23.11.2017 14:07

Архангельский художник о путешествии длиной в три года. «Там, где Богородица – игуменья»

Сергей Егоров и Игорь Лапин
История о сыне императора Аркадии, выпавшем во время шторма с корабля
Сергей Егоров
Игорь Лапин
Ватопед начался с «Ребёнка под кустом»

Иконописцы Игорь Лапин и Сергей Егоров недавно вернулись из Греции. Они были на Афоне, в монастыре Ватопед – расписывали зал собраний. 

О своём путешествии «Правде Севера» рассказал Игорь Лапин

*******************************

ДАННЫЕ

Государство Святой горы

Афон для православных всего мира – одно из главных святых мест, почитается как земной удел Богородицы. И это единственная женщина, которая присутствует там постоянно. Всем остальным женщинам бывать на Афоне запрещено

Официально это самоуправляемое сообщество двадцати православных монастырей называется «Автономное монашеское государство Святой Горы».

Ватопед – монастырь, основанный в середине Х века, по своим размерам напоминает небольшой город. Восемьдесят (из ста тысяч) квадратных метров построек – древняя архитектура общемирового значения. В монастыре хранится около 400 тысяч реликвий, самые древние относятся к VI веку.

Ватопедские монахи поддерживают в хорошем состоянии 150 километров дороги, порт, залив и 2400 гектаров территории – сады, сельскохозяйственные угодья, лес. В год в монастырь приезжают примерно 40 тысяч паломников, им бесплатно предоставляются пища, ночлег и постельное бельё.

*******************************

Больше всего впечатлила любовь

– Поначалу удивлялись – сады, палисадники, всё цветёт, но ты осознаёшь, что ни одна женская рука к этому не прикасалась. Оказывается, и мужчины могут всю эту красоту делать. Хотя основное – это духовное делание, череда молитвы, монахи занимаются ещё и обычным трудом: выращивают оливки, виноград, вино делают. В Ватопеде есть такая традиция, она, кстати, и в русских монастырях существовала, когда раз в год всех, кто на разных послушаниях, меняют местами. Мирской человек недоумевает – вот один научился за виноградом ухаживать, и вдруг – раз, на его место ставят того, кто бельё стирал и убирал за паломниками, а за виноградом ухаживать не умеет. Или один трактором землю пашет, а другой делает свечи. И вдруг их меняют местами. Почти всех, кроме узких специальностей, как, например, тех же иконописцев.

В чём смысл? Это знают только отцы. Наверное, чтобы кровь не застаивалась. Но старец и нам говорил – эх, жаль, что вас нельзя поменять. А то вы начали обживаться. Появляется свой тихий угол, появляется привычка, и человеку уже не так нужна молитва, Божественная помощь.

Братья там все весёлые и приветливые. Ты чувствуешь эту любовь и расположение, это бросалось в глаза вначале и потом, когда мы ездили уже не как гости. Понимали их жизнь, понимали, что за этим стоит. И самое прекрасное – мы вначале были впечатлены Афоном, и через три года это не потеряло ценности. Какие‑то внутренние противоречия всё равно есть – все же люди, но главную цель они не утрачивают, и это восхитительно.

Когда впервые поехал на Афон, что хотел посмотреть? Древние фрески четырнадцатого века, старинную архитектуру, послушать прекрасное византийское пение. Думал, это здорово и важно. А впечатлила меня больше всего любовь. Понял, насколько всё остальное является дополнением к главной цели, они там этого не теряют, и это просто фантастика.

Нежный интерьер в северном стиле

У ватопедских отцов есть зал собраний, Синодикон называется, от «синода», который так и переводится с греческого – собрание. Это традиционные залы, где собирается братия и бывают паломники или гости. Например, там читают книгу каких‑то поучений, и старец толкует – такая беседа на духовные темы.

И у монахов появилась идея сделать роспись этого зала. Сначала они хотели пригласить греческого художника, есть у них прославленный Георгиос Кордис, созванивались с ним. Не получалось состыковаться по времени. Потом звонили в Москву, у нас тоже есть хорошие художники-иконописцы, которые делают лёгкие интерьеры в античном стиле. И опять не получалось – у одних выставка, другие на росписях, все заняты, хотя Ватопед настолько авторитетный и уважаемый монастырь, что откликаться должны бы все. На нас вышли, потому что мы делали нежные интерьеры в северном стиле. Прозвучал звонок, там есть русскоговорящие отцы, мы сказали, что сможем приехать. Всё обговорили, сделали эскизы и приехали.

