Археологи ищут в Северной Двине затонувшие корабли
Археолог Центра морских исследований МГУ Иван Горлов уже более пяти лет занимается подводной археологией. Он принял участие в десятке подводно-археологических экспедиций, прошёл стажировку в международном центре подводной археологии ЮНЕСКО и сегодня изучает археологический потенциал Северной Двины. Осенью 2019 года в ходе экспедиции его команде удалось найти несколько затонувших судов, одно из которых может оказаться поморской деревянной парусной ладьей XVIII века «Преподобный Зосима».
Ученым удалось собрать большую междисциплинарную команду, усилиями которой смогли провести серьёзную исследовательскую работу
– Иван Олегович, учёным известно, сколько всего судов затонуло в Северной Двине?
– Статистика знает, сколько всего в мире затонуло судов – больше трёх миллионов. Но сколько из них затонуло в Архангельске, в Северной Двине, доподлинно неизвестно. При этом мы точно знаем, что Северная Двина в истории России была одной из важнейших транспортных артерий. На протяжении полутора веков, начиная с конца XVI века, она была основным торговым путём, по которому осуществлялся товарообмен с западной Европой. Из бассейна Северной Двины покорялась Русская Америка, на её берегах формировался наш торговый флот. Однако большая часть того что мы знаем об этом пласте истории, основывается, в первую очередь, на письменных источниках. Поэтому потенциал реки, включая её основные притоки, огромен. Это касается не только количества потенциальных памятников, но и их качества. Причём здесь речь идёт вообще обо всех следах существования человека на этой территории с момента последнего оледенения.
– Почему именно сегодня подводная археология рек вызывает такой интерес учёных и какие задачи вы ставите перед собой?
– Подводное культурное наследие – это ценная часть культурного наследия человечества, свидетельства важных исторических событий. Сохранять его необходимо, потому что это фундамент устойчивого развития нашего государства. Отечественная подводная археология во второй половине – конце 20 го века складывалась преимущественно как морская. Хотя и на реках было сделано несколько интересных находок. Например, выжженный из ствола 360‑летнего дуба челн с реки Южный Буг, долблёнка из Среднего Дона. Но всё‑таки планомерного развития речное направление не получило.
Иван Горлов
Сегодня наша первая задача как исследователей – актуализация информации об объектах, по тем или иным причинам оказавшихся под водой, и об их состоянии. Эта информация необходима, чтобы понять, какие меры надо предпринять для их сохранения. Кроме археологического изучения объектов, есть ещё популяризация информации о подводном наследии, музеефикация тех объектов, которые мы выявили, экспонирование их и, в конечном счёте, создание музея подводной археологии Северной Двины.
– Вы сказали, что доподлинно неизвестно, сколько судов затонуло в Северной Двине. Получается, это поиск наобум?
– Нет, нельзя сказать, что мы совсем ничего не знаем. Сегодня много архивных источников, карт, просто эта информация разрознена. Архангельский краеведческий музей сегодня ведёт планомерную работу по аккумуляции информации, координации полевых работ и готовится принимать подводно-археологические находки. Буквально неделю назад завершился семинар по консервации мокрого археологического металла.
– На основе этих данных вы и вели поиски в Северной Двине этим летом?
– К непосредственным поискам затонувших судов мы шли долго, почти три года. В этом процессе участвовало огромное количество людей. К счастью, мы нашли отклик и в научной среде, и у тех, кто связан с Арктикой и непосредственно работает на реке и в море. В итоге нам удалось собрать большую междисциплинарную команду, усилиями которой смогли провести серьёзную исследовательскую работу. К сожалению, нам удалось сделать меньше, чем было запланировано. Работы велись на участке Соломбальского рейда площадью приблизительно 50 гектаров. Но даже такой небольшой участок уже дал результаты. Изображения кораблей были получены с помощью гидролокаторов, то есть звука. Таким образом, это, по сути, псевдоизображения, каждая точка которых показывает, как громко откликнулся объект.
Суммарно выделено больше двух десятков целей. Наибольший интерес представляет почти полностью сохранившийся корпус судна длиной порядка 25 метров и шириной около восьми метров, ориентированный носовой оконечностью против течения. Песок замыл только внутреннюю часть, и есть надежда, что вокруг могут сохраниться предметы, имеющие отношение к этому объекту. Мы наложили это изображение на схему чертежа поморской деревянной парусной ладьи XVIII века «Преподобный Зосима» и получили очень близкое совпадение. Возможно, что это одна из ладей, которые строились в Сумском остроге. Быть может и сам «Преподобный Зосима». Кстати, после того как судно затонуло, по его чертежам в 90‑х годах прошлого века была построена его реплика «Святитель Николай», которая до сих пор ходит.
