Недалеко от его дома, на Поморской улице, возвысился тополь. Степан вскарабкался на него. Смотрит — на суку лежит воронье гнездо. Полез за ним, а сук и обломался. Степан шмякнулся.
Он‑то встал, а воронье гнездо упало на землю и развалилось.
Тут прилетела ворона. Закричала на своём карканском языке и выпустила белый жидкий помёт. Ворона хотела клюнуть хулигана, да тот отогнал её палкой. Три дня отмывал Степан голову и рубаху.
С тех пор у Писахова и ворон взаимная неприязнь. Вороны преследовали его по всему Архангельску.
Он отпустил бороду и прикрыл голову шлемом, думал, не узнают. Но вороны обнаружили его по широкому лбу. Тогда он стал носить отцовскую фетровую шляпу. С птичьего полёта видна была только борода. Но вороны не вычисляли его среди бородатых. Стали преследовать всех, кто носит бороду.
«Вороньи» мучения Степана Григорьевича закончились в 1960 году — он почил. А те птицы ещё живы и сохранили враждебность к бородатым мужчинам.
Не повезло мне.
Гуляю по набережной Северной Двины, а впереди на ветку берёзы села ворона и так раскаркалась, что у меня в ушах зазвенело. Я шуганул её и пошёл дальше. А она не отстаёт: летает и кричит. Снимаю кепку, машу-отгоняю да смотрю, чтобы не нагадила. Подумал: видно, где‑то у неё здесь гнездо.
Прошёл метров пятнадцать — ворона отстала. Я успокоился, надел кепку и двинулся в библиотеку «Добролюбовку». А она, видя, что я потерял бдительность, спикировала. Повезло: промахнулась. Лишь слегка по виску саданула.
Я дал ходу и влетел в библиотеку. Рассказал библиотекарю Елене Ивановне Тропичевой об агрессивной вороне. Она не посочувствовала, а залилась смехом.
Пришлось купить от вороньего дождя зонтик.