А потом один из отцов, который всем руководил, рассказал, что как только договорились, в монастырь начали все звонить и предлагать свои услуги. Такое бывает – сделаешь выбор, а потом идёт искушение – начать всё менять. И он ответил – нет, так Матерь Божья сделала. Там ведь Богородица – игуменья. И духовный поиск, и подчинение – это уж как она управит. Там всё это очень живо.

Даже тот факт, что пригласили русских, не всем нравился. Ватопед – очень значительный монастырь. Для греков, которые патриотично, а некоторые и националистично настроены, это тоже искушение. Но такая атмосфера в монастыре, что это всё преодолевается, исцеляется.

Ребёнок под кустом

Задача у нас была – показать историю монастыря. Богоматерь с поясом, или, например, как Максим Грек, а он был именно ватопедским монахом, путешествует в Москву. Или чудо обретения отрока. По легенде, в конце IV века при кораблекрушении чудесным образом спасся сын императора Феодосия Аркадий. Он во время шторма выпал с корабля, и его нашли под терновым кустом около родника в той бухте, где расположен Ватопед. Монастырь поэтому так и называется: «ватос» – куст, «пед» – ребёнок.

Очень много сюжетов – торжественное шествие, спасение ребёнка из воды, встреча монахов, явление Божьей Матери на трапезе – и их надо как‑то разместить, вписаться в готовый холодноватый интерьер, сделать его душевнее, но чтоб не гламурно.

Геронда Ефрем, по‑гречески «старец», говорил – не надо делать ещё одну церковь, роспись должна быть лёгкой. И мы пошли путём создания стиля. Задача сложная и очень интересная – не скатиться в соцреализм, приблизиться к современному искусству и в то же время достаточно иконографично – чтобы образы святых были похожи на святых.

Поморские мужики и поморские жонки

Работали мы по два-три месяца, осень и весну, но на Новый год и Рождество приезжали домой. И летом тоже были в Архангельске, потому что там всё раскалено, вентиляторы не спасают. Но однажды получилось, что Сергей там целый год прожил – доделывал мелкие детали.

Постоянно вверх смотришь, и руки всё время на весу. Большая нагрузка. Люди мы опытные и знаем, что если так попишешь месяц, заклинит шею и будешь бледный, зелёненький. Поэтому на фотографии у меня на шее специальное приспособление.

Ритм такой. В шесть утра встаёшь – литургия. У отцов бдения начинаются раньше, мы так попробовали, но тогда днём работать не получается, всё норовишь присесть, отдохнуть. Поэтому в шесть – на литургию, в восемь трапеза, на леса – и работать. В шесть вечера слезаешь с лесов на вторую трапезу, а в Великой пост еда один раз в день. В шесть свет как будто выключают, это же южная страна, раз – и темно. И мы шли в келью заниматься своими делами, эскизы готовить, например. В выходной можно пойти погулять к морю. Купаться, правда, там нельзя. На Афоне на море можно только смотреть. А иначе паломники устроят пляж.

Первый отъезд был на два месяца. Жена сказала, да, это для тебя важно. В конце концов, она же поморская жонка, должна понимать. И две дочки тоже понимают. А потом уже и привыкли.

Но я по ним скучал. Однажды был приступ ностальгии, странное чувство, так хочешь на родину, тяжело, ломает. Уезжал, видеть не мог уже это Эгейское море. Была возможность поездить по Греции, но невозможно было оставаться ни минуты. Сел в самолёт, прилетел в Москву – не то! В аэропорту смотрю билеты, из Греции прилетел за семь тысяч, из Москвы до Архангельска – десять. Купил билет. Конец апреля, вышел из самолёта, увидел грязный сугроб, и так хорошо на душе, так бы и упал в этот сугроб от счастья. А однажды уезжали с Афона, попали в шторм. Пошла волна, стояли, держась за стойки, ух, как швыряло, но опять же – нам, поморам, не привыкать.

