а лекарственных препаратов на всех – нет: часть пациентов попадала под лечение, а оставшиеся – продолжали болеть и заражать окружающих.
В 2002 году Архангельская область получила официальное разрешение в минздраве РФ на лечение пациентов с множественной лекарственной устойчивостью и на получение препаратов из любых источников. Проблема охвата лечением всех пациентов, рассказывает Дмитрий Перхин, была решена лишь к 2007 году, благодаря фонду «Российское здравоохранение» и фонду глобального банка, которые предоставили средства на закупку лекарственных препаратов для лечения больных с множественной лекарственной устойчивостью. И если в 2008 году общее количество больных с множественной лекарственной устойчивостью было порядка 500, то сейчас их – 120.
На сегодня в диспансере сложилась современная высокотехнологичная лабораторная служба: молекулярно-генетические технологии в диагностике туберкулёза здесь впервые начали применять с начала 2010‑х годов. Сегодняшнее диагностическое оборудование практически не нуждается в лаборанте.
– Кассета с материалом вставляется в аппарат, и через два часа он выдаёт результат не только наличия микобактерии, но и сразу определяет, имеет ли она устойчивость к основному препарату, – рассказывает Дмитрий Перхин. – Уже года три назад молекулярно-генетические методы диагностики стали для нас основными.
Все данные о пациентах переведены в «цифру», причём не только по диспансеру, но и по всей областной службе. В 2007 году в диспансере появилось собственное программное обеспечение, а два года назад эта программа перешла на формат электронной истории болезни.
– Мы всегда можем сказать, сколько на определённый срок зарегистрировано пациентов: пролеченных и наблюдаемых, – поясняет Дмитрий Перхин. – Там содержится буквально всё: какие диагностические процедуры были проведены, их результаты, дневниковые записи докторов, психологов, лекарственные препараты, принятые ежедневно. На любом рабочем месте доктор может получить полную информацию по пациенту. Специалисты в районе удалённо заходят на сервер. Сейчас производится запуск федерального регистра больных туберкулёзом.
Доступ к этой программе есть на каждом рабочем месте в диспансере и, конечно, в регистратуре – сердце противотуберкулёзной службы области. Сюда приходят и перед профилактическим осмотром, и перед медкомиссией, и перед консультацией у фтизиатра. И даже иностранцы – чтобы получить вид на жительство. Единственные, кто заходит в диспансер с отдельного входа – это пациенты с ВИЧ, сочетанным с туберкулёзом: в массе всех остальных больных они остаются незаметными.
Все больные получают лекарственные препараты только под контролем медицинского персонала. Иногда – даже по скайпу, в любое время суток.
– У медсестёр свои хитрости, – рассказывает главный врач. – Они очень болтливые у меня – засыпают пациента вопросами, чтобы понять, проглотил ли он таблетки: пять таблеток спрятать за щекой довольно сложно.
Зачем такие хитрости вообще нужны? Затем, что далеко не все пациенты готовы лечиться.
– Как правило, наши пациенты не совсем привержены к здоровому образу жизни и не всегда привержены к излечению, – поясняет Дмитрий Перхин. – Лет десять назад устойчивый туберкулёз лечился 24 месяца, сейчас в среднем – 12 месяцев. Но и такой курс лечения, без выходных и праздников, это очень тяжёлый труд. Это горсть таблеток, горсть химии. Пациент постоянно завязан на ежедневную инъекцию. Порой проще разгружать вагоны.
Именно поэтому нередки случаи прерывания лечения. Из стационара иногда уходят, и возвращать пациента обратно выезжает целая бригада – медсестра или врач с участка, психолог, фельдшер – и уговаривают вернуться и долечиваться.
По словам Дмитрия Перхина, прерванное лечение опасно тем, что те микобактерии, которые не были подавлены лекарствами, начинают мутировать и вырабатывать дополнительную устойчивость – не только к основным, но и резервным препаратам.
– Сегодня в учреждении порядка 15 таких больных, – отмечает Дмитрий Перхин. – Лечение для них запланировано, но широко не распространено в связи с высокой стоимостью препаратов и очень малым опытом.
Тем не менее, в диспансере не сдаются: на базе учреждения проходило клиническое исследование одного из препаратов для лечения широкой лекарственной устойчивости.
Психолог сопровождает больного на протяжении всего курса лечения. В диспансере создана отдельная служба психологической и социальной поддержки. Когда у пациента диагностируют туберкулёз, рассказывает заведующая диспансерным отделением Светлана Попова, первое, что стоит у него в плане, – это консультация психолога.
– Туберкулёз – это социально неприемлемое заболевание, – говорит психолог Елена Белоусова, – и любой пациент переживает утрату по своему здоровью, все стадии горя от потери своего здоровья, начиная от отрицания ситуации. Бывает, пациентам нужно прокричаться, и со мной они при необходимости могут поругаться.
А помочь пациентам справиться не с эмоциями, но с делами помогают специалисты по социальной работе, работающие в диспансере. Елизавета Лодыгина и её коллеги порой просто становятся руками и ногами пациентов стационара – могут снять пенсию с карты, сбегать на почту, купить что‑либо в магазине. Могут даже оформить временную опеку, если это необходимо.
В ноябре 2017‑го на первой глобальной министерской конференции ВОЗ в Москве поставили цель – ликвидировать туберкулёз к 2030 году. А в нашем регионе победу планируют одержать к 2026‑му.
Однако главврач архангельского противотуберкулёзного диспансера Дмитрий Перхин не спешит с громкими заявлениями:
– Потенциал и возможности для этого есть, но в теории, а я практик. Я придерживаюсь мнения, что это не какая‑то гонка, это не соревнование, это очень серьёзный труд – непосредственно медицинских сестёр, врачей, – который, в конечном итоге, приведёт к тому, что не только Архангельская область, но и вся Россия будет свободна от туберкулёза. Но здесь очень много нюансов. На сегодняшний день бóльшая часть взрослого населения, которая, дай Бог, и до 2050‑х доживёт, уже инфицирована микобактерией, и только при правильной жизненной позиции инфицирование не перейдёт в заболевание.