23.09.2020 14:17

«Кроме меня, некому…»

Людмила Крутикова-Абрамова.

23 сентября – сто лет со дня рождения выдающейся личности, Людмилы Владимировны Крутиковой-Абрамовой (1920-2017)

Выполняя завет мужа…

По смерти Абрамова была создана, как это водилось в Союзе писателей СССР, комиссия по литературному наследству. (Конечно, далеко не всякий покойный удостаивался такой чести.) Некоторое время Людмила Владимировна ждала, что ей скажут: ну давайте работать. Молчок. Вдова спросила у одного из членов комиссии: дескать, когда же? И услышала: мол, Люсенька, никто пальцем не пошевельнёт кроме тебя. Что ты сделаешь, то и будет. Разве не знаешь, как это у нас? Наивная…

Вот она, целая комиссия, и трудилась, слыша слова мужа, сказанные перед роковой операцией: «Думаю, всё будет хорошо, а если катастрофа – живи за двоих и заверши мои писательские дела». Стремление выполнить завет Абрамова спасло вдову от депрессии, дало сил для работы. «Надо быть достойной его имени, его мужества», – говорила она себе.

В 1994 году она написала рифмованные строки «Живи за двоих». Отрывок:

А годы идут – пополам не делятся,

А беды придут – одной не справиться.

Друзья забывают, друзья предают –

Охватило меня отчаянье –

не исполнить мне завещание.

Но пришла я в храм – и опомнилась,

Лишь молитва и пост – в утешение.

Крест, молитва и пост – во спасение.

Преклонила главу пред иконою,

Прости, Господи, душу грешную,

Избавь меня от отчаянья,

Избавь меня от уныния.

Научи меня крест нести,

Не мирским, а небесным путём идти.

Л. В. Крутикова-Абрамова не только выпустила шеститомное собрание сочинений Абрамова – уже это было бы подвигом, – она подготовила и издала тексты, избавленные ею от цензурных искажений; опубликовала и те произведения, которые не выходили в свет из‑за цензурных же ограничений.

В 2000 году, в связи с восьмидесятилетием со дня рождения Абрамова, Крутикова-Абрамова выпустила тиражом 250 экземпляров книгу «Юбилейный венок Фёдору Абрамову», вложив в издание свои деньги. А много ли их было после «лихих девяностых»?..

Наступив на горло своей песне

В жизни Людмилы Владимировны было три огромных любви: Фёдор Александрович Абрамов, Иван Алексеевич Бунин, Артемиево-Веркольский монастырь.

Творчеством Ивана Бунина Людмила Крутикова – со строкой в анкете о нахождении во время войны в оккупации – начала заниматься, когда на великого писателя смотрели – несмотря на то что в СССР вышел пятитомник его сочинений, – ещё как на «белоэмигранта», не пожелавшего, в отличие от Александра Куприна, вернуться на родину. (После Великой Победы Константин Симонов ездил к Ивану Алексеевичу с соответствующим предложением и посулами, но Бунин решил остаться во Франции). Даже Абрамов, зная об опасности для научной карьеры жены, пожимал плечами: «Тебе что, жизнь надоела?!» Позднее могла бы Людмила Крутикова-Абрамова защитить докторскую диссертацию «по Бунину», но ей было некогда: она помогала мужу в писательских делах (домашний критик, редактор, корректор; сбор части материалов – тоже за ней), обеспечивала ему «тыл» – вила уютные «гнёзда», занималась переездом с одной квартиры на другую. У Крутиковой-Абрамовой переезд не был равен пожару, а становился приобретением. Но ведь это означало нервные хлопоты по ремонту жилья. А попробуй‑ка в советское время с его дефицитами найти материалы, ремонтников (частных фирм‑то не было), хорошую мебель и прочее, прочее.

В 1970 году Абрамовы переехали из двухкомнатной квартиры на предпоследнюю, трёхкомнатную, – на Третьей линии Васильевского острова. Хозяйка трёхкомнатного жилища согласилась на обмен при условии, что капремонт двух квартир будет сделан без её участия. Как и перевозка её вещей, в том числе старинного пианино. Дело адское!.. Людмила Владимировна согласилась. Отправила мужа в деревню писать роман «Пути-перепутья», а сама за три месяца (апрель-июнь) «спроворила» работу. Так вымоталась, что, похудев на десять килограммов, была похожа на онкологическую больную или на себя послевоенную: та давняя часть её биографии по‑своему была не легче, чем у Фёдора Александровича, – детство без отца, несытные студенческие годы, оказавшееся совсем ненужным замужество, годы в оккупации, смерть малыша, а был он первым и последним…

В России не только поэт больше чем поэт, но и жена больше чем жена.