Другой объект, скорее всего, является перевёрнутой деревянной баржей, однако такие обводы и размеры были и у судов типа гукор, которые строились в Архангельске в XVIII–XIX вв. Остальные объекты были классифицированы как небольшие лодки и замытые части судов. В следующем году мы надеемся дообследовать этот район и провести разведку в местах исторического судоходства.
– С какими проблемами вы столкнулись при поисках?
– Все проблемы изучения Северной Двины связаны с её особенностями гидрологии, с течениями. Поэтому не факт, что предметы, которые мы нашли в этом году, будут находиться на этом же месте в следующем. Их может снести течением или занести осадками. Трудно работать и водолазам – их сносит течением, крайне низкая видимость и высокое замутье. Кроме того, на реке очень интенсивное движение, а большинство интересных находок сохранились именно в тех местах, где идёт активное судоходство. Безусловно, есть участки, в которых можно работать летом и зимой, где невысокие течения, есть участки посреди реки, но там темно, холодно и страшно, но мы будем нырять.
– Вы работаете только с научными источниками или информацию от населения тоже учитываете?
– На первом этапе, как и в любом другом историческом исследовании, мы собираем информацию, изучаем архивы, исторические карты. По возможности общаемся с местными жителями. Слухи и легенды тоже важный источник.
В странах с развитой системой сохранения подводного наследия существует такая практика как информирование о случайных находках. Она распространена среди людей, постоянно работающих с водой, рекой, например, рыбаков. Люди сообщают о находках, и такая информация поощряется. В России такой механизм пока не работает, но, на мой взгляд, его нужно внедрять, он будет полезен.
– Найти затонувшее судно – это, наверное, только полдела.
– Это один из этапов работы. Дальше стоит вопрос о консервации объекта, его реставрации, экспонировании. В России сегодня самая большая проблема – это консервация объектов. У нас всё не так плохо, как пару лет назад, но всё ещё плохо, так как нет постоянно работающих консервационных мастерских, которые могли бы развивать весь комплекс работ.
– А как же подъём судов?
– При всей романтичности и заманчивости идеи подъёма и сохранения деревянного судна это в большинстве случае совершенно не оправданное мероприятие, способное привести к порче и утрате памятника. Помимо прочего, и чрезвычайно затратное.
В соответствии с международным принципом сохранения объектов подводного наследия их принято сохранять, не извлекая из среды – in situ. В случае с Северной Двиной это актуально вдвойне. Изучаться и раскапываться, на мой взгляд, должны в первую очередь те объекты, которым угрожает уничтожение, или, как это недавно произошло на Ладоге, когда после шторма выносит деревянный остов. Тогда разрабатывается проект подъёма и консервации и судно сохраняют.
В холодных и пресных водах деревянные суда сохраняются гораздо лучше, в силу этого и случаев подъёма деревянных судов, и их частей в Северной столице больше. Так, например, в музее истории Кронштадта вы можете увидеть часть корабля «Портсмут», извлечённую со дна Финского залива.
– Может ли в Архангельске появиться музей археологии Северной Двины? Что для этого необходимо?
– Я полагаю, что такой музей обязательно должен появиться. Но его появление будет зависеть и от археологов, которые должны снабдить его экспонатами, и от реставраторов, которые обеспечат им долгую жизнь, и от местной власти, и от жителей города, которые, я надеюсь, активно поддержат эту идею.
Сегодня можно говорить о создании музейных экспозиций, используя те предметы, которые уже есть в музеях, или создании виртуальных экспозиций. Например, есть опыт создания 3d-модели объекта на основе снимков.
– Когда вы планируете проведение водолазных работ, на каких участках, что хотите найти?
– Водолазные работы запланированы со следующего сезона, возможно, на ряде объектов нам придётся привлекать профессиональных водолазов, так как условия работы обещают быть очень непростыми. Мы должны обследовать уже найденные объекты, объекты, которые будут обнаружены в следующем сезоне, чтобы детально зафиксировать и описать их. Помимо этого, предстоит обследовать подводную часть остатков гидротехнических сооружений, чтобы проверить ряд гипотез о расположении партикулярных верфей. Более детально раскрыть места работ я не имею права.
– Какой должна быть система работы с подводным наследием, в том числе для Архангельска?
– Комплексной. Работа с подводным наследием не ограничивается подводной археологией, скорее, она с неё начинается. Система должна обеспечивать не только выявление памятников. Нам нужна система, в которой археолог передавал бы эстафету археометристам и реставраторам, они, в свою очередь, музейным хранителям и проектировщикам, а те делали бы обнаруженные объекты достоянием общества и интегрировали их в туристическую систему. Сегодня нам не хватает правового поля и специалистов. У нас есть почти все детали, но нет системы. Я надеюсь, что в ближайшее время мы получим правовую основу и поддержку государства для подготовки специалистов и сможем создать эффективную систему. До этих пор задача людей, которые сегодня работают в этой области – показывать обществу и государству важность подводного культурного наследия и рассказывать о необходимости системного подхода к этой особой форме наследия.
