О людях этой профессии обычно не пишут героических очерков, но без них – никуда, особенно в глубинке.
По две чёрные – в центре
Казалось бы – какие сейчас деревянные счёты, в наш‑то компьютерный век! Но зашёл как‑то раз в продовольственный магазин села Лена. Всё современно: просторно, светло, обилие товара далеко не по сельским меркам. Молодые продавщицы – две Татьяны и Марина – в синих фирменных пилотках, улыбками встречают всякого, кто сюда зашёл.
И только на прилавке, рядом в калькулятором – счёты. Да-да, те самые деревянные, с костяшками: коричневые по бокам и в центре каждого ряда – по две чёрные.
Все покупатели товар в витринах разглядывают, а я как будто приятеля из далёкой детской поры встретил: от этой магазинной древности глаз отвести не могу. Тут все трое в синих пилотках заметили, как я счёты разглядываю.
– Нет, это вовсе не музейный экспонат, – сказала одна, – мы на них считаем.
– И не хуже, чем на калькуляторе, – добавила вторая.
– Некоторые покупатели даже недовольны, когда мы этими счётами не пользуемся, – пояснила третья. – Говорят: на вашей машинке не видим, сколько нам насчитали. А на стареньких счётах всё видно…
Легенды дяди Коли
Старенькие те счёты что‑то уж очень далёкое напомнили вдруг. Не знаю почему, но полвека назад, а то и больше, в небольших продовольственных магазинах, будь то деревня или лесной посёлок, чаще всего хозяйничали мужчины. В нашем посёлке Первомайский (позже его назвали Урдомой), дядю Колю Хлызова в лицо знали все. Включая нас, дошколят, что было неудивительным, поскольку особо дефицитный продукт всем отпускался по сто – сто пятьдесят граммов, а норма на семью рассчитывалась просто: по числу голов, приведённых к прилавку.
Гудящая от возбуждения очередь брала своё начало ещё в районе входных дверей. При каждом открывании которых всех прижатых друг к дружке этой очередью обдавало зимним холодом. Свободным от тел оставался лишь угол пространства, по‑хозяйски занимаемый громоздкой деревянной бочкой с селёдкой, да скрытый десятками спин прилавок. К нему‑то, к этой заветной цели мы, прижатые лицом к фуфайке, неизвестно кому принадлежащей, так терпеливо стремились. Там, за спинами, пока ещё невидимый, недосягаемым для нас божеством открывался продавец, который угадывался по голосу и ещё какому‑то необъяснимому чувству. В фартуке и чёрных нарукавниках, с уверенностью повелителя Вселенной на лице, он, возвышаясь над прилавком, метал на металлическую тарелку весов маленькие гирьки и ловко вертел кульки из плотной коричневой бумаги.
Про эти весы по посёлку ходило немало легенд. Все они претендовали на раскрытие тайны взвешиваемых Хлызовым продуктов: на тарелке весов они казались тяжелее, чем были на самом деле. Помню, как кто‑то из соседок уверял, что ногу продавца и весы связывает невидимый глазу рычаг. Придавил под прилавком говорливый дядя Коля педаль ботинком – лишний гривенник из твоего кошелька долой.
– Да нет, – отмахивалась другая соседка, – какой там рычаг! Вы посмотрите внимательнее, как он в нужный момент правым пальцем – пальцем! – давит на весы. Сколько нужно граммов – столько и добавит. Нужно пятьдесят – будет пятьдесят, а то и все сто…
Мы, детвора, после тягучих и утомительных минут стояния в очереди и в предвкушении награды за потерянное время в виде нескольких конфет-подушечек из купленного кулька, оказавшись у прилавка, широкими глазами следили за весами и пальцами магазинного «фокусника».
Все эти легенды были, конечно же, выдумкой и вызваны привычной мерой отсчёта времени «от получки до получки». А ещё – особым статусом работников торговли, созданным тесным приближением их к дефицитным товарам.
Но что было настоящим фокусом, так это большие деревянные счёты на прилавке. Их круглые коричневые и чёрные костяшки, обращаясь на наших глазах в рубли и копейки, метались из стороны в сторону под ловкими пальцами продавца, который, казалось, даже не удостаивал их своего взгляда.
Керосиновая лампа на прилавке
В ту пору не только на разложенный на прилавках магазина товар, но и на самих продавцов смотрели как на людей особенных, для которых этот дефицит был более доступен.
Но значило ли это, что по ту сторону прилавка жизнь была слаще?
В клубе села Козьмино собрались за столом с чаем и пирогами ветераны местной торговли. Вспоминали о прошлом. О том, как в каждой деревне был свой магазин.
Продавцами в них были свои же, деревенские, и работали, как правило, годами, до ухода на пенсию. За Вычегдой в деревнях под общим названием Остров – Александра Филипповна Бережных, её деревенские звали проще – Божатка. Афанасия Семёновна Каменева – в Шономе, Валентина Петровна Илецкая – в Томиловской. В Суходоле торговлей ловко заправлял Евгений Михайлович Иельский.
– Дрова для печей заготовляли сами продавцы, – вспоминала Татьяна Александровна Галина. – Распилить‑то ещё распилят, а коли сама. Дрова сырые, печь не топится – иди старые ящики разламывай, чтобы растопить.
Небольшие склады при них и вовсе не отапливались, так что в зимние месяцы привычный наряд продавца – валенки да полушубок, поверх которого белый фартук. Когда надо было из деревни в село Козьмино за товаром ехать – колхоз выделял лошадь, а уж весь груз со склада на сани да с саней в магазин самой приходилось грузить-разгружать. Грузчиков иметь не полагалось.
– Света не было, – ещё из практики деревенских продавцов тех лет, – электричество здесь появилось лишь в конце шестидесятых годов. Керосиновая лампа стояла на прилавке. Так и работали – с лампами.
Интересная работа!
Ещё одна наша собеседница – Галина Алексеевна Селиванова. В Козьмино работала продавцом в магазине, затем – ревизором, что было, по её словам, самой интересной работой.
– Чем интересна? У нас было девять магазинов, раз в полгода в каждом нужно провести инвентаризацию. Здесь‑то, в Козьмино, всё на месте, а в деревни ещё нужно было как‑то попасть.
Ходили пешком, даже до Суходола: доедешь зимой до своротки на Шоному, и дальше – через Вычегду по льду. И ничего, только одного боялись – волков. Живём там целую неделю, у Иельского живём долго, товару полно. А дома‑то ребёнок!
Летом за реку попадали на лодках. Когда‑то муж у меня договорился с местными рыбаками, что ближе к ночи на берегу они меня подберут. Я вышла от маслозавода, спустилась, весь берег прошла до церкви. Никаких рыбаков нет. Ждала-ждала, да опять ушла к продавцу ночевать.
Вдруг слышу: в окно – бум-бум-бум! Это два часа ночи, наверное. Оказалось, что рыбаки вернулись домой и мужу сказали: не нашли её. Он тут же отправился на берег, сел в лодку и поехал за мной. Помню, возвращались: ночь, ветер, такая гроза началась. Муж спрашивает: страшно? А мне так хорошо, я головой мотаю: мне с тобой ничего не страшно!
Ну разве не интересная работа была?