Дома на шестидесятилетии мужа хозяйка прочитала для гостей свой иронический монолог «Из жития Людмилы-великомученицы»:

«…Я – барыня? Да я весь век ломлю как проклятая.

Он с войны вернулся – ему всё нипочём. Герой… Смерти в глаза смотрел, блокаду пережил. В госпитале голодный лежал, в СМЕРШе работал. Да на разных собраниях, заседаниях речи говорить – мастак. Девки косяками бегали…

…Да, да, это он теперь тихонький да мирненький, сидит улыбается. А тогда – ух – глазами зыр-зыр – мороз по коже. А хитрости‑то, злости‑то сколько в ём было!

…Всегда умнее всех хотел быть! «Вокруг да около» написал. И снова в постановление ЦК угодил. Чего мы только тогда не пережили… «Турист с тросточкой», «Куда зовёшь нас, земляк?» … И не печатали пять лет.

На мою зарплату жили…

…в глухой деревне воспаление лёгких схватил – пришлось на вертолёте в Архангельск вывозить. Да ещё с норовом, с руганью: не хочу врачей, не хочу в больницу, сама лечи!

Можно было и квартиру получить, и дом построить, и машину завести… Нет, ему всё недосуг – он всё о стране да о деревенских делах думает. Ему, видите ли, вся страна – дом…

…Но надо должное отдать. В слове юбилейном про меня вспомнил. Поблагодарил всенародно. Но тут же и пожаловался – «подкаблучник» он».

В своё время в Верколе Людмила Владимировна поняла, почему муж нередко называл её барыней. И написала в «Доме в Верколе»: «…по сравнению с заботами и трудами северных баб мой образ жизни мог показаться барским. Удивительной энергией, силой, выносливостью, неутомимостью и неунываемостью, духовной стойкостью, жизнелюбием обладали северянки. И недаром Фёдор так восхищался ими, столько слов благодарности и признательности произнёс им, столько прекрасных женщин запечатлел в своих книгах».

Редактор Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» А. Узилевский был свидетелем неприятной сцены: Абрамов обидел жену, вспылив на людях. Спустя короткое время Фёдор Александрович винился перед Узилевским: «Не думай плохо обо мне. Я люблю её, она добрая, заботливая жена. Да и не только жена, она мой первый читатель, первый критик. Бывает, напишу страничку и читаю ей…» Покаянная речь была прервана вопросом: «Ну а если эта страничка ей не понравится?» Ответ: «Тогда я начинаю злиться, а то бывает – накричу, а потом гляжу: она была права, плохо написано».

Пожалуй, не будет ошибкой сказать, что Л. В. Крутикова-Абрамова, сразу поверив в большой талант Абрамова (а первый его роман ещё только ворочался в голове), считала своим предназначением быть в первую очередь главным помощником писателя Абрамова, а потом уже – преподавателем, историком литературы, буниноведом. И ради этого предназначения, осмысленного вскоре после знакомства с аспирантом Абрамовым, она, наступив на горло собственной песне, выдержала все тяготы. В том числе, и, мягко говоря, непростой характер своего избранника.

Замечательно сказал в «Литературной газете» о Людмиле Владимировне в связи с её восьмидесятилетием критик и дипломат Борис Панкин: «Жизнь и деятельность Людмилы Владимировны – красноречивый ответ на вопрос, который волновал не одно поколение русских интеллигентов: выигрывает или проигрывает личность одного человека, если она добровольно, с упоением растворяется в личности другого? При жизни жена могла и поспорить с мужем, и, откроем секрет, поругаться с ним, в том числе и на идейно-содержательной почве. После смерти Фёдора Александровича она, талантливый критик, литературовед, культуролог, целиком и без оглядки посвятила себя служению творчеству и личности Фёдора Абрамова. В наши дни, когда смена вех происходит в среднем раз в неделю, такая вахта верности, основанная отнюдь не на одной личной привязанности, приобретает особое значение».