Так и ездили мы три года. Монахи, конечно, не думали, что это будет настолько долго. Сначала, наоборот, боялись, что мы слишком быстро, кое‑как всё сделаем и уедем, но, увидев нашу обстоятельность, успокоились, а к концу третьего года всё спрашивали – ну, когда уже закончите?

Духовный туризм

Туда ездят много разных людей, лютеране, буддисты, кого только нет. Это стало распространено – некий духовный туризм. Есть люди, которые могут себе позволить это оплатить. Есть люди победнее, они хотят прикоснуться к святыне. А многие посередине – ты такой духовный и одновременно турист. А чего бы не съездить в Грецию зимой? Плюс 15, но может быть и холодно – плюс 8. Но всё‑таки есть понимание, что Афон – это духовный центр, там же своя монашеская республика.

Вот братья, которые помогают в гостинице, с утра до ночи всё чистят и моют. И по сто паломников в день – очень тяжёлый труд. Геронда Ефрем говорит, что принятие паломников, которые едут к матери Божьей, это духовная обязанность. И приводит в пример житие одного из мучеников: во времена гонений на христианство в Римской империи солдаты постучались в один дом, искали такого‑то человека. Хозяин сказал – я вам утром покажу, сейчас просто проходите уже, оставайтесь на ночь. Он их накормил, всех спать уложил, а утром объявил, что это он и есть. А они все люди подневольные, и как бы им ни было стыдно и неудобно, но чтоб самим не пропасть, они отсекли ему голову.

Вот такой духовный закон любви и приятия. По благодати духовной – всё равно гостеприимство в первую очередь.

Мы там встречали много отцов, которые знали старца Паисия Святогорца. И когда близкий друг старца Паисия произносит проповедь, ты начинаешь понимать, хоть и в переводе, суть и правду. Общение с отцами дорогого стоит.

Очередь чистить картошку

Привыкаешь к тому, что там тепло, красиво, птицы поют, Эгейское море. Но работаешь много и, превозмогая усталость и лень, идёшь на службу, начинаешь в это дело втягиваться. И вся Иисусова молитва твоя. Непреложное условие – все постоянно творят Иисусову молитву.

Кроме двадцати основных монастырей на Афоне есть ещё скиты, где живут по несколько монахов. Например, на южном склоне Катунаки есть маленький монастырь, и у них традиция – игуменом, то есть главой монастыря, становится всякий, кто пришёл. По очереди. А он мог всю жизнь за лошадьми ухаживать, такое послушание. И такой уровень демократичности.

Однажды нас пригласили на трапезу, сидели в келье, там были монахи и молодые, и старые. И увидели – один из них пошёл чистить картошку. Нам говорят – о, это игумен, его черёд чистить картошку. У нас в России это может быть только в качестве шутки.

И вот ты видишь эту простоту, которая совмещена с духовной жизнью, и заново начинаешь верить в монашество, в православие. Не в том смысле, что потерял веру, а что она не из книжек. Это же совсем другое.

Мы тоже из монастыря

Мы, конечно, взяли благословение, это важнейшая часть. Мы же – мастерская Антониево-Сийского монастыря. Отца Варлаама спросили, он благословил, занимайтесь. Греки говорят – вот, русские приехали, иконописцы Антониево-Сийского монастыря. Именно так это воспринимается. Мы не просто так, тоже из монастыря. Это духовная опора, мы чувствуем себя его частью, ею и являемся. Это наша работа и наша жизнь.

А на Афоне русские уже тысячу лет присутствуют. Первое упоминание в летописях было тысячу лет назад. Только приняли христианство и уже в монастыре оказались. Уже монашествовали, уже спасались.

Вот и мы старались не срамить наш Архангельский город: всё тщательно делали – эскизы утверждали, переделывали по многу раз – вот тут не то, а давайте спросим у нашего историка, а давайте пошлём профессору в Салоники по электронке. Профессор поправляет, и ты как художник бываешь очень несвободен, думаешь – эх, можно было бы лучше. К финалу главное было, что мы за три года не помешали монашеской жизни. Слава Богу, отцы, наверное, святые.

А мастерская Антониево-Сийского монастыря вернулась в родные пенаты и продолжает трудиться.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Записала Ирина ЖУРАВЛЁВА. Фото предоставлено Игорем Лапиным