Веркольская прихожанка

Третья любовь Людмилы Владимировны – Артемиево-Веркольский монастырь. В 1990 году его строения, принадлежавшие государству, вернули церкви. Он восстановлен. Во многом – благодаря её усилиям. В монастыре не было иконы Артемия Веркольского – получена она от прихожанки Крутиковой-Абрамовой.

Немало икон принесено веркольцами, чьи родители или бабушки-дедушки унесли святыни, когда монастырь рушили ярые безбожники.

Началась подвижническая работа Людмилы Владимировны по восстановлению монастыря (Успенский собор стоял без крыши и окон, церковь во имя праведного отрока Артемия Веркольского – без куполов; отсутствовали в обители колокола и так далее) с того, что в 1988 году она услышала о чьём‑то намерении сделать в бывшей обители туристический центр. Возмутилась. Пошла к своему духовнику отцу Анатолию за благословением на дела по возрождению монастыря. Он не то что бы отговаривал её, но предостерегал: «Такая работа и мужчине не под силу…» Но услышал в ответ: «Кроме меня, некому…» И поехала Людмила Владимировна в Верколу, нашла там много помощников. Одним из них стал верный друг Абрамовых художник, «веркольский Пиросмани» Дмитрий Клопов. Его избрали председателем общины, он повёл финансовые дела. Ссорился с местной властью, не желавшей переезда школы из‑за реки: зачем власти лишние хлопоты?!. Клопов и лес заготовлял, и стёкла нарезал – на глаз, но точно, ни одно стекло не сломал.

В городе на Неве Людмила Владимировна организовала благотворительные вечера – в родном для Абрамовых университете, в Доме писателей, в Малом драматическом театре; вырученные средства пошли на возрождение обители.

Помогал Людмиле Владимировне и академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв. К слову, в 1988 году он дал ей рекомендацию для вступления в Союз писателей СССР.

Газета «Советская культура» напечатала статью Л. В. Крутиковой-Абрамовой о монастыре и опубликовала банковский расчётный счёт для пожертвований, и они поступали со всех концов тогда ещё СССР.

В общем, благих трудов Людмилы Владимировны было очень много, в результате монастырь является действующим. Прихожанка Крутикова-Абрамова торговала в его иконной лавке, пела на клиросе.

Думал ли Фёдор Александрович Абрамов о том, что монастырь со временем снова станет действующим? Возможно. Поэтому его возрождение – это ещё и память о писателе, желавшем возвращения обители её прежнего вида.

Есть ли в истории литературы подобный пример: какая ещё вдова столько сделала для памяти мужа?! Её самоотверженный труд – памятник писателю.

Впрочем, вспомним строки Бориса Корнилова:

Больше Российской словесности

Так никогда не везло.

Это об Анне Григорьевне, жене Достоевского. Не везло – до Крутиковой-Абрамовой.

Книги, книги… Их три десятка. Издавались даже в самое жестокое время. Последняя крутиковская, «В поисках истины», вышла в архангельском издательстве «Лоция» в 2015 году.

Людмила Владимировна систематизировала, расшифровывала и постоянно публиковала бережно хранимые ею наброски, отрывки, рабочие и дневниковые записи Фёдора Абрамова, без знания которых картина жизни писателя была бы далеко не полной.

За пару лет до наступления третьего тысячелетия Людмила Владимировна сломала шейку бедра. Нужна была операция. Больная отказалась: «Мне нельзя рисковать, я не завершила абрамовские дела». Работала, превозмогая боли. Чтобы восстановить здоровье, продолжала плавать в бассейне – её туда на автомашине возили, сама она передвигалась на костылях. Полностью восстановиться не удалось, боли мучили до самой смерти.

– «В поисках истины», – услышал я от Людмилы Владимировны в сентябре 2017 года, – о жизни вместе с Фёдором Абрамовым. Теперь надо писать о том, как живу за двоих. Но замысел‑то есть, а сил нету…

Сил уже не хватило.

34 года прожито «Людмилой-великомученицей» вместе с Абрамовым, 34 года – без него.

У Фёдора Абрамова счастливая посмертная судьба. «Великим счастливцем» называл он себя. Таким стал не только при жизни.

Похоронена Людмила Владимировна Крутикова-Абрамова в ставшей для неё родной Верколе рядом с Фёдором Александровичем.


Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